— Тим! — Перебила Пола. — Ничего больше не рассказывай. Уезжаем отсюда сейчас же. Это невыносимо. Причём тут деньги? Как он смеет? — Она посмотрела на доктора. — Какая вам разница, почему мы его бросили? Что вы вообще лезете в наше прошлое? Да, он не был нам нужен. Он был больной. Он лишил нас сына… Я ненавижу, ненавижу его! Тысячи оставляют своих детей, тысячи… и даже здоров… — Пола запнулась, вспомнив те ужасные фотографии на первом этаже и семейную пару, которая была на приёме перед ними.
— Успокойся, сядь. — Тим помог ей сесть в кресло.
— Тим, уедем, а?
— Ничего, дорогая, успокойся. Мы же на самом деле не хотели его. Лучше сказать правду. — Он поцеловал её, и спросил доктора:
— Док, а вы хотели бы, чтобы у вас родился ненормальный сын и жил с вами?
— У меня их несколько, таких сыновей, — Вельзер презрительно ухмыльнулся, — и ничего.
Тим и Пола вопросительно уставились на доктора.
— Просим прощения, — Тим почувствовал себя идиотом. — Но наш был ужасен. Даже врачи предупреждали, что с таким будет много хлопот.
— И что было потом? — поторопил доктор.
— Потом Полу иногда стали преследовать ночные кошмары.
— Можно подробнее описать? — Вельзер посмотрел на Полу.
Пола находилась вне себя от недавней выходки доктора и проигнорировала вопрос, делая вид, что ей боле нет никакого интереса здесь находиться, а тем более вести беседу.
— Будет вам, миссис Форстер. Не будем ссориться. Я же хочу вам помочь. К тому же вы сами приехали ко мне.
Пола гордо молчала.
— Доктор, я сам расскажу, — заверил Тим, достал пачку сигарет «Данхилл» и зажигалку. — С вашего позволения. — Доктор не возражал. Тим закурил: — Пола почти каждую ночь видит что-то вроде белой тени. Тень, по её словам, имеет лицо того самого сына, от которого мы отказались.
— Тень видит во сне? — уточнил Вельзер.
— И во сне и… — Тим вспомнил сегодняшнюю ночь в отеле, — и, как я теперь понимаю, по-настоящему.
— Минуточку, — прервал доктор, — откуда она может знать, какое у сына лицо? Ведь после родов вы его не видели.
— Ах, да, сейчас поясню. Поначалу Пола видела только тень, без лица. Слышала какие-то скрипы, постукивания по ночам и ей мерещилось, что это он преследует её. Бессонница выбивала её из колеи: она становилась нервной и раздражительной. Вот мне и пришла в голову мысль найти сына. Я думал, что если она увидит его, то успокоится, и чувство вины её покинет…
Зазвонил телефон.
— Простите. — Вельзер снял трубку.
Минуты четыре он внимательно и сосредоточенно слушал, изредка поглядывая на супругов. Потом ответил: — Я сейчас перезвоню. — Положил трубку, вышел из-за стола и подошёл к окну.
— Извините меня, я должен соблюдать некоторые традиции. — Доктор открыл створки, стал смотреть в небо.
Тим и Пола с недоумением переглянулись, не понимая чудаковатых действий врача. С минуту Вельзер стоял неподвижно. Потом стал нашёптывать что-то, похожее на молитву. А потом… Потом вдруг что-то случилось с погодой на улице. Солнце скрылось за облаком, подул ветер, и кабинет наполнился тяжёлым и разряжённым влажным воздухом, какой бывает перед грозой. Доктор продолжал неподвижно стоять, как истукан, взывая «молитвы» к небу. Шторы раздувались, как паруса, — в кабинет врывались порывы горячего ветра. Форстеры, наблюдая этот спектакль, чувствовали себя некомфортно. Пола тронула рукав мужа и кивнула в сторону двери, предлагая уйти. Тим поморщился, отмахнулся рукой: дал понять, что они дождутся окончания «ритуала».
Наконец доктор закончил, облегчённо вздохнул и закрыл окно.
— Ещё раз извините. — Его лицо покрывала испарина. Но он был доволен. Снова сел за стол, снял трубку и набрал номер. Как только ему ответили, он то ли предложил, то ли приказал: — Начинайте! И да благословит всех нас защитник наш, ибо он направляет нас на путь истинный. Он есть тот, кто вершит великий суд на земле нашей грешной. — И положил трубку, откинувшись в кресле.
Тим и Пола смотрели на Вельзера, как на сумасшедшего, а не на психиатра, не находя слов для комментариев.
— Ну что ж, продолжим… На чём остановились? — Доктор подкурил сигару. Лёгкий румянец всё ещё играл на его смуглых щеках. — Помнится, вы сказали, что хотели увидеть ребёнка.
Тим встряхнул головой, вернувшись с облаков на землю, и, как ни в чём не бывало, продолжил:
— Да, мне пришла идея найти сына. Думал, если Пола увидит его, ей станет лучше. Я навёл справки. Оказалось, сын находится в Форт Уэрте, в интернате. Мы поехали туда. Конечно, пришлось скрыть от персонала, что мы его родители. Поэтому все думали, что мы приехали усыновлять ребёнка. Нам показали всех детей пятилетнего возраста, среди которых находился и наш сын. Определить, что это именно он, для нас большого труда не составило. Он был единственный альбинос в интернате, и сразу выделялся в толпе. Его звали Арнольд. Личная медицинская карточка подтвердила, что это именно он: совпадала дата и место рождения. Но для нас было тяжёлым испытанием увидеть его таким… — Тим налил воды из графина, отпил полстакана. — Он был бел, как мел: кожа, брови, волосы… всё это как-то неестественно. Да ладно бы если один этот недостаток, всё бы ничего. У него оказалась ещё масса сопутствующих недугов, связанных с заболеванием кожного покрова и пигментацией. Было трудно поверить, что это наш ребёнок. В тот день мы так и не решились забрать его с собой. Уехали, потрясённые его внешним видом. — Тим подкурил очередную сигарету. — Вот тогда Пола и стала говорить, что у так называемой белой тени, которую она видит, есть лицо. И оно — того самого альбиноса. Я решил, что это от переизбытка чувств и впечатлений от первой встречи с Арнольдом…
— И что я схожу с ума, — вставила Пола.
— Ну зачем ты? — Тим потушил в пепельнице окурок.
— И что вас убедило в обратном? Ну, что тени, не выдумка, — поинтересовался Вельзер.
— Когда Пола будила меня с дикими воплями по ночам, я спросонья нечто похожее на тень тоже замечал. Но это были секундные видения. Включая свет в комнате, всё исчезало, и я всё списывал на полусонное состояние. Но вчера… — Тим покосился на жену, сомневаясь, говорить ли об этом доктору. -- Сегодня ночью, однако, я убедился в том, что некая субстанция в виде бледной тени, возможно, существует в реальности. Я видел её. И хотя всё равно сомневаюсь, определённо точно могу сказать, что нечто аномальное преследует мою жену. Это правда.
— Нас обоих, — поправила Пола.
Тим недовольно покосился на жену: — Да, я признаю это, хотя всё равно трудно поверить и согласиться. Когда такое остаётся позади, в прошлом, мне трудно принять такое. Знаете, при свете дня, всё, что было ночью, кажется абсурдом и игрой воображения. Хотя глаза не обманешь, я понимаю.
И Тим рассказал доктору о ночном происшествии в отеле.
Доктор встал и прошёлся по кабинету.
— А вы не думали о том, что, если забрать сына навсегда, все видения вмиг исчезнут и радость жизни вернётся к вам?
— О да, доктор, конечно думали. — Тим выглядел уставшим от этих воспоминаний. — Спустя год мы всё-таки перебороли себя и забрали Арни на неделю к себе домой, скрывая, естественно, от него, что мы его родители. — Тим нахмурился. — Но лучше бы мы этого не делали.
— Простите, — перебил доктор, — а как вам отдали ребёнка?
— Разрешается временно забирать детей в предполагаемую будущую семью. Присмотреться, так сказать, привыкнуть… А вдруг что не устроит и передумаем.
— Ясно. И о чём же вы пожалели, когда забрали с собой?
— Он убил нашего Джея, — сквозь зубы процедил Тим.
— Как убил? — доктор насторожился. — Вы хотите сказать, что один ваш сын убил другого?
— Именно так, доктор. Больше некому.
— Вы лично видели это?
— Видела Пола, я только последствия.
— Не затруднит ли поподробнее? — попросил доктор.
— Джею было девять, Арни шесть…
— Пять с половиной, — уточнила Пола.
— Где-то так, — согласился Тим. — Первые три дня прошли спокойно и без эксцессов: дети подружились и подолгу вместе играли, точно родные братья. Они спали в одной комнате, в детской. Джей стал привыкать к нему, и его даже не пугал отталкивающий вид Арни. Эти три дня оказались спокойными и для Полы: ни депрессий, ни ночных кошмаров. Но, как бы мы не хотели, привыкнуть к альбиносу так и не смогли. Этот его взгляд, цвет кожи, беззубый рот и потаённая агрессия… нет, своей внешностью он отталкивал нас. Всю жизнь прожить в своём доме рука об руку с таким уродцем, за которым требуется ещё и уход, — нет, такой перспективы нам никак не хотелось. Он постоянно называл нас папой и мамой, и спрашивал: «Вы мои родители? Я теперь буду жить с вами?» Мы старались как можно мягче дать ему понять, что он у нас в гостях, и через несколько дней мы отвезём его обратно в интернат. Его эго сильно расстраивало и обижало. Но что оставалось, если я даже не мог его за руку взять, — так мне было брезгливо. Однажды он спросил: «А почему Джей тут живёт, а не в интернате?» Мы ответили, что Джей наш сын, и потому живёт с нами.
— Да, подобный ответ взрослых может больно ранить хрупкую душу ребёнка-сироты, — согласился Вельзер.
[justify]— Трагедия произошла в последнюю ночь. На утро мы собирались отвезти Арни в интернат. Я проснулся посреди ночи от воплей Полы. Она кричала в детской. Я прибежал туда. Смотрю, она плачет возле кровати Джея, трясёт его, как будто пытается разбудить, поднимает за плечи и старается посадить. Но его обмякшее тело
