День Парижской Коммуны

Дуся удивилась и спросила:
-Что с тобой?
-Дуся, давай поженимся, – сказал Фёдор. Он смотрел на нее в ожидании, а она закрыла лицо руками. Потом убрала руки и сказала:
-Федя… я понимаю, это твоё сопереживание мне. Но прошу тебя, не нужно.
-Какое еще сопереживание? Я давно уже хотел…. года три как…
-Почему же молчал?
-Да потому! Ты ж меня трезвого на пушечный выстрел к себе не подпускала. А пьяным я не хотел предложение тебе делать. Ты вспомни, сколько раз я пытался трезвый к тебе подкатывать – и с цветами, и с подарками. И в ответ ты только прогоняла меня и скалкой угрожала. У меня никого кроме тебя не было после нашего с тобой первого раза. Это для тебя ничего не значит? И мои чувства для тебя ничего не значат?
-Ладно, ладно. Хорошо, – произнесла она. Получилось негромко из-за проблем с голосом.
-Хорошо? И как понимать это твоё хорошо?
-Хорошо, это – да.
-Толком объясни! Я ни черта не понимаю! Хорошо – это да. Что значит да? Ты согласна?
Она задумчиво смотрела в окно.
-Я ведь подпускала тебя к себе только пьяным, потому что... боялась, что трезвому не нужна тебе буду. Фэйсом не вышла и фигурой. Толстуха сисястая. Не то, что все наши дамочки.
-Дамочки? Все эти наши селёдки? Да кому они нужны? Я только тебя одну и хотел.
-Но теперь я очень похудела. Теперь не буду комплексовать, но и привлекать тебя не буду.
-Ты? Комплексовала? Да тебя же все обожали и обожают. 
-Федя, подумай еще раз. Хорошенько подумай. Я изменилась и, возможно, уже не стану прежней.
-Но ты любишь меня?
-Люблю.
-Тогда и обсуждать нечего! Сегодня же подадим заявление через госуслуги.
-Федя…
-Ты мне любая нужна! Я пять лет ни о ком думать не могу. Да и раньше… я тебя еще подростком помню, и не просто помню… Думаю, уже тогда что-то в душе у меня шевелилось.
-Хорошо. Давай попробуем.
-Что попробуем?
-Ну… по-трезвому. Если все будет как раньше, значит…
-Разве тебе можно сейчас? Я-то давно сдерживаюсь изо всех сил.
-То есть, даже несмотря на то, что я похудела?
-Говорю же, без разницы мне – толстая ты, худая, накрашенная или умытая, причесанная или лохматая, трезвая или пьяная. Лю-ба-я, лишь бы ты! Целовать тебя хочу, обнимать, на руках носить!

***6 
    Этой ночью Фёдор почувствовал себя счастливым. Впервые за последние пять лет. И понял, что тайно грызущее его чувство наконец-то удовлетворено и больше не будет его мучить. Именно это чувство не давало ему покоя с момента, когда Дуся пришла в театр, где он работал. Оказалось, он хотел уверенности в том, что отныне она не исчезнет из его жизни, и никто не посмеет претендовать на нее. С самого начала они играли в разных спектаклях и ни разу не пересеклись. И он ревниво наблюдал за парнями, ее партнерами по сцене. А раньше, еще в хрущёвке, так же ревниво он следил за всеми, кто проявлял к ней интерес на совместных пирушках в актовом зале их дома. Ведь именно она часто являлась их вдохновителем и организатором, ей сдавали деньги на продукты для праздничного застолья, и она же готовила основное горячее блюдо праздника. Сейчас он осознал, что всегда ее ревновал, потому что любил. А она, как выяснилось, боялась, что не подходит ему из-за своей пышущей здоровьем внешности, которой втайне ото всех стеснялась.
    Обнимая и целуя ее сейчас, он не находил никакой разницы в своих ощущениях, его желание имело такую же силу, как и раньше, и удовлетворение принесло ему настоящее наслаждение, которого он так долго ждал. Вдыхая запах ее волос, шеи, груди, он словно растворялся в своих желаниях. Именно запах всегда манил его к ней, а все остальное являлось лишь приложением, красивой картинкой, совпадающей с его сиюминутными сексуальными фантазиями, которые обладали вариативностью и изменялись в угоду рождающемуся в глубине его существа либидо. И оказался неважным объем ее форм и наличие здорового румянца. Его руки сжимали ее тело, которое так и осталось гладким и нежным, его ноздри вдыхали ее манящий запах, а его глаза постоянно ловили взгляд ее темных, как вишни, глаз. Когда-то он кайфовал от ее молодой упругой кожи, подобной налитому яблоку, а сейчас он видел ее безупречную стройность, идеальных линий ноги и бедра и понимал, что это не менее, если не более притягательно. И когда он покрывал ее поцелуями, которые местами щекотали ее, то вдруг услышал, как она засмеялась – вновь, как и раньше, словно колокольчик из детства.
    С этого дня выздоровление Дуси пошло ускоренными темпами. Быстро восстанавливались все показатели ее крови и систем организма, на щеках у нее заиграл нежный румянец смущения и радости – такой вот она была, легко краснела от стыдливости и пыталась скрыть это за шутками. Но любой, глядя на нее сейчас, сразу понимал, что эта девушка очень счастлива.                 
    К концу срока в санатории она полностью восстановилась. Но теперь стала придерживаться некоторых ограничений в питании, поскольку и сама оценила все плюсы стройности, как в плане здоровья, так и в плане уверенности в своей красоте.
    Когда они вдвоем, в светлых летних одеждах, весёлые и раскованные, появились на дневной репетиции, их сразу же обступила вся труппа, так что худруку пришлось с помощью Васечкина пробиваться к своим любимчикам. Их все поздравляли с законным браком и требовали выкатить пир горой. Героем дня был так же и Колян, приехавший заранее и ожидавший появления Фёдора и Дуси. Когда народ начал шутливо пенять новобрачным на то, что они хотят зажать пирушку, Колян вышел на сцену и объявил:
-А теперь, танцуют все!
И в этот момент несколько официантов в стильной форме стали заносить в репетиционный зал и ставить прямо на сцену цветы, фужеры, бутылки шампанского, фрукты и закуски. А оба мастера по свету, и по звуку, одновременно включили один подсветку, а второй фонограмму оригинала "Аллилуйи любви".
Колян закричал молодым:
-Горько!
И даже у самых стойких из присутствующих ком в горле встал, и слезы навернулись, настолько сильные эмоции вызвало все произошедшее после его слов:

Я молюсь лишь любви, той, что молча
солнцем светит в кромешной ночи,
той, которая счастье пророчит,
той, чьи так вездесущи лучи.

Я молюсь лишь любви, все иные
божества поклоняются ей.
Ведь недаром всю жизнь вижу сны я,
где её свет сильнее теней.

Только ей говорю – аллилуйя,
только ей благодарен всю жизнь,
только ей я дарю поцелуи,
самой ценной из многих святынь.

                                                                                  ***                   

                   
© Copyright: Марк Шувалов,
          март 2024