действительности, что очень часто наблюдается у молодых людей и преодолевается мудростью жизненного опыта или ломает жизнь беспечно самоуверенным.
А действительно проверенное, что имеет статус реально пережитого, проверенное не "логическим" размышлением, а сопоставлением с объективной реальностью, бывает очень хорошо подготовлено для применения и не подведет в привычных ситуациях.
Эти две стороны субъективности нужно четко научиться различать, полагаясь в действиях только на вторую, - надежную модель реальности, а первую, которую лучше называть бредом, использовать лишь как фантазию в творческих попытках найти новое решение по аналогии.
Формализация - попытка передать свой проверенный опыт или свою фантазию другим людям. Она будет не полной и некорректной без объявления ее статуса проверки реальностью. Но обычно это подразумевается по умолчанию так, что для специалистов итак ясен этот статус, а неспециалисты легко могут обманываться, чем и пользуются мошенники.
Системная модель понимания позволяет передать сведения о ней другим людям, от которых зависит эффективность совместных действий в жизни. Творческая фантазия тоже может быть формализована как социальный продукт взаимодействий, но на уровне субъективности, в неформализованном виде она чаще играет роль вымысла, хотя и не бессмысленного, а отражающего личное отношение. Бред стоит держать в голове, если только не позволить себе развлечь им своего друга в контексте ни к чему не обязывающих разговоров. Но иногда он прорывается в силу своей высокой значимости в виде ярких идей или из-за патологических состояний (например, при повышенной температуре).
Чтобы передать сведения своей системной модели другому, нужно достаточное количество взаимопонимаемых символов общения, способных отразить образ. И нужно, чтобы воспринимающий это человек уже хорошо знал смысл этих символов.
Кошка не знает наши слова и, не обращая внимания, пропустит все мимо ушей, если только нам не удалось привлечь ее чем-то для нее важным, связанным со словами или интонацией. У аборигенов потерянного в океане острова может быть всего-то 30 слов и штук 50 жестов, чего не хватит для передачи сведений культуры цивилизованного человека. Их пришлось бы последовательно обучать всему тому, что постигается ребенком в ранние годы, потом в школе, потом при общении на профессиональные темы.
Ни один самый мудрый и опытный человек не сможет рассказать ребенку или кошке сведения из передней области своей специфики, хотя многие упрекают: раз ты так хорошо это знаешь, то мог бы легко все объяснить парой слов.
Часто ученому, у которого созрела качественная системная модель понимания исследуемого явления, приходится придумывать новые слова для обозначения того, что в его голове уже есть в виде взаимосвязей, но не выразимо существующими словами. И тогда ему приходится сначала вводить эти понятия так, чтобы они могли условно обозначить нужный смысл, связав с неким произвольным звучанием слова. Иногда даже как бы известного слова, но в данном контексте, обозначающем совершенно не то, что значило раньше. Так, физики придумали слова "аромат" и "цвет" для описания кварков. И появились модели ароматов разных видов кварков, различающие их как ароматы видов цветов. В самом раннем возрасте так дети придумывают слова, это называется детским лепетом.
Можно подумать, что если бы люди обладали возможностью полностью воспринимать мысли и образы другого человека, то никакой формализации для общения не нужно было бы. Но в голове человека уже есть формализация: отдельные образы представляют собой сжатое обозначение более развернутого восприятия так, что различают наглядно-образное мышление и абстрактно-отвлеченное от первоначальных образов. Это необходимо для самой возможности мыслить, как необходимо выделять из окружающего отдельные образы, а не рассматривать сразу всю сложнейшую картину происходящего. Это характеризует ясность мысли и четкость смысла. Так что формализация - не придумка людей, а - следствие важнейшего механизма выделения главного из всего, заменяемого одним символом (идентификатором) уникального образа, полноценно заменяющим его.
Но для эффективности коммуникации между людьми нужны не такие символы, а те, которые возникли по взаимной договоренности, также заменяющие целые совокупности более простых образов. Они называются вербальными (словесными) символами общения или просто словами. И они затрагивают не примитивные слои усложняющихся образов сенсорных каналов восприятия, а результаты их осмысления - связывания с произвольным смыслом, а не примитивной значимостью. Если удается передать смысл, то слово понимается, если нет, то возникает непонимание или многозначительное понимание, в каком это смысле сказано.
Как-то я в горах спросил знакомого киргиза, что означает врезавшееся в память слово, которое прозвучало в юрте. Он не понял и переспросил. Я еще более тщательно выговорил слово, но снова без толку. Это было удивительно и для меня, и для него. Наконец, выясняя, где я услышал это слово, в каком именно случае, знакомый понял его смысл и, смеясь от абсурдной ситуации, пояснил мне, а заодно сказал, что я хоть в целом и верно передал звучание, но совсем слегка необычно так, что само по себе слово стало совершенно неузнаваемым без контекста. В русском языке есть слово "коса", которое в разных контекстах имеет четыре совершенно разных значения (понимаемых смысла). И если бы какой-то иностранец спросил, что означает "коса", то я бы не сообразил, что это такое, особенно, если бы он плохо выговорил букву “к”.
Очень часто такая путаница возникает в словарях, когда автор пытается формально описать свойства определяемого объекта в отрыве от контекста. Так возникают тексты, по которым каждый начинает составлять свое мнение в силу свой искушенности, интерпретируя сказанное. Игнорирование контекста, придающего определенный смысл передаваемым сведениям, делает их неопределенными, и это - большая беда не только словарных определений, но и существующей системы обучения, когда люди получают "книжные знания". Проблему сразу бывает трудно понять, потому что это подразумевает понимание того, что такое смысл, как организуется понимание у субъекта. Эти моменты проясняются в статье "Как объяснить, что такое ложка?" (fornit.ru/7657).
Математики придумали свою специфическую систему терминов и прекрасно понимают друг друга. А другие специалисты, не владеющие такой виртуозностью, завидуют им, потому что сложился миф, что все в мире по-настоящему верно можно понять только с помощью математики. Типа если теоретик не математизировал свою теорию, то они никчемна и слаба. А все сложнейшие явления нужно постигать, формализуя их только в математической модели. Получается наоборот: не идея облекается в символьную форму для передачи другим, а сначала как бы нужно сформировать математическую модель, которая и позволит по-настоящему понять суть идеи и явления. Математики ничего не понимают в организации механизмов психики, им не приходит в голову, что всегда и без исключения идея сначала возникает в голове - не в оформленной словами или математическими символами виде, а в виде активного контекста, придающего значимость совокупности образов и, тем самым, - понимания того, что значат те или иные образы. Всегда сначала происходит понимание, а только потом становится возможной формализация.
Вербальные символы могут обозначать как бредовые мыслительные конструкции, флуктуирующие в бессознательном, так и осознанные модели понимания, имеющие системный, выверенный характер. И даже - неадекватные реальности псевдо-системные модели, возникшие как результат произвольного убеждения в правильности.
Чтобы мысли в нужный момент не разлетались беспорядочным бредом, а следовали какой-то направляемой нерешенной проблемой системе, они должны возникать в контексте определенной целевой системы. Такую дисциплину мышления с доминирующей целью решения проблемы (или просто доминантой) возможно эффективно развивать. И тогда даже бессознательные процессы будут участвовать в решении по случайно возникающей аналогии, вызывая озарения удачным предположением, проверка которого в реальности закроет проблему (психологи говорят про закрытый гештальт).
Системное мышление
Говорят, что в правильно поставленном проблемном (а не информационном) вопросе содержится половина ответа. Половина, конечно, приблизительно, но сколько? И что такое правильность постановки вопроса?
К примеру, вопрос, рано или поздно застигающий любого философа: "В чем смысл жизни?". Правильно ли он задан и где в нем половина ответа? Слово "жизнь" понимается очень размыто, хотя по умолчанию имеется в виду вся жизнь - то, что представляет живой человек в окружающем в течение своего человеческого существования. И слово "смысл" требует однозначного определения. В словарях нет точной формулировки, а есть привнесенный философами сакраментальный оттенок: смысл - некое предназначение. Но тогда вопрос бы звучал: "В чем предназначение жизни?" и осталось бы конкретизировать, а кто определяет предназначение? Определяет государство? Или определяет половой партнер? А если имеется в виду Бог - то нужно уточнять, что конкретно такое - Бог.
В первом случае ответ "государство" на вопрос становится достаточно очевиден в виду определенности требований государства к своим гражданам и сформулирован в виде прав и обязанностей. Во втором случае обычно бывает достаточно известно, что ждет от вас данный человек в партнерстве, если это - хорошо знакомый человек, то он, скорее всего, уже достаточно конкретно сформулировал свои пожелания. А про то, что требует Бог, можно только догадываться или верить тем, кто взял на себя смелость быть посредником.
Со словом "смысл" возникает проблема, потому что оно отражает некое качество психики, о котором мало что известно даже академическим ученым. Теория МВАП (fornit.ru/7431) уточняет, что смысл по своей психофизиологической сути — это осознанная значимость. И тогда вопрос формулируется: "В чем состоит осознанная значимость моей жизни?". Ответ сразу напрашивается сам собой: кто как не сам человек может сказать, как он оценивает значимость своей жизни.
Фантаст Роберт Шекли в рассказе "Верный вопрос" еще больше усиливает требование к корректности вопроса: «Чтобы правильно задать вопрос, надо знать большую часть ответа». Он, все же, не доходит до того, чтобы заявить, что надо знать весь ответ, иначе бы вопрос просто нужно было бы назвать проблемой. А может это и в самом деле одно и тоже? Тогда все еще больше проясняется: чтобы получить ответ нужно полностью решить данную проблему, сформулированную в виде вопроса.
Анализируя разные проблемные вопросы до уровня их полной конкретизации, становится ясно, что корректно составленный вопрос содержит весь ответ. Ясно, что невозможно полно и однозначно описать проблему, не зная ее решения. Получается, что проблема в формулировке вопроса - лишь первое приближение к решению проблемы, и попытки
