Двое из Марамуреша. Часть 4.

следует о них ударился. Маринеску схватил его за шкирку, дёрнул вверх и хищно прошептал:
- Ну я же предупреждал…
И с этими словами он откусил парню голову, вгрызаясь в свежую плоть как волк в бок убитой овцы, жадно глотая кровь, показавшуюся вкуснее родниковой воды… И даже не заметил, как остальные разбойники с криком побежали.
Тут же отбросил труп, сложил руки рупором и проорал:
- Расскажете кому - найду и убью!
И завершив трапезу, отер лицо пригоршней холодного снега. Закопав тело, крепко обнял напуганную кобылку, и поехал в город. 
После собрания в гильдии ноги устало ныли, а желудок отчаянно требовал еды, вместе с крепким пивом. Зашёл в первую же таверну, заказал жареного барашка и несколько кружек пива. После сытной трапезы к нему подсел собеседник. Светловолосый такой, глаза серые - на венгра смахивает. Тихий какой-то да мрачный.
- «Попытка не пытка, спрос не беда» - решил молодой барон и негромко спросил:
- Не знаете, как доехать до торговца Иоганна Майера?
- А, к старику Майеру? - несколько оживился незнакомец. - Сворачиваете отсюда влево, проезжаете пару улиц, затем сворачиваете вправо, проезжаете одну улицу, затем через одну улицу прямо. Увидите розовый дом с резными наличниками, а рядом попроще, желтый - вот в нем старик и держит свою лавку. А вы случайно не через лес ехали?
- Как раз через него. - обрадовался Михай. Рыбка клюнула! - А вы случайно не знаете, что там за большой дуб на поляне?
- Да мне как-то друг рассказывал, что в этой корчме раньше был трактирщик Попеску. И часто заходила сюда красотка одна, Николетта Паску . Ох, чудесной красоты была девушка, волосы словно утренняя заря, коса чуть не до земли!… Так однажды зазвал он ее в погреб с вином, а через девять месяцев, она от него сбежала в лес, родила там ребёночка да задушила его собственными руками, а затем от горя повесилась на собственной косе. Так ее за дубом и похоронили, без пастора и креста. Такая вот история.
Тут только понял граф Маринеску кто с ним беседовал. Хотел со страху перекреститься, да рука не поднялась, лежала как каменная.
Ничего, надо как-то с этим жить. Заплатил хозяину, поблагодарил незнакомца да поехал по указанному адресу.
Только хотел свернуть направо, как почувствовал - назад надо, в лес. Беда там творится.
Доскакав до развилки, остолбенел на миг. Вокруг сломанной телеги бешено сновали волки, самец и самка с детёнышем. Успев полакомиться конём (остались от него одни кости, со шкурой), звери щелкали зубами, пытаясь дотянуться до старика с молодой девушкой (дочерью или внучкой). Те отбивались вырванной оглоблей, но это лишь раззадорило хищников. Но тут на полном ходу ринулся наш герой наперерез сражению. И почуяв его, волки трусливо заскулили и поджав хвосты, убежали как собаки. Ровно не так на охоте все раньше бывало, да только понял Михай: не в прежних временах дело, а в нём самом. Что ж, как-то дальше надо с этим жить, может господь и простит его грешную душу. 
Подъехав ближе, узнал он Иоганна Майера. Что тут говорить, удивил так удивил: вроде сухарь сухарем, ворчливый старый бес - а так ловко в битве держался!...
Зато рядом с ним стояла молодая девушка, высокая, полная, но очень статная и красивая, напоминающая своей сочной красой языческую богиню. Тут-то Михай растерялся, замер дурнем с писаной торбой - потому как увидел такие очи, каких и в жизни не видывал: чёрные, бархатные, искрящиеся, то озорные, то печальные и настолько жгучие, что глаза всех прочих виданных девиц померкли перед ними как светлячки рядом со звёздами. Над глазами той девицы мягкими дугами изгибались пушистые рыжие брови, румяные щеки напоминали наливные яблочки, меж слегка приоткрытых малиновых губ сверкали белоснежные зубки, а из-под пушистой меховой шапке струились роскошные огненно-рыжие косы, своей внушительностью напоминающие колокольные канаты. «Богиня, сущая богиня! Минерва, Юнона, Афродита!» - проскочила шальная мысль в разуме молодого барона, пока созерцал он ее важную стать и нежные покатые плечи, и глаза его пылали а сердце ликовало… И собирался было Михай речь начать словами: «Коль спустились вы с Олимпа, сударыня...», как вдруг произошло удивительное. Над головами и его, и той девушки пролетела летучая мышь, и уселась на кровлю соседнего здания, моргая глазками-бусинками. По спине рыцаря побежали мурашки. 
Между тем, взволнованно заговорил старый Иоганн:
- Герр Маринеску, друже вы мой, не откажите в помощи отцу с дочерью, оказавшимся на дороге в затруднительном положении, и не знающим, что предпринять. Эти проклятые твари разнесли телегу в щепки да задрали коня, так что одолжите вашу лошадку, чтоб подвезти нас всех. Я уж и воспитанника своего на помощь послал, чтоб телегу нанял - хоть приемный он мне, а как родной, ей-богу!
- Не откажу столь славным путникам, честное слово. - молодой рыцарь слез с коня, подвёл его к старику. Затем лихо посадил старого бакалейщика верхом... и застыл, не в силах подступиться к его прекрасной дочери.
- Может вам помочь, господин Маринеску? - раздался звонкий голос.
Михай обернулся. Слова эти произнесла та самая неземная девушка, что осторожно села на самый край телеги, дабы толкать было не тяжело. «Как она добра! Встать рядом со мной и толкать эту тяжелую, громоздкую повозку. Ах, не пристало ей быть простой горожанкой - знатной дамой должна она быть, носить соболиные шубы да золотом украшать шею свою лебединую! А какая походка - выступает, словно птичка заморская. Зато я-то рядом с ней дурень дурнем - вспотевший, грязный, да ещё и вылупился как баран на новые ворота».
- Не нуждаюсь в подмоге, любезная барышня - горделиво произнёс он.
- И все же, сударь - я вижу, что совсем оробели вы рядом со мной. Благо, я уже в пору осьмнадцатой весны и сама на многое сгожусь, верхом поехать как-нибудь сумею.  - улыбнулась девушка, показав зубки, похожие на жемчуга. А в глазах у неё плясали такие искорки, что сердце аж заныло от нежности: «Ох, Господи! Пропал я, от одного ее взгляда. Горлинка ты моя нежная, ангел небесный!».
- Да уж, Мина, не лишним было бы помочь. Беспокоюсь как бы ваш прекрасный афедрон не проломил бы спину этой старой клячи. - произнёс чей-то мужской голос, и произнёс весьма высокомерно.
В груди графа Маринеску тут же закипел праведный гнев, а на ум пришли самые бранные слова. «Червь презренный! Как смеешь ты столь низменно говорить об этой богине! Да и о моей лошади!». 
- А ну быстро извинился перед столь прелестной девой! - пружинисто, по-кошачьи, он развернулся перед собеседником… да так и охнул. Ведь недостойным обидчиком был не кто иной, как его давешний собеседник в таверне.
Высокий, изящный, с золотистыми волосами, он напоминал само воплощение девичьей мечты. Но в серых глазах его отчётливо читался надменный холод.
- И кто же со мной речь ведёт, как я погляжу? Цыц, бочка - и не думай даже заглядываться на фройляйн Вильгельмину, ибо она моя, как отец ее завещал!
- А ну закрой рот! Я - ничья! - гордо выкрикнула Мина, поддерживая Михая.
- Да как ты смеешь, собака смердящая, поступаться на честь той прелестной госпожи?! Голытьба нищая, собака бесприютная! - в глазах Михая вспыхнуло пламя ада, и он схватился за рукоятку клинка, да только его руку перехватил отец девушки.
- Ruhe! А ну тихо! Заткнулись оба! - проорал он, оттаскивая друга. - Лайош Олах, конечно, сирота без состояния, да только он дворянского рода, и ещё сможет добиться кое-чего важного. Если не будет из-за своей гордыни переставать уважать друзей нашей семьи, уважаемых и при дворе. - последняя фраза с нажимом была обращена к Лайошу. Тот фыркнул и продолжил с ненавистью смотреть на соперника.
- Оба встаньте сзади и ведите кобылу под уздцы! Раз-два, пошли!
Чуть приподняв заднюю часть телеги со сломанной осью, парни крепко вцепились в неё и с трудом зашагали дальше. Отец с дочерью спокойно ехали верхом. 
И поскольку оба благородных кавалера не могли постоять за честь девушки, им ничего другого не оставалось, как любоваться ею сзади, пихаться и тихо переругиваться.
Наконец вся усталая процессия добралась до дома. Он оказался вполне симпатичным, горчично-жёлтого цвета с черепичной крышей и резными наличниками. Поручив телегу и лошадей приказчику со слугами, хозяева и гости прошли в дом, дабы согреться и перекусить.
На пороге наш рыцарь не растерялся.
- Прошу вас, милая барышня. - галантно поклонился он и пропустил Вильгельмину вперед. Та смущенно зарделась и прошла, шурша юбками.
Пока Михай следовал за ней, Иоганн аккуратно придержал на пороге Лайоша.
- Слушай сюда, мальчик мой, долго говорить не могу. - быстро произнёс он. - Видел я, что ты на того молодого барона взъелся?
- Господин Иоганн! - пылко ответил юноша, обняв старика за плечо. - дороги у нас разные, да свет вокруг широкий. Не знаю его и знать не хочу, лишь бы он вашей дочке не шептал ничего, не то меч мой увидит, как я тебя вижу.
- Ох, на дыбы взвился! А чем ты думаешь, парень? Хочешь всех нас погубить? Этот барон - человек видный, и за ним много людей стоит - народом он обласкан, и господарю люб, так что если хоть один волос с его головы под нашим кровом упадёт - гром и молния поразят наш дом, так-то! И что тогда?! В замок за девицей поедешь?! Ну попробуй, коли на колу осиновом ни разу не сидел или в долговой тюрьме с голоду не подыхал. Неважно, глядит барон на девчонку или нет - да только мы с ним все дела торговые поправим, а завтра - только его и видели. Так что изволь держать себя в руках, а не желаешь - езжай, откуда приехал, а не то беду на семью нашу наведёшь!
Лайош фыркал, волком смотрел на опекуна, однако же понял, что тот говорит дело.
- Ладно уж - ответил он. - Уж постараюсь держаться, да и лисица эта рыжая пусть гуляет, раз по-другому никак не можно.
- А вот это мне по сердцу! Молодец, сынок! Ежели хочешь, спой или сыграй чего - заодно и на душе легче станет.
- Да уж. Пойдёмте в дом.
Пройдя в дом, граф Маринеску несказанно удивился, ведь казавшийся снаружи небольшим и облупленным дом, оказался вполне просторным и красивым. Деревянные полы были начищены до блеска, на белёных стенах ни пылинки. Войдя в просторные сени, гость с большим интересом рассмотрел причудливые картинки, вставленые в простые рамки вроде славянских лубков; звериные шкуры - лисьи, волчьи и медвежьи; и двух ручных соколов, сидящих на своих насестах и сурово косившихся на гостей круглыми жёлтыми глазами.
Затем гости прошли в просторную гостевую горницу. И здесь в очаге под колпаком гудел ярый огонь, но тут было еще роскошнее, чем в сенях. Причудливая роскошь накупленных бирюлек здесь соседствовала с легкой сельской простотой убранства: драгоценные кубки, инкрустированные самоцветами соседствовали здесь с нестругаными полками, простые деревянные стулья возле мягких диванов и дорогих ковров. Подушки, лежащие по восточному обычаю на диване, имели на себе дорогую вышивку, но были набиты не пухом, а сеном или соломой. Всё дорогое "добро" было, как водится, захвачено в разных военных походах ещё предками семейства Майер, только вот сочетание простоты и роскоши было для молодого Михая необычным, оттого он и диву давался.
Тем временем к нему подошли господин Майер и молодой Лайош. Граф Маринеску сурово взглянул на соперника, дабы увидеть в его лице хоть какое-то двуличие,