Глава первая. Разговор на семинаре
- Ребята, даже не знаю, зачем более развитым существам, чем землянам в нынешнюю пору, устанавливать с нами контакт. Какая им будет от него польза и в чем может заключаться смысл такого контакта? - спросил своих студентов доцент Иванов на семинаре, посвященном проблеме понимания.
- Может быть разумные существа космоса стремятся помочь нам преодолеть глобальные проблемы, которые нам теперь не по плечу? – предположил субтильный и сгорбленный парень.
- Они хотят взять над нами шефство, как более развитые в разумном плане! - убежденно заявила с первого ряда бойкая и симпатичная девушка.
- Не убедительно, Светлана, - возразил ей преподаватель и добавил, обращаясь уже к первому оппоненту, – Александр, контакт возможен при обоюдном интересе. Как вы думаете, чем люди могут заинтересовать инопланетян, если последние разумнее нас.
- Да, многим, например, тем, что наш мозг устроен иначе, чем у них, то есть, эволюция другим образом привела к разумной жизни. Поэтому инопланетянам будет интересно знать, какие возможности в плане развития интеллекта есть у нас, - пришел на помощь Александру его друг Владимир – стройный и крепкий юноша со светлыми волосами.
- Или их может заинтересовать то печальное обстоятельство, почему, в силу каких причин у землян перестал развиваться разум, что проявляется в их агрессивном отношении друг к другу, - предположил критически настроенный молодой человек с заднего ряда.
- Что может быть такое причиной, Кирилл? – спросил его доцент.
- Вы сами говорили, Василий Иванович, что человеческий интеллект есть средство и одновременно результат социального развития, его совместной трудовой деятельности. Пределы его развития есть пределы социального развития. Если в социальном виде он находится не в прогрессе, а в регрессе, как теперь, то его способность к разумному существованию падает, и он перестает быть предметом влечения для более разумного существа.
- Но как же быть с естественным для разумного существа стремлением к сотрудничеству, к помощи ближнему по интеллекту? – возразил Василий Иванович.
- Я думаю, что вы упрощаете дело контакта – заметил молчавший дотоле студент, сидевший в стороне от других ребят. - Возможность к нему появляется у человека только в техническую эпоху. Но в эту эпоху человек меняется не в лучшую сторону, - он из культурного существа с душой превращается в цивилизованное бездушное существо. Инопланетянина как раз может заинтересовать культурное, душевное существо, которое для него непонятно.
Душевное существо с интеллектом – это природная аномалия. Но у человека есть одновременно и душа, и интеллект на базе материи, что является чрезмерно сложным образованием для этого материального мира, склонного к упрощению выбора души без интеллекта и интеллекта без души. У нас же есть и то, и другое. То есть, интеллект имеет у нас естественное душевное происхождение. Точнее, для нас естественнее иметь разумную душу, чем голый интеллект.
Но, к сожалению, в последнее время, в связи с развитием техники, у нас произошло оскудение души и люди стали чужими друг другу. Их отношения, включая и отношение к самим себе, приобрели искусственный, технический характер. В том смысле окно контакта для нас закрывается.
Зато открываются новые возможности для использования нас в качестве средства распространения интеллекта инопланетян. Мы интересны для них в качестве объекта эксплуатации, а не субъекта общения.
- У вас, Марк, интересный ход размышления. Но все же, что служит основным противоречием для нас, мешающим нашему развитию?
- Могу предположить, что этим противоречием является противоречие между разумом и свободой. Мы более практические, чем теоретические существа. Свобода для нас выражается не столько в разуме, сколько в чувствах. От того мы такие душевные, но и агрессивные с другой стороны, потому и опасные для самих себя и чужих нам инопланетян. Кто будет устанавливать контакт с теми, кто не умеет вполне владеть самим собой, что свойственно человеку. Мало того, ему свойственно настаивать на своих ошибках, быть упрямым до тупости, а то тупик в развитии. Что и требовалось доказать.
- Не категоричны ли вы, Марк, в своем выводе? - усомнился доцент в том, к чему пришел в ходе своего рассуждения его оппонент. – Вы категорически пессимистичны.
- Я понимаю это и отдаю в этом себе отчет. Но что делать, когда так обстоят наши дела.
- Что делать? Бороться за будущее человечества. Ведь вы сами сказали, что человек более практическое существо, чем теоретическое, к моему сожалению.
- Знаете, что, Василий Иванович, правильно ли я понял вас, что вы хотите подвести нас к мысли, что есть два подхода к контакту с «братьями по разуму»: один подход универсальный – рано или поздно, но се разумные существа, за редким исключением социального антагонизма, приходят к разумному сосуществованию, а другой подход уникальный – редко или случайно происходит контакт с благополучным исходом для участников контакта.
- Вы правильно поняли меня, Елена, - ответил Василий Иванович обаятельной и привлекательной шатенке, сидящей в середине учебной аудитории. – И эти подходы, которые я назвал бы оптимистическим и пессимистическим, уже были раскрыты на художественном материале в произведениях фантастов – нашего Ивана Ефремова и польского Станислава Лема.
- А как же позиция братьев Стругацких? – спросил Марк.
- У них мы находим смешанный вариант представления и описания контакта человека с внеземным разумом. Если у Ефремова мы имеем дело с откровением Кольца космических цивилизаций, к которому человечество подключается в будущем, а у Лема контакт с иной планетой заканчивается фиаско в силу принципиального недопонимания контактеров по причине разницы в уровне интеллекта, то в случае Стругацких мы имеем дело с непониманием людей самих себя. В таком случае о каком контакте с чужими, с пришельцами может идти речь?
- Василий Иванович, но как же быть с их концепцией прогрессоров? – возразила Василию Ивановичу Елена.
- Она уравновешивается концепцией странников. Прогрессор – это художественный образ обращения современного человека со своей историей. Он навеян историографическим манером переписывать историю, модернизировать прошлое, осовременивать его, делать актуальным.
Иное дело, странник. Он был нужен братьям Стругацким в той же роли, в которой являлся Воланд для Михаила Булгакова в «Мастере и Маргарите» как часть той силы, которая желаю зла человеку, вроде Мефистофеля, делает ему добро в образе Фауста или Мастера. У Джоан Роулинг в эпопее о волшебнике Гарри Поттере такую роль играет Волан де Морт как расшифрованную модель Воланда в качестве ангела вечной смерти. Сам Гарри Поттер является невольным сообщником осуществления злодейского плана Волана де Морта. Он как Кай в сказке Андерсена о Снежной королеве, несет в себе образ, осколок, фрагмент, часть зла, которое становится добром.
Странник – это что-то, вроде посвященного в тайны космоса, космический масон, который нужен им, чтобы вывести тень человека на свет познания. Но, тем не менее, сам маг-странник остается в тени, чтобы в свете был, на свету оказался человек. Он нужен для контраста, чтобы лучше разглядеть человека.
- Что ко всему этому добавил Лю Цысинь? – спросил Марк.
- Как представитель твердой научной фантастики, так сказать «инженер инопланетных душ», следуя линии Лема, он превратил проблему контакта с внеземным разумом в рамках программы CETI (Search for Extraterrestrial Intelligence) в «темный лес», в своем одноименном романе в качестве продолжения романа «Задача трех тел». В романах китайского фантаста инопланетяне с ближайшей звезды Альфа Центавра, которых он называет «трисоларианами» (жителями планеты трех солнц) отличаются от людей тем, что, продвинувшись по пути технического прогресса, стали полностью оцифрованными. Они не способны ко лжи в том смысле, что прямо передают свои «мысли» так называемыми словами в качестве знаков-пакетов электромагнитного излучения.
Китайский автор является явным сторонником вербального или лингвистического редукционизма мышления. У него логика мысли прямо следует грамматика слов языка информационного или компьютерного программирования. Так он понимает суть мышления трисолориан, на его взгляд, более продвинутого, чем мышление Земля, по пути отождествления мысли со словом, как знаком коммуникации.
Выходит так, что истиной мысли является "буква". Таким образом дух служит букве, а знание из мысли коммуницируется или сообщается в качестве информации.
Вершиной ментальной технологии трисолориан становится изготовление наночастиц, которые прямо ограничивают просто блокируют ментальные возможности людей, их интеллектуальную деятельность. И все почему? Потому, что они, как заговоренные, следуют путем трисолориан, ограничивая свое мышление деформированной коммуникации. Эти частицы не случайно носят имя "софоны", вызывая у культурного читателя ассоциацию с мудрость (софией) в виде единиц ее измерения.
- Однако, Василий Иванович, ваш подход тоже страдает редукционизма. Ведь вы, как последовательный марксист, сводите мысль к деянию, к акту деятельности, к практике, - критически высказался Марк.
- Марк, не быть тебе синоптиком марксизма. То, что я недавно знакомил вас с философией Карла Маркса не означает еще того, что я являюсь сторонником доктрины Маркса и разделяю его взгляды. По идее я метафизик-моралист, а не марксист-реалист и тем более материалист.
- Но диалектика противоположна метафизике, - не унимался Марк и стоял на своем.
- Метафизика совместима с диалектикой. Яркий тому пример спекулятивная диалектика Гегеля. Марксист противопоставляют диалектика и метафизику как методы из школьных, логистических соображений в пылу идеологической полемики.
Я же просто размышляют из идеи и не могу не заниматься диалектикой в силу того, что мысли естественно развиваются, так сказать, "по спирали", то есть, диалектически. Для меня мысль самодостаточна в том смысле, что не вводим в ни к труду, ни к языку. Она просто есть. В ней сказывается, проговаривается, лучше сказать, подразумевается или осмысляется онтология духа.
К слову, есть еще что сказать о советской фантастике дальнего прицела. Взять того же Ефремова и, прежде всего, его же роман пятидесятых "Туманность Андромеды". Невооруженным взглядом видно, как Ефремов старается изобразить человека далекого будущего непохожим на современного ему советского человека, попавшего с холода сталинской зимы в оттепель хрущевской весны. Слова персонажей этого романа, вроде Дара Ветра или Эвды Наль, маркируют эпохальную парадигмальную установку коммунистического будущего на общее благо в контроверзе к буржуазной установке семейства на личное счастье частника.
Герои романа, конечно, получились идеализированными, само
