Решение сходить в «темный ресторан» пришло ко мне внезапно и словно ниоткуда. Я устал, а царившая уже полтора месяца жара выматывала. Она накрыла город, как большой стеклянной крышкой, под которой варилось и жарилось на солнце все живое, будь то люди, собаки или кошки. Даже птицы – и те летали низко и как бы через силу.
В общем, хотелось прохлады, темноты и тишины. Я знал, что в «Dinner in the dark» никогда не играет музыка, а посетители стараются говорить вполголоса, часто переходя на шепот. И не потому, что громкие звуки там запрещены – но в отсутствие света люди ориентируются на слух, а значит, избегают лишнего шума. Вдобавок сидеть одному за столиком мне было неловко. Наверное, кому-то это покажется глупым, но я все еще скучал по Карине и стыдился своего одиночества.
Темнота – удобная одежда. Она скрывает чувства, как рубашка – тело. Накануне я выбрал на сайте ресторана меню и забронировал столик. Поэтому стоило мне переступить порог и назвать свое имя, как официант аккуратно взял меня под локоть и направил куда-то в другой конец зала, а затем отодвинул и придержал стул, чтобы я не сел мимо. Мрак был абсолютным, черным и сплошным, как в каменноугольной шахте. Таким густым, что в нем даже чудились беловатые сметанные разводы – призрачные шлейфы то ли слов, то ли вздохов, то ли чьих-то мимолетных улыбок.
«Душновато», - отметил я про себя и ощупал стол. Нашел ложку, вилку и нож, солонку, а может, перечницу, хотя, скорее всего, и то, и другое, потому что их обнаружилось две – одинаковых, держатель с салфетками по середине столешницы и еще, в плетеной корзиночке, маленький продолговатый предмет, назначения которого я не понял. Возможно, это была какая-то еда, жесткая булочка, неизвестный фрукт или овощ. Но попробовать я не рискнул.
Вскоре официант принес минеральную воду и закуску: салат и мясную нарезку, ну, во всяком случае, так мне показалось на вкус. «Как он только ориентируется, - думал я, осторожно подцепляя вилкой кусочек чего-то там. – Наверное, слепой от рождения. У них, говорят, обостренный слух».
Несмотря на плохую вентиляцию, в ресторане мне нравилось. Салат вкусный. Мясо нежное, такое, что буквально тает на языке. Очень кстати – потому что глотать получалось с трудом. И еще – в темноте можно было плакать. И есть руками.
Вытянув из держателя салфетку, я прижал ее к глазам, давясь слезами. Тихо, не всхлипывать. И не стучать зубами о край стакана. Чтобы не услышали за соседним столиком. Впрочем, где он, соседний стол – я не имел ни малейшего представления. Казалось я один одинешенек в целой вселенной, с погасшим солнцем и тенью официанта, снующей туда-сюда по ей одной ведомому маршруту.
- Возьмите, - обронила тень, ставя передо мной плошку с супом, и в руку мне скользнул плотный, глянцевый на ощупь листок бумаги.
- Что это?
- Проспектик. Не выбрасывайте. Почитайте хотя бы. Возможно, это выход.
- Какой выход? – спросил я озадаченно. – Куда?
- Просто выход.
Я услышал, как он шуршит салфетками, вставляя в держатель пачку новых, в то время, как на столе росла горка использованных, мокрых и сопливых. Мне стало стыдно. Этот незрячий человек, казалось, видел меня насквозь. И вместо того, чтобы возмутиться непрошенному участию, я тихо сказал:
- Спасибо.
- Почитайте. Обязательно. Вам это нужно, - так же негромко откликнулся официант и скользнул во тьму. Его поглотило, растворив без остатка, безликое ничто, черное, как спитой кофе.
Уже на улице, стоя перед «Dinner in the dark» с распухшим носом, красными глазами и сыто урчащим желудком, я вспомнил о листовке и как следует рассмотрел ее. Это оказалась рекламка каких-то курсов или духовных практик.
Магия света! Для слепых и «зрячих». Научитесь видеть без глаз! Выездной тренинг. Ведет Дерек фон Йельц, профессор того-то, сего-то, не важно чего именно. Звонить... ну, и номер телефона.
Я в недоумении уставился на листок, снова и снова пробегая взглядом нелепый текст. Похоже на чью-то дурную шутку. Хотя... каких только заморочек нет у людей. И каких только невероятных потребностей. Был бы интерес, а учитель найдется. Тем более, что умение видеть без глаз – очень заманчиво и полезно для слепых. Вот только слепой рекламку не прочтет. Значит, она предназначена для «зрячих» в кавычках. То есть, для таких, как я.
Еще продолжая изумленно усмехаться, я уже раздумывал, как бы половчее договориться с шефом и взять отпуск на работе, и нащупывал в кармане телефон.
Семинар, конечно же, оказался платным. Но цена – до смешного низкой, можно даже сказать - ничтожной. Живи я в гостинице, да еще с полным пансионом – заплатил бы в разы больше.
Равнодушный мужской голос, похожий на механический, продиктовал мне адрес, заодно любезно объяснив, когда и во сколько явиться в бюро – и желательно, сразу с вещами, потому что выезжаем немедленно, как только подпишем все документы. Руководитель группы Дерек фон Йельц будет ждать нас на месте. Затем осведомился о моем имени, возрасте, состоянии здоровья, инфекциях, передаваемых половым путем, а так же есть ли у меня близкие родственники в Германии. Странно, конечно. Обычно так спрашивают, когда замышляют что-то плохое. Ну, и что они мне сделают, пожал я плечами, продадут в бордель? Сдался я там... Разберут на органы? Просто убьют? Вряд ли. Хотя... Чего только не происходит в мире, и мало ли в нем психов, маньяков и еще Бог знает кого. Ну, убьют, так убьют. Почему-то мне было все равно. Лишь бы перед смертью не мучали.
Какие именно бумаги я подписал пару дней спустя в конторе «Магии света» - упоминать не стану. Вы скажете, что я полный идиот, и будете правы. Обидно ощущать себя таким... Причем – по жизни, потому что в умении попадать в дурацкие ситуации мне нет и никогда не было равных. Немного утешает лишь то, что идиотом я в тот раз оказался не единственным. Таких, как я, подобралось еще трое. Совсем маленькая группа. Полноватая девушка, одетая в широкий коричневый балахон и с собачкой на поводке. Высокий парень с аккуратной бородкой, похожий на художника. То есть, не то чтобы вымазанный в краске или с мольбертом в руках. Ничего такого. Но каждый, глядя на него, неприменно подумал бы – вот, идет художник. И еще – накачанный мужчина непонятного возраста. Не сказать, что агрессивный или какой-то особенно угрюмый, но смотреть на него почему-то было страшновато. Ну, и я – как принято говорить, ваш покорный слуга. Хотя, вообще-то, я в слуги ни к кому не нанимался. Да и к покорности не сказать, что приучен. Хотя... всякое в жизни случалось. Что уж тут.
Приятная молодая женщина с пронзительным взглядом Медузы Горгоны – ну, то есть, приятная до тех пор, пока не взглянет – снабдила нас картой и подробно объяснила, как добраться до места. Деревенька называлась Кирхендорф, а нужный нам дом находился на отшибе – окруженный лесом, бурьяном и диким, растянувшимся далеко за пределы участка садом. То есть, изоляция от мира предполагалась полная.
В электричке мы перезнакомились.
- Я – Тина, - представилась девушка в балахоне. – А это – Шуша. Я ее ненавижу.
С этими словами она несильно пнула заворчавшего питомца носком туфли. За что так же слегка была укушена им в лодыжку.
- Странная кличка, - заметил художник.
- Это потому, что она никогда не лает, - пояснила девушка, - а только воет, причем так, что душа стынет. И еще иногда кашляет.
- Простудилась, наверное, - пошутил «качок», но никто не засмеялся.
Я пригляделся к Шуше и с удивлением понял, что она – вовсе не собака. Высокая, рыже-бурая, на тонких ногах и с длинными стоячими ушами, а хвостом – чуть менее пушистым, чем лисий, но явно не песьим. С хищной, диковатой мордой. Возможно, шакал. Но точно не знаю, плохо разбираюсь в видах собачьих.
«Зачем, - недоумевал я, - таскать это существо с собой, тем более, если ненавидишь? Отпустила бы на все четыре стороны. Дикому зверю на свободе лучше».
Угрюмого типа, как выяснилось, звали Альберт. Он все время вытирал пот со лба, хотя в электричке работал кондиционер. А вот имя художника я тут же забыл – какое-то испанское, а у меня плохая память на иностранные слова. Так что будем для простоты называть его Хуаном.
- Ну, а ты? – обратилась ко мне Тина.
- Ханс.
- Господи, - засмеялся Альберт – тонким, отвратительным смехом, - вот так имечко. Прямо нафталином запахло, честное слово. Кого сейчас зовут Хансом?
- Меня.
Он продолжал мерзко хихикать, а я, чувствуя себя оплеванным, забился в угол сидения и смотрел в окно на текущий мимо яркий, солнечный мир. Полосатые желто-зеленые поля. Изумрудные лоскуты сочного клевера, блестящие под радужными зонтами поливалок. Солома, высушенная зноем почти до белоснежности, до мертвенной ломкости. Золотое буйство рапса и нежно-лиловое – гречихи. Прозрачные змейки ручьев и медленное, серо-голубое течение равнинных потоков, режущих все это разноцветие на куски, как портновские ножницы – пеструю ткань. Пейзажи мелькали калейдоскопом, сквозь зрачки вливаясь прямо в душу. Когда-то яркие краски радовали меня. Теперь – нет. Словно какие-то створки в сердце запахнулись, не пропуская больше ни цвет, ни свет, а только сплошную печальную серость.
Мои попутчики тем временем лениво перекидывались фразами, швыряя их друг другу, как резиновые мячики. Не истины ради, а лишь бы не ехать в молчании, что по социальным канонам отчего-то считается неловким.
- И что это значит, видеть без глаз? – спрашивала Тина, легонько поглаживая двумя пальцами между ушей недовольную Шушу. Та в ответ скалилась желтыми зубами и глухо урчала.
- Ну, - задумчиво качал головой бородатый художник, - понятно же, без глаз, то есть – всей поверхостью тела. Я немного знаком с этой методикой. Нас будут учить, как сделать зрячей каждую клетку кожи...
- А зачем? – не отставала Тина. – Зачем видеть тому, что скрыто под одеждой? Это ведь только мешает.
- А на вопрос «зачем», ответь сама, - гнул свое Хуан. – Зачем ты, Тина, поехала на этот семинар? Что не так с твоим зрением?
Она беспомощно оглядела нас – каждого по очереди – ненадолго задержавшись взглядом на мне и словно вопрошая: «А ты-то какого лешего сюда поперся, придурок с идиотским именем?» - отчего я почувствовал себя совсем плохо.
- Я не вижу призраков, - сказала она, наконец, пожав плечами, и отвернулась.
- И что? – не понял Хуан. - Я тоже не вижу.
- И я, - поддакнул Альберт.
Если говорить уж совсем честно, то и я ни разу не видел ни одного призрака. Но прикусил язык. Не люблю, когда надо мной издеваются.
Кстати, Тина, единственная из нас, носила очки с толстенными стеклами. Так что зрение у нее и в самом деле было не в порядке.
От вокзала мы полчаса ехали на автобусе, а потом еще долго шли пешком, ориентируясь по карте. И даже не заметили, как редкий смешанный лес перешел в сад – прямая и, наверное, когда-то ухоженная тропинка ныряла в мешанину переплетенных веток. Над нашими головами качались яблоки. А еще выше, в густой зелени, перекликались птицы, словно торопясь оповестить друг друга о нашем приходе. Сквозь белые камни дорожки давно уже проросла трава, а бордюр, если он и был когда-то, рассыпался на серые осколки бетона, неотличимые от обыкновенных комков земли. Однако сам по себе сад не выглядел запущенным. В нем ощущалась странная гармония, и сквозь кажущийся хаос проступал чей-то пусть и абсурдный, но тщательно
