наконец и Нева-матушка, вот и Беломорско-Балтийский канал. Ты куда нас…
-- Ваня, не езди в этот город! Всё, что хочешь делай, а в Ленинград – ни ногой! – жена была настроена весьма решительно. Генерал знал, что паниковать попусту супруга не станет. Не водилось за ней такого. Тут он сделался несколько тревожен и обескуражен.
-- Тебе что-то известно? – Иван Иванович бережно усадил её на табурет и попытался достать кожаный портсигар, по-военному называемый «обойма». Он всегда носил его за высоким голенищем офицерского сапога. Рука привычно потянулась за куревом и остановилась на полпути.
-- Ваня, ты же бросил? Или не бросил? – строго взглянула в глаза.
-- Конечно, бросил! – обиделся генерал, -- я-то бросил, а рефлекс остался. На мне и сапог-то нет! В штатском, извольте видеть! Прятать папиросы в штиблетах, привычки не имею.
-- Граф, не обманывайте себя! – Любовь Петровна устало улыбнулась, -- откройте шкафчик!
Генерал исполнил лицом крайнее удивление.
-- Да-да, именно эту. На верхней полочке прячет сигареты наша дочь. В старой сахарнице. А на самой верхотуре вы держите свой ужасный «Беломор». Ваше сиятельство, откуда вы его только берёте? Вы теперь контрабандист?
-- Да какой там… на пароме покупаю!
-- Господи, ну какие же вы похожие! – она говорила с насмешливой гордостью, -- даже уловка одна на двоих! Думаете, если мать метр шестьдесят в прыжке, то она не знает, что и где лежит у неё на кухне? Конспираторы!
Генерал сконфузился, как Наполеон, упустивший британский флот из Мальты. Не помните? Ничего, в другой раз расскажу. В одной руке у него была пачка сигарет, в другой «Беломор». Очень хотелось плакать, смеяться и курить. Любаша взяла руководство в свои изящные ладошки.
-- Оставь папиросы в покое. Крепковаты и пахнут, -- она поморщилась, не теряя света очарования. Генерал уже не хотел никуда уезжать, -- сигареты хорошие. Лёгкие. Дай мне тоже и давай по-взрослому. Ты можешь отменить поездку? Перенести, упразднить, избежать? Послать другого? Насколько это необходимо лично тебе?
-- Как сказать? Генералу Ивану Краю в Ленинграде делать совершенно нечего. Конечно, если не принимать во внимание визиты в Эрмитаж, Мариинский театр и Метрополь. Разумеется, с супругой. Но ведь я не только генерал в отставке. Аз есмь шевалье Де Крэйон, Великий Коннетабль Балтии и Ингрии, граф Ладожский и ещё, и ещё. Я – последний в династии Де Крэйон, на этой земле. Наш клан – один из двенадцати, главы которых могут занимать пост Коннетабля. Когда я уйду к Богу или на другую сторону жизни, у одиннадцати кланов возникнет вопрос – кто представит наш род на Совете Дюжины…
-- Боже ты мой! – с закрытыми глазами произнесла шёпотом Любовь, -- всё, что я услышала, это реальность или ты читаешь мне Уолтера Скотта наизусть?
-- Из знакомых тебе людей, мой статус может заверить Госпожа Северный Ветер. Можем ей позвонить по межгороду. Через восьмёрку.
-- Не стоит её беспокоить, -- нахмурилась жена, -- ладно, с этим как-то прояснилось. А в Ленинград тебе зачем, великий командор?
-- Коннетабль. Великий Коннетабль, -- поправил супругу тайный граф, -- я должен представить документы, подтверждающие отсутствие или существование иных претендентов на главенство в клане Де Крэйон, причём претендентов мужского пола. Когда таковые найдутся, они естественным путём унаследуют мои права и привилегии. Ежели таковые не сыщутся при моей жизни, то клан возглавит Александра.
-- Александра?!! Наша дочь Александра?!!
-- Да, наша дочь, контесса Де Крэйон. В том случае, если она не выйдет замуж при моей жизни.
-- А если выйдет? – у Любаши пересохло горло. Волчонок в душе закрыл глаза лапками, и выл от ужаса, не переставая.
-- Я ещё чего-то не знаю? – Иван Иванович красноречиво подбросил на ладони пачку сигарет.
-- Может и я чего-то не знаю! – хитро подмигнула Любовь Петровна и генерал опять расхотел ехать в Ленинград. Очень сильно расхотел.
-- Если Саша выйдет замуж, она перейдёт в клан мужа. Главой рода Де Крэйон станете вы, сударыня! Великая честь и великая ответственность, -- генерал решительным жестом смял окурок в пепельнице, -- а в Ленинграде меня ждёт письменный стол в Библиотеке Академии Наук. И много-много документов. Со времён царя Петра до сего дня!
-- Господи Боже ты мой! Это же работы лет на сто!
-- Вся работа уже проделана. Я должен утвердить окончательный результат. Проверить и утвердить! – Иван Иванович энергично поднялся, забросил на шкаф обе пачки, -- до поезда три часа. Лапа, свари кофейку, как ты умеешь, со специями. Помнишь, ты у сестрицы Багульник записала рецепт? Ведь она же была тебе в помощь на кухне?
-- Ванечка, опять ты всё перепутал! – засмеялась Любовь Петровна, -- поваром у нас была сестрица Василёк. А сестра Багульник – та по лекарской части. Числилась фельдшером, но лечила всё и у всех. Люди, птицы, звери – настоящий Айболит. Она такие заговоры от боли и температуры знала – лучше любого укола!
Иван Иванович ничего не перепутал. Память работала чудесно и была полна чудесными сюжетами. Генерал схитрил – подбросил в разговор любимую тему. Снежная метель в середине лета, война с троллями, высотные ведьмы-перехватчицы на боевых мётлах, дар слова у лохматых братьев и бессмертные солдаты. Самое прекрасное приключение их жизни. Великолепное. Божественное. Они могли говорить об этом ночи напролёт не уставая, с горьким наслаждением пересказывая друг другу любимые истории двадцатилетней давности. Воспоминания играли со временем, одни происшествия становились ближе, другие дальше.
За час до поезда, с улицы донёсся короткий гудок. Под окнами стоял новенький «мерседес» с шашечками вдоль кремового борта. Царёва Гора не бедствовала и на транспорт не скупилась. Иван Иванович поцеловал жену, подхватил багаж и быстро сбежал с крыльца. Любовь Петровна закрыла за ним дверь и, уткнувшись в мягкую обивку, слушала, как затихают шаги на улице. Хлопнула дверца, по стене метнулся свет фар, и мерседес умчался в темноту. Хозяйка не двигалась. Казалось, что если не сходить с этого места, то всё ещё можно исправить и переделать правильно.
В салоне было тепло, но генерал сидел нахохлившись. Климат в машине был настроен идеально, но Иван Иванович закипал от недовольства. Ему никогда не нравилось занимать место пассажира на мягком диване позади всех. Ему не нравилось оставлять Любашу одну, да ещё на ночь глядя. Но меньше всего ему нравилось врать любимой женщине.
-- Молодой человек, развернитесь. Прямо сейчас! Мне необходимо вернуться. Именно, сейчас.
Командный голос не понадобился. Негромко произнесённые слова были наполнены такой силой и уверенностью, что возражать даже не пришло в голову. Таким же тоном, Иисус сказал бесплодной смоковнице – засохни! И она тут же засохла.
Дрифтуя на скользкой брусчатке, таксомотор рванулся назад.
-- Если через десять минут не выйду – везите моё барахло в парк, утром я зайду и выкуплю, -- генерал бережно притворил дверцу, стараясь не шуметь. Он подбежал к двери и тут же внутри щёлкнул английский замок.
-- Ваня, прости-прости-прости! Я главного не сказала – ты отправляешься в опасное место, и я чувствую там смерть. Этот город убивает Де Крэйонов. Твоя семья и Лёня… теперь ты собрался! Там тебя ждут, Ваня! Я чувствую, чувствую!
-- Любаш, прости и ты меня! Я тоже не сказал очень важную вещь… хотел отложить, убедиться… На мой титул и пост заявил права неизвестный никому человек. Он мой родственник – по его словам, конечно. Судя по всему, человек он сильный и упорный. Лапа, помни – если придёт человек с янтарной фигуркой… шахматной, конечно… слушай его лучше, чем меня. И не важно, понравится он тебе или нет. Он придёт защитить тебя и Сашку. Вероятность осложнений один процент, но я принял меры. Помни – мы не имеем права боятся и отступать.
-- Как зовут нового врага? -- в голосе жены генерал услышал силу и уверенность.
-- Адмирал Крэйг.
