него проживают судья и двое заседателей, приехавших для проведения судебного процесса по убийству, Олег узнал от администратора заведения на следующий день, после своего приезда. Но тогда он ещё не знал их в лицо, а уже впервые увидев в зале суда в последующем всячески избегал с ними случайных встреч в гостинице. Вечером, взяв ежедневник и диктофон он пошёл по главной улице вдоль домов местных жителей. Те, кто присутствовал на заседании в качестве зрителей, его узнавали, провожая любопытничающим взглядом. К некоторым из них Олег подходил и представившись пытался расспросить о их мнении по факту убийства, а конкретно об Ольге и о группе молодых людей, появляющихся на улицах на мотоциклах в форме немецких солдат, да ещё и с оружием в руках. Но когда речь заходила именно о второй стороне вопроса все почему-то сразу обрывали разговор и уходили, ссылаясь на нехватку времени. Было не сложно понять, что люди боялись расправы. Уже не надеясь что-либо узнать на интересующую его тему он вдруг услышал за спиной негромкий свист. Оглянувшись, увидел выглядывающего из дверного проёма гаража, расположенного у одного из домов, пожилого мужчину, который тут же махнул ему рукой, словно ещё раз давая понять, чтобы Олег подошёл к нему. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что кроме этого мужчины за ним никто не наблюдает он не спеша двинулся к данному гаражу.
- Заходь-ка сюды, мил человек, - приоткрыв одну из створок ворот скомандовал ему седоволосый с проросшей щетиной на лице дедуля, буквально вталкивая Олега во внутрь. Затворив за ним ворота изнутри на большой металлический крючок он подвинул к его ногам деревянную скамейку, сам же сел напротив, на перевёрнутое вверх дном ведро.
- Сядай, - деловито буркнул дед.
Олег послушно сел отчётливо понимая, что просто так его точно сюда не позвали.
- Здравствуйте, - поздоровался он с хозяином гаража.
Дед молча скрутил самокрутку, закурил, и насладившись первой затяжкой выпустил из носа две одинаковые струйки сизого табачного дыма.
- Ты что ли адвокат - то Ольгин будешь? – спросил он у Олега, устремив на него прищуренный взгляд.
- Да, отец. Я.
- А…Ну, ну. Зря топчешься паря. Никто тебе тута всей правды не скажет, потому как страх в мозгах у людей. Грибов-то нынче меньше, чем покойников в лесу да на болоте. Улавливаешь, мыслю-то мою?
- А как же милиция, отец?
Тот рассмеялся, не скрывая три последних зуба во рту, но за долю секунды до окончания смеха резко изменился в лице, став чем-то похожим на того же Ивана Грозного.
- Нету у мильтонов больше власти! Немчуре продались! Живём ядрёна мать как в оккупации. Но мне-то жить как? Я же мил ты мой человек войну прошёл, в двадцать годков на фронт утопал, рейхстаг брал. Ты видишь это? – дед резко приподнял брючину, под которой начиная чуть выше колена и до самой ступни красовался самодельный металлический протез. – Нога-то моя, там, в Берлине осталась! А ведь как дитя радовался, что главное живой вернулся. И что же мне теперь? Заново что ли, гадов этих бить? Выходит, не добили мы их в сорок пятом? Ни хрена не добили! – Он замолчал, нервно трясущимися пальцами преподнёс к губам дымящуюся самокрутку и несколько раз жадно втянул в себя жар сгорающего в клочке газетки самосада. Затем, бросив окурок на растрескавшийся бетонный пол старательно раздавил его надетой и привязанной проволокой к металлическому протезу галошей
- Ты сынок нашу девку-то не бросай, - уже немного успокоившись, сказал он Олегу. – Видать, выбора-то у неё особого не было. Мать есть мать. Дитя для них на первом месте. С её то матерью я почитай двадцать годков вместе проработал на маслозаводе. Хорошая баба была, работящая, но вот с мужиками не везло. Первый-то из лагерей не вылазил, политический был. Так и сгнил там. А второй крепко бил её, но посля спился да помер. Прибрал господь ирода…
- Отец, а что же за немцы такие объявились у вас? – осторожно, чтобы не разозлить собеседника своим вопросом поинтересовался Олег. - Ну эти, те, что беспределят у вас на станции?
Дед снял с головы старую кепку и почесал затылок.
- Да кто ж их знает откуда взялись эти нехристи. Года уж как два мучимся с этой заразой. Житья нам старикам не дают. Леший говорит, что у этой нечисти цельная добротная крепость на болотных островах построена. Гнездо там, стало быть, у них змеиное.
Олег удивлённо улыбнулся:
- А что за леший? Кто это?
Дед отмахнулся:
- Отшельник. Годов уж тридцать как на островке то болотном живёт. Видал я его на днях-то. Выпили мы с ним у меня, бабка моя расщедрилась, уважила поллитровкой. Мне он по большому секрету-то и рассказал, что видел, как эти фрицы человека в лесу сожгли. Обложили говорит берёзовыми поленьями и сожгли!
- А когда это было? Он вам не сказал?
- Да в аккурат на первое мая и было.
- На первое мая говоришь...
Олег на секунду задумался. Пришедшая в голову мысль требовала проверки.
- Ты вот что, отец. Поговори тут с мужиками, но только по-тихому. Может, кто пропал из местных, ну знаешь, как бывает, неделю назад был, а теперь нет нигде. Понимаешь?
- Понимаю. Так ты мил человек скажи мне, что с девчонкой-то будет? Бабка моя спросит, а я то, что ей скажу?
- Скажи, что будем бороться за неё. Так и скажи. А лучше всего приходите завтра на заседание. Народу нужно побольше.
Олег встал со скамейки.
- Ну всё отец, выпускай меня.
Из отделения милиции до районного суда её вели пешком в наручниках. Со слов одного из милиционеров старый милицейский Газ-66 сломался, и водитель уехал в какую-то воинскую часть, что в двухстах километрах отсюда, за запчастью. У них якобы этого добра завались. Видимо не ожидая что арестантку за целое двойное убийство вот так вдруг просто поведут по центральной улице, местные жители поначалу оторопели, но убедившись, что это происходит на самом деле тут же, спохватились, образовав так называемый живой коридор из сочувствующих и просто любопытных зевак. Некоторые сердобольные женщины выкрикивали: «Оля держись!». А кто-то просто крестился сам и перекрещивал её в след. На удивление Ольги народу в зале собралось гораздо больше, чем в первый день заседания. Скамеек на всех не хватило и люди пришли со своими табуретками. Пока в зал не вошла судья и прокурор, присутствующие как обычно переговаривались между собой, о чём-то спорили, показывая на сидевшую в клетке Ольгу пальцами. Было ясно что все обсуждали случившееся происшествие на их забытой богом станции. Хотя, кого-либо удивить убийством здесь было трудно. В основном, конечно, на бытовой почве, где по пьяной лавочке люди резали насмерть своих собутыльников самодельными для охоты ножами, которые есть практически у каждого кто ходит в лес и на болото. Но чтобы девушка застрелила сразу двух мужиков, да ещё и из пистолета, такое здесь было за всю бытность впервые. Наверное, поэтому это дело и вызвало такой неоднозначный резонанс в обществе полуразвалившейся в прямом смысле слова узловой станции. Внезапно все затихли. В зал вошли: судья, заседатели и прокурор. Задремавшая на стуле молоденькая секретарша, припозднившись вскинула голову, забыв объявить свою коронную фразу: «Встать! Суд идёт!». Но каким-то образом никто не обратил на это внимания, в том числе и сами члены выездного суда.
Олег задержался ровно на минуту и войдя в зал поймал на себе негативный взгляд судьи, однако значения этому не придал. До четырёх часов утра он готовил свою речь, которая, по его мнению, должна была на законодательном уровне изменить на этом процессе всё в лучшую сторону. Либо…либо он будет готов к чему-то такому, что изменит всю его жизнь.
Глава 5
- А ну живее, живее я сказал! – кричал высокорослый, крепкого телосложения, с татуировкой на лысине в виде волчьей морды с оскалившейся пастью, мужчина средних лет на запыхавшихся и мокрых от пота, бегущих по полосе препятствия пацанов. – Кто придёт на финиш последним, тот будет всю ночь чистить толчок!
Геббельс, а именно так называли его кореша с кем он отбывал тюремный срок за убийство пожилого таджика. Старичок по доброте души пёк лепёшки и бесплатно раздавал старикам и малоимущим. На тот момент этот Геббельс, будучи подростком был фанатиком нацизма, зарождённого в довоенной Германии. Тяга к правильной на его взгляд идеологии рейха, однажды вывела молчаливого и замкнутого в себе юнца к болотам, окружающим их ничем неприметную станцию в лесах Ленинградской области. Всё это произошло в пятьдесят третьем, когда его дед бывший фронтовик, сходив в лес по ягоды принёс домой найденный им немецкий пулемёт МГ- 42. Смазка, которой во время войны было обработано оружие сделала своё дело и пролежавший восемь лет под землёй пулемёт после небольшой чистки выглядел вполне пристойно.
- Хорошая машинка, - говорил тогда дед, ему восьмилетнему мальчугану, гладившему детской ладошкой ту самую немецкую сталь. – Чего уж тут скрывать умели фрицы делать оружие. Был у нас однажды в роте такой трофей, всю войну он с нами прошёл, ни разу не подвёл и опять к себе на родину вернулся. Там у поверженного рейхстага мы его по нашей дурости и глупости дураки-то и согнули, переломали да бросили. Не по-хозяйски обошлись. Да и генералам-то нашим не до трофейного оружия было. Им же едрёна вошь ковры да хрусталь подавай.
- А зачем дед им чужие ковры и хрусталь? Это же было не их всё? Немецкое, чужое.
Дед поводил глазами, не ожидая от него такого замысловатого вопроса.
- А тогда сыночек победителям можно было брать всё. Всё что захочешь.
- И даже мотоцикл?
- И его тоже.
- А ещё что?
- Да хоть бабу.
Воспоминание Геббельса прервал грохот грозы. Кружащие в небе с утра над болотным островом две огромные свинцового цвета тучи в миг продырявились, выпуская из себя поток воды. Начался ливень.
- Все в избу! – скомандовал он.
Пацаны наперегонки ломанулись под крышу, а он шёл тихо, не спеша, на ходу вытирая с лица ладонями дождевую воду.
- Ганс! Ты где там?! – крикнул в сторону открытой настежь двери своего кабинета Геббельс.
Его первый помощник шестнадцатилетний паренёк по кличке Ганс тут же пулей вбежал к своему шефу.
- Я здесь.
- Что там с судом над этой дурой? Тронулось что-нибудь с места?
- Сегодня второе заседание, но там какой-то хмырь объявился, типа как защитник. Мутит что-то, потребовал перерыва, сказал, что ему с делом нужно ознакомиться.
- А я тебя на кой хрен туда каждый раз направляю?! Чтобы ты мне тут про какую-то муть рассказывал?! Когда следующее заседание?
- Через час.
- Быстро туда галопом, чтобы всё мне узнал, придурок! Что за защитник, где поселился! Может его грохнуть легче, чем время на него терять! Ты меня понял?
- Понял.
- Убежал отсюда! Хотя стой! Подожди, я чиркну записку, передашь её прокурору. Но чтобы никто не видел.
Геббельс взял чистый лист и размашистым почерком написал несколько слов. Потом свернул и протянул Гансу.
- Теперь всё.
Бегло пролистав несколько страниц дела, судья бросила на Олега
прозорливый взгляд блестевших глаз из-под очков в золотой оправе.
- Слово предоставляется стороне защиты подсудимой. Прошу не забывать о регламенте.
- Уважаемый суд! – Олег начал своё выступление. – Приехав сюда в качестве защитника я был уверен, что в стенах суда, как и в стенах любого другого государственного законодательного
