духовное, то оно происходит, и когда из духа вовлекаешься в мир, то тоже происходит изменение. Тогда оно начинает существовать и о нем можно сказать. Если нет разных состояний, то это будет одно единственное состояние и сравнить будет не с чем
Выше было начато, что никто пока не смог ответить, что же является двигателем бытия. Что причина изменений всего вокруг. И сказано, что изменение есть разность между двумя состояниями.
Потому одни говорят о душе и о вечной жизни, что познали высоты духа, где и получили такой опыт. Другим он не нужен и они в него не верят у них другой интерес. И так дух, отрицая себя создает изменение, которое существует между двумя состояниями. При том нельзя опять же назвать сознание, а потому и нельзя назвать, что же всем движет.
Но постичь это – можно.
На этом я могу сказать лишь:
Аминь.
Евангелие наркомана – это про тебя. Я знаю, что когда ты это читаешь, то думаешь, что я говорю о ком-то другом.
Евангелие наркомана – это смерть. Рам Цзы, сказал, что пришел не учить тебя, а убить. Иисус сказал, что принес не мир, но меч и огонь. Хакуин сказал, если не достигнешь, то покончи с собой. Но я говорю тебе, что сам сдохнешь.
Евангелие наркомана – это путь без пути. У пути есть его начало и ...»
Джону надоело писать и он перестал. Он захотел пойти на улицу и посмотреть, что там происходит. Но он боялся это сделать. Настало утро, нужны были сигареты и хотелось свежего воздуха, поэтому Джон взял лист бумаги и написал:
«Начальнику ******ого РУВД
Полковнику ******ву
От гражданина
Ивана ******ко
Заявление
Сообщаю, что вчера вечером на улице я случайно обнаружил лежащим пакетик с неизвестным белым порошком. Что было в пакетике я не имел представления, но на всякий случай взял его с целью передать в руки милиции. Так как содержимое пакетика могло оказаться чем-то обыкновенным типа муки или сахара, то я решил немного попробовать, чтобы, в таком случае, не отвлекать органы от работы. После того как я попробовал небольшое количество мне стало очень страшно. До этого я наркотиков никогда в жизни не пробовал, поэтому вот.
В данный момент я хочу добровольно отдать это непонятное вещество, которое я просто нашел. Хочу напомнить, что лицо, добровольно выдавшее наркотические вещества и активно способствовавшее их сдаче освобождается от всякой уголовной ответственности. Конкретное место на земле, где я его нашел, готов показать по требованию следствия.
21 ноября 2009 г.»
Подстраховавшись таким образом, Джон свернул исписанный лист, положил его в задний карман брюк, открыл дверь и вышел на улицу.
Санта Будда.
Клаус лежит на непонятной кровати. Она высокая, как стол и жесткая, как кушетка. Его голова повернута направо и он смотрит в глаза Сморчка. Тот лежит не на кровати, а на каталке, закрытый простыней, но из под нее видно его лицо, его синие губы и чернота рта, в котором наверняка находится такой же синий язык. Клаус не видит его языка, но почему-то ему кажется, что он синий. Или черный. Глаза Сморчка закатились и Клаусу видно это, потому что его веки полуоткрыты. Он попил какой-то поддельной водки и умер. В токсикоцентр доставили уже труп. Скоро его увезут.
За окном раннее утро. Весь мир еще спит, но Клаус уже проснулся. Он тоже лежит под простыней, но ночью ему стало холодно и он попросил сестру укрыть его еще и одеялом. Она укрыла его шерстяным больничным одеялом и он снова уснул. Хорошая девушка. В прошлый раз его хлестали по роже грязной, половой тряпкой. Но тогда все было иначе. На этот раз он всего лишь отравился сулемой. Принял три грамма в желатиновой капсуле. Каким-то образом перепутал. Через тридцать минут началось жжение в животе и сильная рвота. В учебниках по химии иногда пишут вкус того или иного вещества. Вкус сулемы нигде не написан, поэтому Клаус не знал какой он, пока не попробовал. Она жгучая на вкус. Ни горькая, ни сладкая, ни соленая, ни кислая, а именно жгучая. Клаус подождал пока его закончит тошнить и лег спать. С утра понял, что почему-то очень ослабел и не может встать, поэтому вызвал скорую. Пока она ехала, он вычислял как быстро растворяется желатиновая капсула.
Сморчок лежит, а выражение его лица напоминает мину изумления. Все портят полуприкрытые закатившиеся глаза. Только они указывают на то, что он мертв. Губы тоже, но нужно вглядываться в черты лица, чтобы заметить их неестественный цвет. У Клауса было время вглядеться. Все утро, поворачивая голову направо он видел только его.
Врачи начинают обход. Значит уже восемь-девять утра. Его койка первая, поэтому дежурный объясняет остальным, которые только пришли на работу, что происходило в его смену.
Они стоят в ногах у кровати Клауса и он слышит фразу «С этим все». Он и сам знает, что все. Через несколько дней он будет лежать, как Сморчок. Смерть при отравлении сулемой достаточно мучительна. Отказывают почки, ты жив, в сознании, но уже ничто не может помочь. Три грамма это в шесть раз больше максимальной смертельной дозировки. Но Клаусу абсолютно не страшно, а как-то... «непонятно» что-ли.
Он укрыт простыней с головой. Ночью было прохладно и он накрылся, чтобы не мерзли уши. Край простыни приподнят и, повернув голову на бок, он смотрит на Сморчка. Один из врачей хлопает Клауса ладонью по заднице, чтобы проверить живой ли он. Он живой. Ему не лень шевелиться и убирать простыню, просто у него в вене на внутреннем сгибе локтя стоит катетер и ему неудобно двигать рукой. Он даже сгибается, когда он сгибает руку. При этом Клаус чувствует, как игла ходит в вене и задевает изнутри ее стенки. Необыкновенное ощущение. Обычно вен не чувствуешь, но изнутри иглой ощутить их можно. При этом слегка захватывает дух и возникает странная смесь любопытства и страха. Потом любопытство проходит и эта иголка начинает мешать, затрудняя совершение привычных действий.
Мимо Сморчка врачи проходят почти без задержки и подходят к Бегемоту. Тот тоже проснулся и начал стонать и жаловаться. Он лежит здесь уже неделю. Здоровенный парень в небольших плавочках. Поэтому «Бегемот». Он все время возится на своей кушетке, укрывается, кутается, чего-то просит, жалуется. Еще у него постоянно идет кровь из носа. Он вытирает ее чем придется, поэтому все его простыни и полотенца в кровавых пятнах. Сестры постоянно ругают его из-за этого. Ему категорически запрещают пачкать то, что не стерилизуется и не стирается – утки, стойку с капельницами, матрас, мебель. Подходя к нему, они всегда одевают перчатки. У Бегемота СПИД и гепатит С.
Он здесь случайно. Героиновый наркоман, не достал дозу, поэтому наглотался успокоительных таблеток. От них он уснул, сидя у стены на корточках и просидел так почти сутки. Ноги затекли, кровь в них застоялась. Когда он очнулся, то обнаружил, что не может больше ходить и попал сюда. Он не раз говорил Клаусу, что жалеет, что не умер. Ноги раздулись, они не шевелятся и он не может даже на них встать. Если пытается, то, по его словам, ощущение похоже на втыкание в пятки иголок. Его почки не работают, поэтому его возят на каталке на диализ. У почек есть одна особенность – во время сильной интоксикации они просто отказывают, отбрасываются, как хвост у ящерицы. Ему дают очень мало жидкости, поэтому он постоянно хочет пить. Его неспособность двигать ногами еще больше усиливает его сходство с бегемотом.
С утра он рассказывал о тюрьме, о болезнях, о туберкулезе. Врач, одетый в белый халат, казался им всем каким-то олицетворением свободы, чего-то светлого, что есть только там, на воле. Во время обхода врача если кто-то из заключенных жаловался на здоровье, то неизменно получал один и тот же ответ:
Лекарств в медчасти нет. Пейте больше воды.
Теперь Бегемот жалуется снова, но на этот раз его просьбы о другом:
«А-о-о», - стонет он. «Дайте мне воды или я буду тут все кровью мазать. А-о-о».
Когда человек умирает он готов на все. Абсолютно на все. На любую низость. Потому что жизнь - это все что у человека есть. Не готовы на все только зомби и фанатики. Верующие, готовые пожертвовать собой за веру, родители готовые отдать жизнь за детей, патриоты, гибнущие за родину. Нормальный человек готов на все.
Фанатики просто не понимают, что это умрут именно они. Настолько глубоко в их мозгах засела и укоренилась идея о том, во что они верят, к чему привязаны. Фактически они и не умирают. Точнее умирают, но понять этого не успевают.
Это самая большая иллюзия из всех существующих. Самопожертвование считается благородным и благим делом. Только это не так. Знаете, что такое самопожертвование? Что такое вера в то, что человек рождается, живет и умирает ради чего-то? Это шоры, которые человек одевает, чтобы убежать от собственной неумолимой смерти. Он закрывает ладонью глаза, как это делают проститутки, когда их снимают на телевизионную камеру. Он не хочет видеть, верить, но чаще всего даже просто думать о том, что умрет. Он создает смыслы идеалы, цели для достойной жизни, чтобы спрятаться от своей смерти. Жуткой, чудовищной, неотвратимой, а от этого еще более жуткой. Одна мысль о ней переворачивает жизнь, ставит ее с ног на голову, поэтому и существует весь этот механизм. Он замкнут, его невозможно обнаружить путем простого размышления над проблемами жизни, смерти, смысла жизни. Ум рационален, смерть превосходит ум она за пределами не только рационального, но даже иррационального. Поэтому результат всегда один – найти рациональную причину и принять ее.
Как террористы выходят из окружения, прикрывшись щитом из детишек, так и человек, рождая детей, начинает думать, что ему теперь есть ради чего жить и за что умереть. Как шлюхи, прикрывающиеся подолами от прицела камеры, патриоты бросаются под танки за «отчизну». Иначе они будут идиотами бросающимися подыхать под груду железа. Но убежав от смерти в своих умах люди все равно никуда не денутся.
Тот, кто умирал просто так, тот знает. Остальные бессмертны.
У Клауса болит живот. Он лежит и понимает, что не хочет быть здесь. На улице лето, он хочет выйти из этого помещения, говорит об этом врачам, но его никуда не отпускают. Какой бред! Бегемот рассказал, что к нему приходили друзья и попытались через окно передать ему «фитю». Сестра заметила и забрала. Какой бред! Даже инвалидам и калекам, которые тихо догорают в своих квартирках нельзя ощутить блаженство. Пусть не блаженство, но тупо покайфовать. Они сидят и разгадывают кроссворды, смотрят сериалы по телевизорам с покрытыми пылью экранами, которую они сами не могут вытереть. Но если им будет хорошо, то это конец иллюзиям всех остальных. А они в них так верят, что не могут допустить иного и заживо хоронят своих же родителей, обрекая на мучительное доживание. Им будет можно только если им очень больно, при раке, например. Чтоб не отвлекали остальных от их жизни своими криками, стонами и просьбами поскорее усыпить.
Клаус встает и идет в туалет. Там он пытается помочиться, но ничего не получается. Почки не работают. Ну и ладно. Он одевается и вылезает из палаты через окно. В прошлый раз он лежал тут же на первом этаже, но ему казалось, что он на третьем.
На улице хорошо. Очень хорошо. Клаусу в жизни никогда не было так замечательно. Люди! Это же Бог вокруг! Вы только оглядитесь по сторонам. Остановитесь! Как же
