Двое из Марамуреша. Часть 4.

но тот очень умело изображал радушие гостеприимства. При свете факелов увидел наш герой перед собой молодца стройного как липа, с золотистыми локонами, аристократично-бледного, так что на ладонях сквозь кожу даже просвечивали голубые жилки. Но несмотря на природную хрупкость, белоручкой бы его никто не прозвал - видно было что тело его закалилось во многих битвах, а лицо обветрилось от многих странствий.  Чело у воспитанника господина Майера было высокое, аккуратно закрытое кудрявой длинной чёлкой. Орлиный нос, изогнутые ноздри и белые зубы, сверкавшие при каждой улыбке, придавали всему лицу выражение несколько хищное, но было в этих чертах нечто, заставляющее девичьи сердца биться сильнее. На нем был доломан из тонкого темно-синего сукна,  искусно отделанный золотой вышивкой, с пуговицами из драгоценных камней, а узкие штаны из мягкой лосиной кожи были заправлены в высокие сапоги. Да и манеры его не выказывали низкого происхождения - наоборот, в них чувствовались и мудрость, и учтивость.
При входе он как ни в чем не бывало поцеловал ручку Мине, угостил табаком её отца, и усевшись на диван, непринуждённо спросил Михая:
- Ваша милость, как я слышал, об экспорте скота с господином Майером говорили?
- Именно об этом. Опять Османская империя главенствовать желает - надо бы ей прыть поубавить. - холодно ответил собеседник 
- Да уж, давно пора собакам турецким клыки перешибить. Верно, не врут слухи что светлейший граф Тёкели в политике виляет между турками да ляхами. Гибок он в этом деле, аки змий! - со знанием дела подтвердил Олах.
-  Да вы, ваша милость, поди и под Веной воевали? - тонко улыбнулся Маринеску.
- Бывал я и в том пекле, и готов своей головой поклясться что кровь свою проливал не хуже других. Да и некоторые турки на нашей стороне были, так что восторжествует наша вера, сбросим ярмо уплаты дани нехристям этим!
- Дай-то бог! - глубоко вздохнул старый Иоганн.
В это время дверь отворилась и вошла старая нянюшка - пленная турчанка. Перед собой она везла в деревянном кресле на колесах ребенка -  голубоглазую девочку лет пяти с рыжеватыми волосами.
Лайош, увидев ребёнка, сморщился как от зубной боли. 
- Что с ней? - осторожно спросил Михай у Мины. Та вздохнула и ответила: 
- Это сестричка моя младшая, Лиза. С рождения бог не дал ей способность ходить, так что она может лишь ездить на этом кресле. Хорошо что с ней верная Лейла-Зара, что знает много-много песен и сказок, дабы утешить и развлечь малышку.
Познакомься, Лиза. Это важный гость моего отца, господин Маринеску.
Тот ласково улыбнулся девочке и присел перед ней, чтобы общаться на равных:
- Здравствуй, Лиза. Как ты поживаешь?
Девочка протянула руки, аккуратно обняла гостя и восторженно ответила:
- Вы такой милый и добрый! Как ангел, что я сегодня видела во сне!
Все невольно засмеялись, а малышка продолжила:
- Я сегодня с няней гуляла в саду. Везде снег, деревья тоже в снегу и все такое красивое-красивое! А ещё у нас сегодня кошка окотилась. Хотите одного котёнка? А вы издалека приехали? А барон выше графа или нет? А у вас дом большой? А ветер отчего дует? Оттого что деревья качаются? Мина, я пить хочу!
- Тише-тише, Лиза. А то ты нашего гостя с ума сведешь своими вопросами. На, держи. - Мина улыбнулась, налила воды в глиняную кружку и протянула малышке. Та стала пить воду жадными глотками. Взяв у Лизы кружку, девушка ласково спросила:
- Не пойти ли тебе спать, дитя моё?
- Нееет. - капризно протянула девочка. - Ты мне песню спой, тогда спать пойду.
- Какую песню? Про двери Тамерлана, про горца или белую кошку? - терпеливо расспрашивала Мина.
- Не хочу про кошку! Хочу ту, которую ты в светёлке поёшь! Ну пожалуйста! - начала капризничать Лиза.
- Ну и что это за песня, любимая? - фамильярно ухмыльнулся Лайош и протянул было к девушке руку, но Мина проворно ударила парня по ладони.
- Я не буду петь, у меня плохо получится.
- Ой, стесняешься, доченька. Она у меня поёт как соловей. Мы тебя просим Мина, давай. - ухмыльнулся в бороду отец.
- Иначе я спать не пойду! - предупредила младшая дочка.
- Ну, хорошо. Слушайте. - вздохнула старшая дочь и все мгновенно затихли.
Мина присела на диван, взяла в руки лютню, начала играть на ней и красивым, нежным голосом петь:
- Вертись, вертись, мое колесо,
Тянись, тянись, шерстяная нить.
Отдавай, мой гость, мне мое кольцо,
А не хочешь если, совсем возьми.
Отдавай, мой гость, мне мое кольцо,
А не хочешь если, совсем возьми.

Я себя сегодня не узнаю:
То ли сон дурной, то ли свет не бел...
Отдавай мне душу, мой гость, мою,
А не хочешь если, бери себе.
Отдавай мне душу, мой гость, мою,
А не хочешь если, бери себе.

Сидя на диване рядом со старшей сестрой, младшая внимательно вслушивалась в слова, откинув голову назад. И постепенно на лице девочки появлялись спокойствие и сонливость. Наконец, она наклонила голову вниз и задремала.
- Из-за того, что жизнь малышку обделила здоровьем, к вечеру ей становится тяжело и все время играть хочется, словно желая жизнь эту полной грудью вдохнуть. Так-то. - печально ответил отец. 
Тем временем Вильгельмина тихо допела песню:
- Звон стоит в ушах и трудней дышать,
И прядется не шерсть - только мягкий шелк.
И зачем мне, право, моя душа,
Если ей у тебя, мой гость, хорошо?
И зачем мне, право, моя душа
Если ей у тебя, мой гость, хорошо...

В этот момент со двора хлопнула дверь и в горницу вбежала служанка Андриа.
- Ряженые пришли, герр Майер! Позвать? - задорно крикнула она. 
- Ой, да зачем их звать, - заворчал старик - грязи натопчут, расшумятся, да и Лизе пора спать идти...
- Ну пожалуйста, батюшка - умоляюще сложила на груди руки старшая дочь - я так хочу посмотреть ряженых! Так весело будет!...
- И я хочу, и я хочу! Ну пожалуйста... - трогательно протянула малышка и обняла отца.
- Ну куда столько народу сюда?... Ладно уж, пусть заходят!...
- А как они наряжены, Андриа?
- Ой чудно, ягодка моя... Одна-то козой, другой медведем, а третий цыганом.
- Ух ты!... - восторженно пискнула девочка и взяла за руку няню.
В сенях послышался громкий шум и топот ног. Андриа распахнула дверь и восторженно крикнула:
- Проходите, гости дорогие!...
Первым зашёл "медведь": на нем был огромный, вывороченный мехом тулуп, лицо его было закрыто надвинутой на глаза меховой шапкой и чёрным платком; "козу" скрывала простыня, наверху которой торчала палка с насаженной на неё деревянной козьей головой. Следом за ними выступал черноглазый кудрявый парень в заплатанной одежде и вымазанном сажей лицом.
- Вечер добрый вам, господа - сказал "поводильщик". - А мы вот потешить вас, позабавить пришли. Ну-ка, друг мой Урсул, спляши-ка что-нибудь!...
В толпе заиграли на флейте и скрипке и медведь начал кружиться и топать да так уморительно, что молодёжь прыснула со смеху. Да и Михай, посмеиваясь, заметил что Лиза испугалась "козы" и прижалась к няне. А коза тут же начала блеять на девочку и показывать ей "рожки". Танец медведя закончился и услышав козу, малышка испуганно зажмурилась. Тут же Михай выдернул соломинку из пучка лучины для огня и легонько шлепнул козу "хворостинкой". Та аж отпрыгнула совсем как настоящая, причём так потешно, что Лиза тут же перестала бояться и одобрительно взглянула на "дядю-рыцаря".
- А теперь, козочка, и ты нас повесели. Ну-ка!... - одобрительно сказал "цыган", подмигнув сёстрам.
Коза вышла на середину горницы и вытащила из-под правого края простыни резной деревянный ящичек. Повертела его в руках, открыла и закрыла, дабы все поверили что ящик внутри пустой. Затем вытащила из-под левого края простыни кружевной платочек и накрыла им ящичек. Затем взмахнула руками, пробубнила "волшебные слова", сняла платок и открыв ящик вытащила: подкову на счастье для Иоганна Майера, пряник для старой Лейлы-Зары, деревянную свистульку для маленькой Лизы, букетик еловых веточек для Мины, две мелкие монетки для Лайоша и Михая, и наконец... пятнистого черно-белого козленка, которого малышка восторженно обняла и уже не расставалась. Нахмурившись, отец семейства уже хотел прогнать ряженых... но посмотрел как счастливы обе его дочери и милостиво махнул рукой: продолжайте, чего уж там!
Озорники-музыканты мигом все поняли и заиграли медленную мелодию, под которую так и хотелось закружиться в вальсе. Иоганн Майер давно уже понял, на кого из молодых людей засматривается его старшая дочь, поэтому быстро завел деловой разговор со своим воспитанником, дабы ничто не мешало графу Маринеску пригласить на танец красавицу Вильгельмину.
Танцуя со столь прекрасной дамой, Михай шептал Мине:
- По сравнению с твоим пением, радость моя - ангелы небесные кудахчут словно хохлатки.
- Ох и бойкий же вы, господин граф! Не боитесь за столь великое богохульство отправиться в геенну огненную, а? - шутливо прищурившись, отвечала она.
- Ради Вас, фройляйн Майер, я бы всех чертей заставил сажать цветы, учить манеры и кланяться в пояс, лишь бы вы были довольны, ангел мой!
- Неужели вы столь бесстрашны, сударь?
- Зовите меня просто Михай. Это столь же верно, как и то, что ради Вас я бы согласился перетянуть на себя болезнь вашей младшей сестрички, лишь бы она была здорова. Жаль только, что из-за этого болезни я б не смог гулять один с вами, что конечно же, тоже мука непереносимая.
- Не говори так, завтра ты уже готов будешь променять меня на другую.
- Что ты, что ты! С тобой другие женщины - что канарейки рядом с лебёдушкой, с другой столь высокого чувства я вовек не испытаю, а тебя - никогда не забуду.
Глаза девушки засверкали словно звёзды, а руки задрожали. Она задышала часто-часто, и чуть не споткнулась на ровном месте, так что галантному кавалеру пришлось подхватить её за талию. 
- Уж скорее ты, голубка моя, забудешь обо мне рядом с этим пригожим кавалером, что очей с тебя не спускает. Он и стройнее, и элегантнее, и красивее меня...
- Никогда! Никогда! - пылко и нежно воскликнула очаровательная Мина. - Только берегись его, душа моя, он опасен, жесток и необуздан.
- Да что мне этот мадьяр! Пусть хоть вся Венгрия выйдет на меня войной, уж и тогда я смогу защитить тебя! Лишь бы только знать, взаимностью ли Вы отвечаете мне, моя госпожа.
Девушка встала на цыпочки и нежно шепнула в ухо избраннику: "Да."
Тут же весь мир показался ему раем небесным, прекрасным как на заре времен, он готов был полюбить весь мир, словно вместо тёмного вечера небо осветил нежно-розовый рассвет, за спиной выросли крылья и сама зима, болезнь и смерть отступили перед этой любовью. Но тут же глаза графа наткнулись на лицо молодого Лайоша, в котором словно отразились вся ярость и ненависть человечества, и по нему было видно - за прекрасную дочь галантерейщика он будет драться насмерть. "Да плевать мне на тебя, катись ко всем чертям! И чтоб не смел прикоснуться к этой богине!" - расхрабрившись, думал наш герой. К тому же он видел, с какой искренней нежностью смотрит Мина на него, как очаровательно смущается глядя на него, и как румянятся её румяные щёчки, и как старательно поправляет косы, стараясь выглядеть ещё краше. Хоть Вильгельмина Майер и росла с сестрой без матери в одиночестве, терпеливо перенося прихоти сварливого отца, как ни крути - она была молодой, яркой, жаждущей любви девушкой, которой так не хватало нежности и ласки. И любовь