выскочили в коридор на лестницу.
_____
Мы шли к её дому мимо большого Гастронома, где уже продавали апельсины и мандарины. Но в отделе через витринное стекло была видна большая очередь.
- Саш! Зайдем в магазин. У меня здесь директор знакомая. Спрошу у неё без очереди апельсинов и мандаринов по килограммчику. Ты подожди меня у отдела, а я к ней в кабинет забегу.
- Ладно, ладно! - сказал я ей, - беги, я здесь постою.
Проход вдоль отделов был широкий, и я встал у окна, никому не мешая. Наташа ушла. Я стоял, отвернувшись от всех проходящих и глядел сквозь витринное стекло на улицу. Там пошел снег. Крупные пушистые снежинки неслышно падали, покрывая мокрый серый тротуар улицы белой простыней. Люди шли мимо, подняв воротнички своих еще не зимних курток. Спешили и не спешили. Шли молча и шли, беседуя друг с другом. Мне спешить было не куда, да и разговаривать тоже было не с кем. Я незаметно задумался.
- Что у меня за жизнь такая? Сплошь одни повороты и проблемы. Что теперь будет? Как сложится дальше моя жизнь с женой и дочерью? На сердце ложилась неотступная печаль …
В это время сзади кто-то положил мне руку на плечо и женский голос негромко произнес:
- Эй, чаворо!
Я обернулся. За мной стояла молодая лет 17-18 цыганочка с грудным ребенком на руках. Чуть в стороне стояли две её подруги, о чем-то шепчась и поглядывая на меня. Я обернулся. Цыганочка сразу заулыбалась:
- Мэ дыкхав, ту лачо? Да ты хорошенький! Но тоска у тебя на сердце. Дай развею. Позолоти ручку, всю правду скажу, что было, что будет …
Я достал портмоне вынул десятку и подал цыганке.
- Скажи только одно: любит меня одна женщина или играет со мной? Она не жена мне …
Цыганка протянула руку к деньгам, потом взглянула мне в глаза и тут же отдернула от денег руку, как от огня:
- Ничи мэ тутэр на пхэнава! Ничего не скажу тебе, не могу: ты гаджо, а она аморо, чаялэ. Не твоя эта птица вольная, нанэ ада вавир прэ свето, нет больше таких на свете, не удержишь ты её и уйдет она, а ты сердце свое погубишь, иссохнешь по ней от тоски … если не отпустит тебя, сама …
И тут услышал гневный крик:
- Палсо, дырланы, сап! Со ту пхэндян? Что ты ему сказала, дрянь?
Цыганка только взглянула на побледневшее лицо Наташи и прямо с ребенком бухнулась у её ног на колени:
- Прости, родная! Пощади! Дитем заклинаю …
Наташа схватила меня за руку:
- Пошли отсюда! А ты … - она повернулась к цыганке – джадат кхэр! Уходи!
Мы пошли к выходу. Я заметил, что цыганка встала с колен, вытирая слезы на лице. Потом у самого выхода из магазина догнала нас и опять уже громко крикнула:
- Прости!
Наташа подошла к ней, откинула одеяльце с лица ребенка, наклонилась над ним, потом сказала:
- Баро, барвало авэла! Счастливый будет!
Цыганка кинулась целовать Наташины руки, твердя сквозь слезы:
- Наис! Наис! Наис, пхрэн! И я понял, что она осталась благодарна своей «сестре».
_______________________________
Конец второй части
Источник: https://www.litprichal.ru/work/533027/
