за ним слуги с подносами).
Раджа (громко). Перемена кушаний!
(Слуги меняют тарелки с едой).
Веснин (поднимая бокал). Что-то мы сегодня мало пьём. Предлагаю тост за всех вас, моих гостей!
Твердохлебов. Я выпью за Россию.
Веснин. Ну, за Россию, так за Россию: сhacun son propre, как говорят французы. (Выпивает).
(За дверьми слышится какой-то шум. Раджа идёт туда и, возвратившись к Веснину, шепчет ему что-то на ухо).
Веснин (обращаясь ко всем). Наш друг Сысоев проснулся, уже успел учинить скандал на кухне и теперь идёт сюда.
Раджа. Нехороший человек, дурной человек. Разрешите, господин, мы его выведем.
Веснин. Разве можно так с гостями обращаться? Пусть войдёт.
Раджа (с большим неодобрением). Как прикажете, господин. (Уходит, за ним уходят и слуги).
Веснин (ко всем). Как-нибудь справимся с Сысоевым? Не выгонять же его.
Вероника. А мне он нравится, оригинальный тип.
Сысоев (показывается в дверях и говорит кому-то в коридоре). Чего ты мне о Боге толкуешь? Уж я-то его знаю: он – большая шельма, король шулеров. Кто ещё может менять правила игры, как ему вздумается, передёргивать карты у всех на виду, и не бояться, что его схватят за руку и побьют? (Входит в зал, слегка пошатываясь). А вот и я – заждались?.. (Веснину). Ваш учёный индус меня доконает: вздумал учить жизни, ссылаясь на Бога.
Твердохлебов. Ещё один охальник.
Сысоев (услышав его). И не говорите – сколько их нынче развелось: даже из Индии понаехали. (Усаживается на свободное место за столом и наливает себе большой бокал водки). Поскольку я опоздал к обеду, мне штрафную. За ваше здоровье! (Выпивает до дна). Странная у вас еда (осматривает закуски). Ладно, попробуем, мы неприхотливые…
Вероника (Анатолию). Какая непосредственность! Из него получился бы непревзойдённый современный художник.
Анатолий. Если бы он умел рисовать…
Лида (Твердохлебову). Вы сказали, что вам не всё нравится в России. Что же именно вам не нравится?
Константин. Да, любопытно, генерал, что вам может в ней не нравиться: вы ведь были её защитником во всех отношениях.
Твердохлебов (откладывает в сторону салфетку и распрямляется). Эх, не здесь об этом говорить, но задели за живое!.. Думаете, я не вижу, что в нынешнее царствование происходит? Вижу, не слепой! Не стану всего перечислять, чтобы вас не радовать, но скажу, почему такая мерзость у нас творится. Знаете, почему? Потому, что забыли заветы покойного Каткова. Он точно обозначил все наши болезни и прописал верные рецепты от них.
Сысоев. Катков? Это кто такой? Не имел чести…
Веснин. Как же, лет двадцать-тридцать назад его вся Россия знала! Известнейший охранитель наших государственных устоев, ярый враг либерализма и, уж тем более, революции.
Сысоев. А в карты он играл?..
Твердохлебов (недовольно). Позвольте, я продолжу… У нас было крепкое, несокрушимо-целое, могущественное государство, говорил Катков, в котором единство Отечества зиждилось на идее царя; всякий чувствовал, что то и другое есть одна и та же всеобъемлющая сила. Наш народ дружно сливался в этом чувстве, в полной готовности жертвовать всем для спасения Отечества, поддержанный в этом нашей национальной Церковью. Она проникала во все изгибы нашего существования и на всё положила свое знамение.
Анатолий (повторяет). Проникала во все изгибы…
Твердохлебов (не замечая его). Но всё на свете имеет своих врагов. Нет такой скромной, малой, ничтожной жизни, которой не угрожали бы смертельные опасности. И устрица имеет своих врагов: может ли не иметь их такое громадное и могущественное государство, как Россия?.. У нас есть враги внешние, но, что ещё страшнее, враги внутренние. Есть люди, которые хотят, чтобы русские интересы подчинялись чужим, чтобы мы признавали над собой компетенцию Европы и связывали свои действия каким-то международным правом. Вольно или невольно они действуют в пользу наших врагов, что мы видим даже в литературе. И повести, и разные философские трактаты, и всякого рода критические статьи имеют своей главной целью изображать гнусные свойства русского человека и русского быта.
Вероника. Ага! Значит, он признавал, что эти свойства существуют.
Анатолий. В устах Каткова это дорогого стоит.
Твердохлебов (Анатолию, резко). Попрошу не перебивать! Если вы не обучены хорошим манерам, я могу вас научить!
Лида (Анатолию и Веронике). Дайте ему высказаться.
Константин. В самом деле, пусть скажет.
Твердохлебов (Лиде). Благодарю, мадмуазель. Настоящая русская девушка… Итак, наши умники (бросает выразительный взгляд на Анатолия и Веронику), с каким-то сладострастием предались этому занятию, писал Катков. Ничего не осталось нетронутым: и старина наша отвратительна, и простой народ безнадёжен – всё подлежит беспощадному бичеванию. Мало того, что эти выродки перешли открыто в лагерь врагов России, – они ругаются над русским народом вообще.
Всё это вызвало ужасное явление: психическую болезненность молодого поколения. (Снова бросает взгляд на Веронику и Анатолия. Анатолий хочет что-то сказать, но Вероника делает ему знак молчать). Болезненность эта обозначилась такими поступками и таким складом мыслей, какие возможны лишь при глубоком душевном расстройстве. Необъяснимая тревога овладела нашим юношеством и вызвала среди него выходки, поражающие своей эксцентричностью и беспричинностью. Молодёжь хватается за первый, часто пустой предлог, чтобы произвести волнения, которые, как эпидемия, переходят из одного округа в другой, точно переносимые заразой, пока не истощаются сами собой. В то же время иные бросают Отечество, зовущее их на полезную деятельность, и за границей ни с того ни с сего появляются вдруг эмигрантами; впрочем, некоторые после бесплодных скитаний и изнурительной растраты сил возвращаются на родину разочарованные и разбитые.
(Анатолий снова порывается что-то сказать, Вероника дёргает его за рукав).
Веснин. Продолжайте, ваше превосходительство, мы вас внимательно слушаем. В чём же вы видите спасение?
Твердохлебов. Не я – Катков, но я полностью с ним согласен. Требуются меры как щадящего, так и жёсткого характера. Во-первых, следует обратить особое внимание на школы. Обучение и воспитание в школе нужно проводить на высоком уровне, а для этого школа должна примыкать к Церкви самым плотным образом. Церковь – вот истинная опора школы, священнослужитель – вот настоящий учитель, который старается удерживать школу в теснейшей связи с религиозными учреждениями!
Далее, требуется установить строжайший контроль за всем, что печатается в России, безжалостно выкорчевывая из печати все сорняки, которые стремятся погубить здоровую поросль государственной мысли, – и, само собой, требуется установление правительственного надзора за публичными библиотеками. В них зачастую хранятся произведения вредные и враждебные для нашего Отечества. Кроме того, необходим строжайший надзор за всеми учебными заведениями, особенно за высшими, которые нередко становятся рассадниками тлетворного влияния. Людям, не признающим наши ценности, не место в учебных заведениях, да и вообще в науке.
Сысоев. Правильно, в арестантские роты их! Пусть лучше дороги строят, как сказал один умный человек… За ваше здоровье, генерал! (Выпивает).
Анатолий (не сдержавшись, Твердохлебову). Но как же страна будет развиваться, если вы удалите из неё талантливые, но, на ваш взгляд, неблагонадёжные элементы? Как мы будем двигаться вперёд?
Твердохлебов (убеждённо). Постом и молитвой. Да-с, постом и молитвой!.. Разве все научные открытия не есть проявление божественного откровения? Так кто же лучше священнослужителей поможет нам в этом деле? Присутствие священнослужителя совершенно необходимо в каждом научном учреждении: проникновенная молитва и святые обряды помогут совершить такие открытия, о которых не может и мечтать иной неверующий учёный.
Ну и самое главное. России, как никогда, нужна твёрдая власть, и всё общество должно оказать ей содействие, поскольку в нормальном обществе каждый должен быть оберегателем общих интересов; каждый должен быть как бы правительственным агентом и полицейским служителем. Это было написано Катковым двадцать лет назад, но звучит так, будто написано сегодня. Бывает время, когда можно опустить поводья; бывает время, когда их надо натянуть, а бывает, что нужна железная узда. Сейчас нужна железная узда – это уж я от себя прибавлю.
Лида. А что делать с теми людьми, которые не согласны с такой программой?
Твердохлебов. Я бы не стал называть их людьми. Это злодеи, выродки, гниль, отребье рода человеческого! Избавляться, беспощадно избавляться от опухоли, которая может погубить весь организм! Сказано в Писании: «Лучше избавиться от нескольких паршивых овец, чем погубить всё стадо».
Лида. А если этих «паршивых овец» миллионы?
Твердохлебов (жёстко). Значит, во имя спасения всего стада надо уничтожить миллионы паршивых овец. Оставшееся стадо всё равно будет намного больше.
Анатолий. Вот вы и уничтожали. Всей России известно о ваших подвигах во время усмирения революции.
Твердохлебов (с вызовом). То-то, что о подвигах! Думаете, мне было приятно расстреливать и вешать? Мне в глаза дочери тяжело было смотреть, но я переступил через себя для пользы России. Я, может быть, душу свою бессмертную загубил во имя Отечества.
Лида. Так вот вам награда! (Выхватывает из сумочки маленький браунинг и стреляет в Твердохлебова. Он падает со стула. Все вскакивают со своих мест).
Константин. Она его убила!
Сысоев. Ничего себе игра вышла!
Вероника (Лиде). Браво! Я знала, в вас что-то есть…
Веснин (Лиде). Боже мой, что вы натворили, что теперь будет? Найти дочь и потерять её, – какая злая ирония судьбы!
Вероника. Она ваша дочь? Поздравляю, вы счастливый отец!
Лида (бросает пистолет и обращается к Веснину, с дрожью в голосе). Я не ваша дочь, у вас нет дочери! Но Ксения Александровна любила вас, она сама мне об этом рассказала; я её единственная родственница и была с ней до последних минут. Позже, когда я вступила в революционную организацию, нам пригодилась легенда о дочери, якобы родившейся у вас: мы узнали, что Твердохлебов бежал за границу и бывает здесь, в вашем доме. Я приехала, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный ему нашей организацией. (Почти кричит) Что вы стоите?! Вызывайте полицию: я на суде расскажу всю правду о преступлениях этого генерала и подобных ему!
Веснин (спокойно). И не подумаю вызывать – не подумаю, до тех пор, пока вы не уедете. У вас наверняка есть вариант отхода: на поезде, пароходе или по-старинке – ползком через границу? Нет, я не интересуюсь, но я бы предложил вам аэроплан. Чудо техники: час полёта, и вы в Австро-Венгерской империи, а там и до России рукой подать, – если, конечно, у вас нет плана застрелить ещё какого-нибудь русского генерала в Европе.
Лида. Так вы меня не задержите?
Веснин. Нет, я же сказал. Готов даже дать вам деньги на самого быстрого извозчика, чтобы вы уехали поскорее: только вам придётся выйти через калитку, а то у ворот стоят охранники генерала.
Лида. Вы странный человек, Веснин.
Веснин. «Да странен я, не странен кто ж?». Шекспир, «Гамлет». Как видите, и это не ново… А жаль, что вы не моя дочь. Позвольте, я по-отцовски поцелую вас в лобик?
Лида. Какая пошлость! Оставьте меня и
