вверх. Раздался детский смех, и все удивились, сколько же лет они не слышали звонкого и глупого детского смеха. Потом, Иван Иваныч показывал внуку различные приборы со стрелками, цифрами и лампочками.
-- Весьма забавно и поучительно, -- Иван Иванович очаровывался внуком, -- но англичане сочли бы наше поведение абсурдом. Как можно проводить вместе время и не знать, как кого зовут? Вот, смотри и повторяй – это Настя, то есть она для меня Настя, а для тебя, шевалье она тетя Настя… повтори, пожалуйста!
-- Тянастя!
-- Те-тя-нас-тя.
-- Тянастя!
-- Давай, попробуем другое имя. Вот знакомься – дядя Иоганн!
-- Ган!
-- А я – дедушка Иван Иваныч!
Вдруг у мальчика задрожали губы и глаза набухли горькой влагой:
-- Де деда? Де мама?
-- Господи, что же я… ну прости меня, старого дурака… я ж не хотел… -- у генерала свело горло от рвущихся наружу слез. Он схватил внука в охапку и прижал к себе, словно пытаясь закрыть своими сильными руками его от всех бед и несчастий… -- прости меня, внучек, не успел я, … не успел…
Мальчик вздохнул, становясь спокойным и серьезным. Он повернулся к Анастасии и глядя ей в глаза, не картавя и не сюсюкая, задал очень взрослый вопрос:
-- Тетя Настя, скажи, деда и мама ушли и не придут больше?
-- Да, мой хороший. Никогда.
-- Почему?
-- Потому, что их убили.
-- По-настоящему?
-- Да.
-- Как же я?
-- Ты живой. Умный и сильный. Ты изменишь мир. Мы будем помогать тебе.
-- А деда и мама?
-- Они ушли навсегда. Как тебя зовут?
-- Семен Край.
Сидя на руках у генерала, Семен смотрел в неизвестную даль своими пронзительно голубыми глазами. Что он видел там, далеко-далеко и нескоро-нескоро? Жизнь? Смерть? Свой путь? Настя вспомнила, каким непоправимым горем для нее стала смерть кота-книгочея Ганса, работавшего в книжном магазине мышиным сторожем. Как потрясло её открытие, что мир продолжает существовать дальше и без тех, кого ты любишь. Только это уже другой мир. Какая же сила живёт в этом мальчишке? И как ему помочь?
Из голубых глаз катились крупные слезы. Они бежали вниз ручейками и капали с подбородка. Семен не всхлипывал, не ныл, не капризничал. Он смотрел в неизвестную даль, а плач делал свое дело. В какую-то из секунд, он почувствовал сильную усталость и попросил:
-- Тянастя, пать…
Анастасия взяла его на руки и поняла, что он уже крепко спит. Она вошла в салон и аккуратно уложила мальчика на мягкий диван. Придвинула пару чемоданов, чтобы он не скатился во сне. Вереск тоже спала, подколдованная двумя ведьмами, снявшими боль и тревогу. Настя тихо опустилась на пол, прислонилась спиной к чьему-то баулу, а дальше она не помнила…
***
На высоте две тысячи метров терпел бедствие русский моторный аэростат «Кречет». Без видимых на то причин, на полном ходу, заглох правый двигатель. Подполковник Ковалевский принял решение продолжать полет, используя исправный мотор. Спустя полчаса оба двигателя, построенные фирмой «Panhard-Levasseur» в 1907 году, встали, как вкопанные. Дирижабль потерял ход. Ветер постепенно усиливался и сносил воздушное судно в сторону от правильного курса. Из тысячи двухсот километров, дирижабль прошел восемьсот и находился в воздушном пространстве республики Эстония. Надо сказать, это не сильно обнадеживало. Аппарат несло в открытое море и экипаж был бессилен изменить ситуацию в лучшую сторону. Можно было уйти в коридоры времени, но такое путешествие, обычно, заняло несколько земных лет. Вряд ли пассажирки «Кречета» рассчитывали на такую возможность.
Не теряя времени, командир корабля вышел в астрал и расположил там тревожный маяк, передающий короткое аварийное сообщение. Тут же ответили пара эстонских ведьм-любительниц. Обе очень сильно сочувствовали, но их метелки не поднимались выше километра. После безумно тревожного ожидания и выслушивания фоновых религиозных помех и магических нелинейных искажений, наконец-то ответил снежный человек Иоганн, рулевой космического катера. Он заверил, что спешит на помощь и попросил дать ментальный пеленг, да посильней. Капитан «Кречета» обратился к пассажиркам. Ведьмы объединили свои ментальные силы и сгенерировали такую волну, что Иоганн едва устоял на ногах, а кот Злотый проснулся от непонятной тревоги и печали, покрутился на месте и лег в головах у маленького Семена. Рысь Митра тоже подтянулась и заняла позицию у ног мальчика. Звери приняли малыша и встали, а точнее – легли, на его защиту.
На ходовом мостике готовились к аварийной работе. Генерал занял место рулевого, а Иоганн, стараясь не звякать и не брякать, собирал необходимые инструменты. Гарин напяливал на себя все, что было под рукой теплого. Каракулевая бекеша выглядела полным анахронизмом в космическом корабле, но выбирать не приходилось. Генерал пристально глянул на инженера Гарина, словно увидал его впервые.
-- Петр Петрович, помилуй Бог, а ведь я помню вас. Вот именно в этой шубейке и шапке пирожком. И еще sac de voyage, большой такой докторский sac de voyage из черной кожи. Французский продукт…
-- И где вы меня таким встретили? – неуверенно поинтересовался Гарин.
-- Вы идете по Михайловской, по другой стороне от отеля «Европейская». Идете, озираясь. Нет, не боитесь, но опасаетесь. А ваш покорный слуга, в числе прочих гопников, намеревается посмотреть, что интересного скрыто в вашем багаже. Вас спасла дармовая каша, которую раздавали беспризорникам. Похоже, Петр Петрович?
-- Удивительно! Так все и было. Только каша спасла и вас так же, -- усмехнулся приват-доцент Императорского Технологического. Хищно усмехнулся, как бретер у барьера. Скомкал усмешку и заново улыбнулся, трудно и счастливо. – Да ну его, в самом деле, Иван Иванович! Давайте дальше жить! Мне сейчас на мороз лезть, градусов в сорок, а вы меня гопниками стращаете. Будет вам, честное слово!
-- Будет. Конечно, будет! Удачи, Пётр Петрович!
Космический глиссер подходил к неподвижно повисшему «Кречету» на малых оборотах, как на цыпочках. Выровнялся, стал на параллельный курс, поднялся чуть выше. Иоганн плотно закрыл двери и в салон, и машинное отделение. Иван Иваныч расположил гоночный скутер левее и на пару метров выше, постепенно сближаясь с аэростатом. Иоганн открыл стояночный люк и ловко бросил трос, прямо как американский коровий парень бросает свой аркан. С третьего раза матросы в гондоле ухватили конец и привязали к дверце. Если потянуть посильнее, то дверца оторвется, а кабина останется на месте.
Бесстрашный Иоганн схватил покрепче ящик с инструментами, примерился и невероятно ловко добрался по канату до дирижабля. Грохнул на пол чемодан с умелым железом и вернулся обратно, ловчее, чем туда. Юркнул в люк, отдышался, осмотрелся. Показал генералу большой палец – молодец, мол, так и держи! Из неприметного шкафца достал трос и привязал онемевшего от удивления Гарина к себе, спина к спине, и, не мешкая, полез наружу. Приват-доцент и не успел и глазом моргнуть, как уже висел, между небом и землей, на немыслимой высоте в две тысячи метров. Ситуация сложилась невероятная, невозможная и невообразимо прекрасная. На грани абсурда и психотического бреда. Гарин знал средство против a momentary lapse of reason. От саморазрушения, разум удерживали, стихотворные строки, удивительнейшим образом толкующие настоящее и происходящее:
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
…Ай да Пушкин, ай да сукин сын! – мелькнуло в голове привычное и Гарин почувствовал, как его тело втащили в гондолу. Дальше – как сон во сне, с запахами и звуками. Но без тепла. Без самой маленькой и даже малюсенькой частички тепла. Понятное дело – Вальхалла рядом!
-- Капитан управляемого аэростата «Кречет», подполковник Ковалевский Николай Александрович, честь имею представиться! – перед Гариным стоял былинный старец, непокоренный волхв с серебряными волосами до плеч и бородой до пояса. На глазах – мотоциклетные очки-консервы. Вся одежда – выдубленная кожа с меховой подкладкой. Ноги берегут от стужи собачьи унты, незаменимая северная обувь. Непродуваемо, непробиваемо, несгибаемо… Команда восемь человек – капитан, штурман, радист, два моториста, два пулеметчика и стюард, он же завхоз и суперкарго. Все, как на подбор, высокие, статные и сильные. Длинные седые волосы и бороды, у некоторых заплетены в косички, с металлическим стержнем внутри. Позаимствовано у мушкетеров короля Людовика. Ведь, кроме всего прочего, длинные густые кудри и косицы, армированные металлической проволокой, есть превосходная защита от бокового сабельного удара. А вы думали, королевские мушкетеры – изнеженные манерные хиппи, моющие свои хайры диоровским шампунем по три раза на день? Космы, пряди и локоны – последний шанс в рукопашной, когда от шпаг перешли к дагам, а от даг – к стилетам.
К тому же, нестриженным теплее, а тепло для воздухоплавателя – как родная гавань, о которой мечтаешь всю жизнь. Так устроен мир, что при подъеме на каждые сто метров, температура воздуха снижается на шесть десятых градуса. На километр – в минус уходит шесть честных градусов. Два километра – двенадцать. На земле зима, термометр показывает минус тридцать ночью и минус двадцать пять днем. Для воздухоплавателя – минус сорок. К солнцу ближе, но и холоднее с каждым метром. Икар, сын мастера Дедала, вряд ли опалил рукотворные крыла, поднимаясь над Эгейским морем. Просквозил ледяной ветер мальчишку в хитоне на голое тело. Вот тело и не выдержало!..
Все интересные истории, шутки и анекдоты, хранились в особом, несгораемом сундучке у суперкарго и завхоза, прапорщика Ивана Могилы. Он отвечал за дружественную атмосферу визита и вещал без умолку. Инженер Гарин полез осматривать двигатели, и прапорщик полез за ним. Они добрались до правой мотогондолы и открыли полукруглый капот. У Гарина было предположение о причинах аварии, и увиденное воочию, подтвердило правоту его выводов. А, заодно, его талант и высочайшую квалификацию.
-- Прапорщик, вы бензин где покупаете? – прокричал Петр Петрович под капюшон триединому богу воздухоплавания.
-- Где подешевле, ваше высокоблагородие! По большей части у азербайджанцев, на Бакинских приисках, -- застыдился Иван, да закручинился, -- Его Высокопревосходительство строго приказали экономить, ибо день наш последний, приходит буржуй… может, пришел уже?
-- Пришел, пришел… Вы купили разведенное топливо… Причем, не топливом похуже разводили, а водой… бензин легче воды, она на дне баков копится и лежит до поры, до времени спокойно. А когда аппарат поднимается в холодные слои атмосферы, давление понижается, и температура падает, та вода растворяется в горючем и замерзает маленькими кристаллами льда… такие вот, мельче сахарного песка. Забивается система подачи топлива, бензонасосы, карбюраторы – все коту под хвост. У вас на судне есть запас
