Осколки

семья наша была небогата. Мои предки жили в России со времён Гостомысла; вели хозяйство, служили, воевали, но богатств и земель не нажили. Мои родители сумели кое-как наскрести денег мне на образование, и после университета я тоже служил. Служба была мне противна, я терпеть не мог её обязанностей, предпочитая, как пишут в романах, предаваться радостям жизни.
Отец с матерью умерли рано, в один год; после их смерти я стал единственным наследником моего дяди по материнской линии. Затем и он умер, и я получил имение: вот тогда я приезжал во Владимир для вступления в наследство и познакомился с вашей матушкой. 
Имение было небольшим и не прибыльным, но я оставил опостылевшую службу и заделался сельским хозяином. Это были новые необычные впечатления для меня, к тому же, в духе времени – тогда все увлекались идеями графа Толстого. Конечно, из этой моей затеи ничего не получилось. Наша интеллигенция никогда не отличалась практичностью; может быть, это свидетельствует о том, что она ближе к Богу, чем к мамоне. Впрочем, в отношении денег она жадна, и во всём, что их касается, легко забывает нравственные идеалы. Не раз я видел, как интеллигентные по воспитанию и профессии люди учиняли друг другу жуткие гадости, когда дело касалось денег.
Я был близок к полному разорению, но тут в наших краях построили железную дорогу, а возле неё знаменитые богачи Морозовы решили ставить ткацкие фабрики. Далее всё пошло как по щучьему велению: на моей земле обнаружились залежи прекрасной глины, песка и ещё чего-то, необходимого для кирпичного завода, который должен был поставлять кирпичи для строительства. Сам завод решено было построить здесь же и рядом с ним – ткацкую фабрику и посёлок для рабочих. Морозовы дали мне хорошие деньги за имение, а знающие люди помогли сделать выгодные вложения: так из полунищего сельского хозяина я превратился едва ли не в миллионера безо всяких заслуг с моей стороны. 
Дальше – больше; поистине, деньги к деньгам. Прошло несколько лет, в России и Европе случился кризис, но мои деньги были вложены в американские ценные бумаги, так что мой капитал утроился. Однако жить с большими деньгами в России опасно: я хотел уехать в Америку, но уж слишком далеко, и жизнь там не похожа на нашу. Франция – другое дело, для русского человека она Мекка и Медина: страшно подумать, чем была бы Россия без Франции! Я благополучно пережил здесь злосчастную российскую войну с японцами и последовавшие за ней революцию с контрреволюцией.
Недавно задёшево купил этот дом у разорившегося биржевика, опять-таки повезло, и заделался французом. Надеюсь дожить свой век на этом райском берегу и вам могу посодействовать, если пожелаете. 
Лида (раздражённо). Неужели вы думаете, что я мещанка? Мещанство везде одинаково отвратительно – что в российской глубинке, что на Лазурном берегу. С деньгами оно ещё отвратительнее.
Веснин (иронично). Ах, простите, я забыл, что вы собираетесь сеять разумное, доброе, вечное! Неблагодарное это занятие: не сумеете отделить зерна от плевел, ни у кого это не получилось.
Лида. Вы хотите казаться циником, потому что у вас пусто в душе. За вашим цинизмом скрывается пустота, как и за всей этой пышностью (Показывает на сад и дом). Вы рассказывали, что любили Ксению Александровну… то есть мою маму… но я уверена, что вы не способны любить.
Веснин (с чувством). Напрасно вы так считаете! Любовь играла большую роль в моей жизни, – возможно, главную роль, – но я всегда оказывался отвергнутым. Первый раз я полюбил по-настоящему в пятнадцать лет, когда учился в гимназии; моя избранница тоже была гимназисткой. Мы познакомились на именинах в знакомой семье, и я сразу влюбился; всю зиму и весну я мчался после своих уроков к женской гимназии, чтобы встретить мою милую Катеньку! Ей нравились мои ухаживания, однако она меня не любила и тем же летом променяла на приехавшего на каникулы студента. Я занимал в её сердце так мало места, что она легко освободила его. Впрочем, в сердце моей второй возлюбленной я тоже не слишком широко раскинулся – во всяком случае, места хватало и для других мужчин.
Вашу матушку я любил страстно и горячо, но и она меня бросила: внезапно уехала, даже не объяснившись и скрыв, что беременна. В дальнейшем было не лучше: не считая мимолётных увлечений, я влюблялся несколько раз всерьёз, но всё заканчивалось ничем не по моей вине.
Как видите, я способен на любовь, но какой-то злой рок преследует меня; так хочется верить, что хотя бы роль любящего отца удастся мне. (Смотрит на Лиду).
Лида (хмурится и отводит глаза). Судя по тому, что вы рассказали, вами двигала не любовь, а плотское влечение. Женщины сразу чувствуют, когда их любят всем сердцем, а когда только вожделеют.
Веснин. Зачем же отрывать одно от другого? Бестелесная любовь – фу, какая тоска!  Один академик утверждает, что в будущем человечество потеряет телесную оболочку и превратится в сгусток мыслящей лучистой энергии, пронизывающей космос. «Лучистое человечество» – какой ужас! Плоть это прекрасно, а разделение на мужчин и женщин ещё прекраснее; каким унылым было бы наше существование не будь в нём игры страстей, создаваемых плотью; каким скучным оно было бы без сопутствующих этому грехов.
Лида. Опять ваш цинизм! Я не желаю разговаривать на эту тему.
Веснин. Ну, давайте поговорим о вас; я ведь ничего о вас не знаю. Где вы родились, как жили, чем занимаетесь? Согласитесь, что отец имеет право знать о жизни своей дочери.
Лида. О своей дочери вы узнали лишь сегодня утром, а до этого её жизнь вас нисколько не волновала.
Веснин. Но ведь я не знал, что вы существуете, тем не менее, каюсь, посыпаю голову пеплом! Расскажите же хоть что-нибудь о себе, разве это такая невероятная просьба?
Лида (отрывисто). Я окончила гимназию, потом курсы учительниц начальных классов. Несмотря на то, что учителей в начальных школах, особенно в деревенских, у нас остро не хватает, устроиться на работу девушке очень тяжело; между прочим, одним из признаков неразвитости общества является приниженное положение женщины.
Затем вам всё известно: в учебном заведении, где попечителем Твердохлебов, учителя долго не задерживаются, поэтому туда берут и девушек, но нужно его личное разрешение. Найти Твердохлебова в России не удалось: выяснилось, что он уехал во Францию, где, по удивительному стечению обстоятельств, бывает в доме господина Веснина, моего отца. Так я приехала к вам.
Веснин. Я всё равно не понимаю, как вы узнали, что Твердохлебов бывает у меня; сам не знаю, чего он ходит, у нас мало общего. Странно, что ради такого пустякового дела вы прибыли сюда из России.
Лида (сжимая свою сумочку). Моё дело не пустяковое.
Веснин. Тешу себя надеждой, что не пустяковое, если вы имеете в виду обретение отцом его дочери. Для меня, во всяком случае, не пустяковое.
Лида. Но Твердохлебов будет у вас? Почему его до сих пор нет?
Веснин. Так никого ещё нет, сами видите. Опаздывают, как всегда.

Сцена вторая

(К Веснину подходит Лю).
Лю. Где твоя гости? Холодный еда будет, совсем плохо кушать.
Веснин. Сам беспокоюсь; должны уже придти.
Лю. Зачем такой гости звал? Конфуций очень зол.
Веснин. Причём здесь Конфуций?
Лю (назидательно). Мы два раз Конфуций злить. Конфуций говорит – плохо есть, что вокруг нет, но ты Лю говорить – готовь китайский еда. Вокруг Китай нет, вокруг другой страна, но Лю тебя слушать – ты хозяин… Это один раз Конфуций злить. Второй раз Конфуций злить, когда еда остывать. Инь в еде надо теплым быть, Ян в еде холодным быть; когда Инь и Ян – ошибка в еде, это плохо. Китай это знать, вы не знать – худо живёте, что не знать. 
Веснин. А Лао-Цзы говорил: «Ничто не остаётся неизменным». Так и еда, и правила о еде – всё меняется.
Лю. Конфуций не любить Лао-Цзы.
Веснин. Лао-Цзы тоже недолюбливал Конфуция, но мы их обоих считаем мудрецами, так ведь? Отсюда правило: если гости не опаздывают, мы кормим их по Конфуцию, если опаздывают – по Лао-Цзы.
Лю (озадаченно). Лю это не понимать.
Веснин. И не надо. Ступай на кухню и будь готов.
(Лю уходит).
Лида. Вы действительно знаете китайскую философию?
Веснин. Не похоже на меня? Надеюсь, когда мы познакомимся поближе, ваше первое впечатление обо мне изменится.
(К Веснину подходит Раджа).
Раджа. Пришли высокий с низким. Низкий совсем пьяный.
Веснин (усмехаясь). Я не удивлён. Зови обоих.
Раджа. Позвольте сказать, господин: низкого не надо звать.
Веснин. Сказано – зови обоих. После китайской философии мне ещё не хватало поучений из индийской.
Раджа. Слушаюсь, господин.
(Идёт за Константином и Сысоевым).
Веснин (Лиде). Раджа прав: таких к обеду не приглашают, особенно того, что пониже –  его фамилия Сысоев, он мошенник и проходимец, но презабавный. Второй, высокий – Константин; отчество я забыл, но мы зовём его просто по имени. По натуре и призванию он поэт, однако не признанный.
Лида (слушает его вполуха). Но где же генерал Твердохлебов?
Веснин. Дался вам этот Твердохлебов! Обещал придти, но если и не придёт, какая разница? Не сегодня, так завтра; не завтра, так послезавтра вы с ним встретитесь. Или вы не желаете задержаться ни на день?
Лида. Мне надо сегодня, обязательно сегодня.
Веснин. Господи, да что же вы так нервничаете! Или вы мне что-то не договариваете?..
(Внимательно смотрит на неё. Она сжимает свою сумочку и молчит. Веснин хочет ещё что-то спросить, но тут входят Константин и Сысоев. Сысоев еле передвигает ноги, повиснув на руке Константина).
Константин (Веснину). Извините нас, ради бога. Я не хотел с ним приходить, но он ни в какую: «Идём к Вадиму Петровичу, и всё!».
Сысоев (подняв голову, пьяно). Идём к Вадиму Петровичу.
Веснин. Вы уже пришли. Сажайте его на скамейку.
(Константин усаживает Сысоева на скамейку напротив той, на которой сидят Веснин и Лида, садится  сам, но тут же вскакивает и кланяется Лиде).
Константин. Простите меня, мадмуазель! Мы не представлены: меня зовут Константин.
Лида (холодно). Я о вас слышала. Меня зовут Лидией.
Веснин. Она моя неожиданно обретённая…(запнувшись)  родственница.
Константин. Счастлив познакомиться.
(Лидия пожимает плечами и ничего не говорит. Константин неловко садится на скамейку).
Веснин. Где вы деньги раздобыли? Утром у вас не было ни франка.
Константин. Сысоев карточные фокусы показывал в кафе. Как ни бросит колоду, так выпадают дама, король, туз, и всё одной масти. Посетители были в восторге, выпить предлагали за их счёт.
Сысоев. Un-deux-trois! Повезло… (засыпает).
Константин (покосившись на Лиду, с вызовом). Но в конце концов, почему бы не выпить? (Читает стихи):

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

Веснин. Ваши стихи?
Константин (вздыхает). Если бы! Александр Блок: слышали о нём?
Лида. Пьянству нет оправдания. Бедные пьют от тяжёлой работы и беспросветного существования, а богатые – от общей деградации.
Константин. Но я не то, и не другое.
Лида. Есть ещё гнилая интеллигенция, которая вместо того, чтобы служить народу,  предаётся пьянству и разврату.
Веснин. Тогда исправить порчу нравов проще простого: устройте мировую революцию, уничтожьте класс богатых, повысьте уровень жизни бедных, – и человечество станет трезвым и нравственным.
Лида. Так и будет,