"Москва-Одесса"

застал Михаила Ивановича за чтением толстой газеты, купленной ещё на перроне, а Мария Петровна, отвернувшись к стене, тихо посапывала на удобном диване их вагона какой-то совершенно новой серии под названием «премиум». Вагон и впрямь оказался новеньким, чистеньким и аккуратным. Лежачие места – мягкие, с двойными матрасами, с подголовниками, несколькими индивидуальными плафонами для чтения у каждого места. Правда, в туалете этого вагона всякий раз срабатывали столь мощные водяные насосы, что пугали почти весь вагон, ибо напоминали разрыв снаряда! Хоть совсем туда не ходи, ведь всему вагону слышно.

– Как расположилось ваше семейство, Леонид? Как дети? – негромко поинтересовался Михаил Иванович, заметив, что Вадим, безусловно отреагировал на имя Леонид, но справился с этим почти незаметно.
– Всё в порядке: дети спят, жена ворчит. Всё, как обычно! Хотя народу там многовато, не как здесь. Зато веселее… А вы, Михаил Иванович, случайно, не полковник милиции?
– И с чего вы такое решили?
– То, что полковник, вы сами сообщили, когда ругали ваше нынешнее, как сказали, благополучие. А про милицию я уже сам предположил. Вы же, мне так показалось, по привычке везде криминал ищете! И сразу выводы интересные делаете, не в мою пользу! К тому же, я это вижу, вы меня нисколько не опасаетесь, хотя и считаете не весть, кем. Такое поведение очень характерно для нашей родной милиции! Она же сама – всегда под защитой закона! И это притом, что должна защищать, кажется, не себя, а нас! А насчёт вас я угадал?
– Промах! Во-первых, ничего недостойного я о вас пока не думал. А во-вторых, с милицией меня ничего не связывает! Я, знаете ли, танкист. Восемь годков оттрубил командиром полка! А в мирное время это будто на пышущем вулкане просидеть вдвое больше! А если вспомнить в военное время, так там вообще, день за три. И то, лишь до первого попадания! А потом… И, надо сказать, такая служба всех чему-то учит. Потому расслабьтесь, Леонид! Арестовывать я вас буду. По крайней мере, пока! – вполне приветливо произнес Михаил Иванович, хотя его ирония содержала некую угрозу.
– Ладно! – махнул рукой Леонид-Вадим. – Вам я откроюсь, раз уж попался! Но лишь для того, чтобы вы напрасно меня не подозревали! Я виноват! Имя своё я действительно сменил. Но давно уже сменил. И ведь только из-за ревности.
– Ну, ну! – вряд ли поверил в это Михаил Иванович.
– Понимаю вас, но не удивляйтесь. Просто моя жена в своё время… Ну, как вам столь щепетильные личные обстоятельства доверить? В общем, она вынашивала вполне конкретные намерения в отношении совсем другого Леонида, то есть моего тезки и соперника. А когда, простите за натурализм, в поединке двух самцов я одержал почетный верх, то поставил ей принципиальное условие, чтобы с того времени у нас никаких Леонидов не было и в помине! Понимаете? Чтобы, даже называя меня моим именем, она не могла ненароком вспоминать моего соперника! Не подумайте лишнего, я жене вполне доверяю, однако знаю, что в жизни иногда возникают совсем уж удиви-тельные ситуации! Женская логика – это же непостижимая тайна такой же непостижимой женской души! Вы и сами замечали, наверное, если у женщины всё в жизни складывается весьма благополучно, то она вполне может вообразить, будто где-то ей станет ещё лучше… И тогда начнет себе мозги всякой дурью забивать, стало быть, семью лихорадить. В общем, перестраховался я тогда! В моих документах, разумеется, всё оста-лось по-прежнему, но уже десять лет благоверная зовет меня исключительно Вадимом. Я сам это имя и выбрал, потому что оно редкое. Надеялся, что второго Вадима она себе не организует! – усмехнулся попутчик.
– Занятно! – ухмыльнулся Михаил Иванович. – Объяснение принято. Да и вопросов на эту тему у меня больше нет.
Мария Петровна тяжело перевернулась на другой бок, а потом присела на своей полке, вероятно, давно участвуя в этом разговоре, хотя и пассивно:
– Так вы приводите, Вадим, своих детей сюда. Приводите! Здесь-то им просторнее будет!
– Спасибо! Но пока их проведешь через все тамбуры… Пусть уж на месте остаются, а то прищемят что-нибудь по дороге! Ведь неугомонные оба!
Но вместо продолжения рассказа о детях, попутчик вдруг спросил:
– И откуда же вы едете? Издалека, наверное?
– Да мы отовсюду, можно сказать! Где нас только не носило?! Но теперь в Урюпинске осели. Дети-то наши поразъехались, а мы после Мишиного увольнения туда и вернулись, в родной мой Урюпинск. Из него я и в ленинградский политехнический поступала.
– Как же! Слышал о вашем городе! Он, можно сказать, весьма знаменит!
– Это вы, Вадим, про Урюпинск? И чем же он знаменит? Город наш совсем маленький, неброский – заброшенный районный центр в Волгоградской области. Зато река очень уж красивая, когда весной разливается! Хопёр! И всё-всё у нас в зелени. И даже собственная железнодорожная станция имеется! – принялась нахваливать Мария Петровна, угадав обидную иронию.
– А это как? Разве собственные станции на жд бывают? – подзадорил ее Вадим.
– Так у нас тупиковая ветка, потому-то всё, что есть, то и наше! Она только до станции Алексиково, а Алексиково находится на очень-очень загруженной, очень шумной магистрали – Поворино-Волгоград. А мы в стороне, потому всегда тихо и спокойно! Все вокруг знакомые, поскольку вместе живут и трудятся. Ведь заводов в Урюпинске раньше было немало. – Мария Петровна принялась загибать пальцы, взглядом приглашая и супруга ей помогать. – Крановый, «Сельхоззапчасть», завод ламинированной бумаги и консервный! А еще фабрики: трикотажная, мебельная и обувная! Миша, а еще этот завод я упустила, ну, как его? Да, сама и вспомнила – маслоэкстракционный! Во, как! Ещё и комбинаты пищевой промышленности были – маслодельный и мясоконсервный! И строительные материалы у нас выпускали, правда, только для своих потребностей! А нынче все заводы стоят или лежат. Что тут скажешь? Теперь подобное уничтожение называют реформами! А девчата могли прямо в городское медицинское училище поступать. Парни-то после армии редко домой возвращались. Они, в основном, по комсомольским стройкам разъезжались. Да и я молоденькой девчонкой из дома подалась…
– Действительно, весьма солидная промышленность для маленького города! – с удивлением одобрил Вадим. – Уж не знаю, уместно ли мне вспоминать, боюсь обидеть, но в советское время об Урюпинске, кажется, пренебрежительно говорили…
Михаил Иванович его прервал, намереваясь перевести разговор в другое, менее обидное направление:
– Анекдот хотите вспомнить? Так мы его все знаем.
Но вмешалась Мария Петровна:
– Миша, да что за анекдот такой? Не помню что-то. Вы, Вадим, расскажите уж, пожалуйста! Только для меня!
– Тогда умоляю вас, уж не обижайтесь! Этот анекдот хоть и о вашем городе, но не мною же придуман! Но вся страна узнала о существовании Урюпинска именно после того анекдота! А суть его вот в чём. Скучает как-то профессор в приемной комиссии своего института, потому как все абитуриенты ему беспросветными кажутся, а тут и вовсе попался такой уж слабак, что абсолютно ничего не знает. Тогда профессор вспомнил, как он сам когда-то поступал в университет, таким же бестолковым мальчишкой, и от возникшего вдруг сострадания к молодому человеку надумал его обязательно вытянуть. «Может, когда-то это доброе дело мне зачтется!», – понадеялся профессор. А потому задал самый наипростейший вопрос:
– Скажите-ка мне, молодой человек, а в чем состоит цель нашей одиннадцатой пятилетки?
– Я этого не знаю, – испуганно засопел абитуриент.
– Странно! – удовлетворился и этим профессор. – Тогда каким по счету стал последний съезд нашей родной Коммунистической партии?
И опять услышал испуганное:
– Я не знаю…
Профессор вздохнул и задал последний вопрос, легче которого и сам, пожалуй, не знал:
– Может, вы знаете, кто сейчас занимает ответственный пост Генерального Секретаря нашей партии?
Но опять получил тот же ответ. После этого надолго замолчал профессор, а потом от души спросил сего странного абитуриента:
– Молодой человек! И откуда вы такой образованный только взялись?
А тот, ни секунды не помедлив, уверенно выдал:
– Так из Урюпинска я! Из Урюпинска!
Помолчал ещё немного профессор, как-то странно повертел поработавшую немало на своём веку дорогую авторучку, и затем с сомнением пробормотал себе под нос: «Может бросить всё это к чертовой матери, да податься в Урюпинск?»
Мария Петровна красиво засмеялась. Михаил Иванович ее поддержал, видимо, из вежливости:
– Смешно! Будто только Урюпинск своей бестолковостью и славится? Да, теперь не то, что абитуриентам – даже выпускникам технических вузов задавать некоторые вопросы бесполезно! Или они тоже все из Урюпинска?
– Да кто ж их знает?! – со смехом подхватил Вадим, и обратился к Марии Петровне. – Мне показалось, будто вы прямо-таки извиняетесь за свой маленький городок, а мне, знаете ли, только маленькие города и по душе! В них всегда меньше утомляющей суеты, короче расстояния, хоть куда, люди намного приветливее и добрее. Особенно мне нравится в Австрии… В Германии неплохо или в Голландии… Только я ведь убежденный патриот! Потому очень скоро меня на родину тянет. Вот ещё Пенза по душе. Город аккуратненький, весь в цветах, сосны всюду, люди незлые. Но всё познается в сравнении… Знаете, самое плохое впечатление у меня от Саратова. Это, где парней так много холостых! Во-первых, я считаю, что это вообще не город, а только крупный населенный пункт! И в нём мучается почти миллион человек. Чтобы в Саратове жить, нужны крылья, иначе в грязи забуксуешь! Как же всё там испоганено! Представьте себе, настоящие кучи мусора повсюду. Местами даже промежутков не осталось! Всё в страшном запущении,  убого, всё заплевано, банки, бутылки, окурки, алкаши! Глядя на это, я думаю, что Саратову во все времена сильно не везло с градоначальниками и архитекторами. И хоть бы нищета была тому виной! Так нет же! В центре-то не рассасываются автомобильные пробки из дорогих иномарок. И в каждой из них молодая кобылка в черных очках пузыри из жвачки надувает! Одна перед другой выпендривается, а в пробке у них это как бы делом считается! Причем даже честные люди вокруг, которые никогда не смогут купить себе подобную иномарку, глядят на этот срам и завидуют! Понимаете? Они не о порядке и справедливости думают, а завидуют!
Михаил Иванович одобрительно усмехнулся, а Вадим продолжил:
– На таком фоне уже как-то нелепо вспоминать Николая Гавриловича Чернышевского. А ведь он в Саратове боролся за просвещение и освобождение всего российского народа от нищеты. Но, видимо, плохо боролся, коль в Саратове до сих пор чванство общественно бесполезных людишек воспринимается как проявление достоинства, а подобострастное холуйство или покорное молчание остальных – как интеллигентность или толерантность! Это они для оправдания своей гнили приемлемое словечко подыскали! В общем, по уши в грязи, но всем довольны! Любимая присказка в Саратове: «Жизнь прекрасна! Только была бы водка, картоха, да резиновые сапоги!» И ведь патриотами себя чувствуют, убогие! И искренне считают, будто жизнь человеку дается один раз, потому прожить ее нужно непременно в Саратове!
– Вадим, да вам просто не повезло! – посетовала