Констанеда.
- Затем человек вырастает и становится разумнее. Он начинает соображать и отличать выдумку от действительности. Таким образом он становится взрослым, но ребенок никуда не девается, а точно так же живет в нем только уже заглушенный голосом сознательного разума. Однако, когда разум не действует, то ребенок снова выходит на поверхность. Например во сне тебе может присниться крылатая лошадь и ты будешь верить в то, что перед тобой стоит крылатая лошадь и это не будет казаться чем-то необычным и невозможным, а будет восприниматься просто, как факт. Вот именно для ребенка и предназначены эти картинки.
- Объясни получше. - попросил Констанеда.
- Человек рождается единым и целым. Он непосредственно воспринимает потоки информации приходящий извне без всяких суждений о той информации, которая к нему приходит. Отсюда и безоговорочная вера в то, что он слышит. По мере взросления появляются определенные знания, которые необходимы в прямом смысле для непосредственного выживания. Например нужно узнавать, что съедобно а что нет, чтобы не кушать зубную пасту, что опасно для здоровья, а что полезно и, наконец, что возможно, а что невозможно вообще, чтобы не выпрыгнуть из окна на метле, попытавшись взлететь, как персонаж из прочитанной сказки. Отсюда появляется некая «цензура» из здравого смысла, которая начинает фильтровать этот поток информации, отделяя лишь определенные вещи и отбрасывая остальные.
Постепенно характер «цензуры» меняется. Она захватывает все большую часть человека, определяя все остальные стороны его жизни, вплоть до таких, которые не должны поддаваться цензуре вообще, потому что не могут поддаваться ей в принципе. Все страдания роста и подростковый «переходный период» это ничто иное, как протест человеческого духа против этого рабства. Все «готы», «панки», «хиппи» и прочие это простые бунтари, которые не желают принимать общепринятую цензуру, определяющую стиль жизни, вкусы, социальное положение и интересы, поэтому они выбирают иной стиль. При этом, как и оставшееся большинство они ничерта толком не меняют, а просто выбирают запруду поменьше, где царят те же законы, но внешне это выглядит иначе. Там они облевавшись с перепоя будут скотами, а здесь клевыми чуваками. При этом естественно им так не кажется и они считают себя исключительнее большинства, которое они презирают, которому тоже так не кажется и которое презирает в свою очередь их.
- А что за области, которые не могут поддаваться цензуре? – спросил Констанеда.
В разговор вмешался Джон:
- Ты нашел второе внимание? – спросил он Констанеду.
Тот не знал что ответить. Он перечитал на множество раз все книги Карлоса, чувствовал их потенциал, но не мог привести никаких убедительных аргументов в пользу учения, если они не относились к весьма шаткой для определения области сновидения.
- Нет. – ответил Констанеда.
- Ты все знаешь и у тебя есть все ключи. – сказал Джон. - Просто ты не можешь провести аналогию прочитанного со своим опытом. Тут нужна энергия. Как уже сказал Кислый, человек рождается целым. Впоследствии он выбирает из всего жизненного спектра доступного для человека какую-то определенную волну и живет в соответствии с ней. Эта узкая волна и является его интерпретацией окружающей действительности. Это его незыблемая «формулировка мира». Разумеется, что ни один человек так не считает. Уж кто-кто, а уж он то видит все так как оно есть, но попроси двух разных людей описать одно и то же событие без его предварительного обсуждения ими, и ты увидишь, что их видение будет отличаться, пусть и в мелочах, но оно всегда будет разным.
Когда человек перестает ставить себя в центр мира, то он становится на путь воина. На этом пути он независимо от чего либо начинает практиковать «сталкинг». Он становится охотником, выслеживающим единственное, что можно выслеживать – самого себя.
- Почему себя? – спросил Констанеда. – Я всегда считал, что сталкинг – это умение быть кем угодно. Что-то вроде актерства.
- Пока ты не выследишь себя, - ответил Джон. – ты не поймешь, что выслеживаешь в окружающем мире только то, что считаешь собой. Маленький ребенок может спокойно смотреть как мучают животное. Ему не будет никакого дела до этого. Но попробуй таким же образом отнестись и к ребенку и, пусть в меньшей степени, дать ему на собственном опыте почувствовать, что это животное ощущало. В следующий раз, когда перед ним будут мучить животное он уже не сможет спокойно смотреть. Это и так происходит, но постепенно и незаметно для человека. Все дети стукаются, падают, им больно, поэтому они понимают, что когда кого-то бьют, то ему больно и у них возникает сочувствие. Однако не все понимают, что это сочувствие появляется из того, что они проецируют чужую боль на себя и видят в жертве себя. Поэтому сталкинг – это выслеживание именно самого себя,постоянное самонаблюдение.
Когда человек выследит себя достаточно, то он подойдет к поворотному пункту, когда он и становится магом.
- К какому? - с интересом спросил Констанеда.
- Перестав помещать себя в центр мира и начав выслеживать себя, человек в конце концов выслеживает и того, кто все это время находясь в центре мира, перестал помещать себя в центр мира и начал выслеживать себя.
Джон улыбнулся, понимая, что Констанеда его не понял. Однако Констанеда примолк. Все это время он практиковал учение, так и считая себя центром мира. Учение было «для него», чтобы привести к чему-то именно «его», и для этого «он» что-то делал. Он просто сменил шило на мыло, словно нарядился в другую одежду. Он стал клоуном, но ни к чему не пришел. Вдруг он понял, что все-таки пришел. Если бы он услышал все это раньше, то даже не придал бы значения этим словам, решив, что его практика нормальна и все идет как надо.
- И что делать? – рассеянно спросил он.
- Продолжать. – ответил Джон. – Все уже решено, тебе никуда не уйти. Ты никогда не будешь счастлив, живя как раньше. Человеческая «цензура»- это что-то вроде засохшей слюны в уголке рта, если ты уловил хотя бы отблеск бесконечности. Теперь вернемся ко второму вниманию. Узкая волна, которую воспринимает человек – это то, что доступно его первому вниманию. Это хорошо известно психологам. Они тоже обнаружили, что даже в разговоре с другим человеком воспринимается от силы двадцать процентов информации, которую хотят донести, остальное восполняется самим человеком, исходя из его соображений. Но когда во сне ты видишь крылатую лошадь, то ты видишь все как есть без всяких барьеров человеческой «цензуры». Ты видишь без суждений и определений. Это тоже известно психологии, которая утверждает, что человек воспринимает оставшуюся часть информации не сознанием, а подсознанием. Это и есть второе внимание. Первое внимание, повседневное внимание – это ничто иное, как узкий диапазон, который выбран из второго внимания, в соответствии с традициями, воспитанием и образованием. Второе внимание – это внимание сновидения. Когда человек достаточно выслеживает себя, то его первое внимание постепенно сливается со вторым. Сновидящим уже не нужно спать, чтобы вызвать сновидение и они могут сновидеть когда и где угодно. Вот это и является показателем.
Тогда меняется характер сталкинга. Ко всему вырабатывается отрешенность. Вещи становятся одна не важнее другой, поэтому сталкинг становится «искусством контролируемой глупости». Что бы ты ни выбирал – все одно, потому что результат всего будет одинаков и любой путь приведет в никуда, поэтому, понимая до конца всю бесполезность своих действий, ты все же совершаешь их, а не уходишь в монастырь или не кончаешь с собой. Отсюда название – «контролируемая глупость».
Обычно когда люди практикуют учение, то у них все заканчивается чтением. Затем они сразу начинают видеть «нити мира», подгоняя под них всевозможные воображаемые явления. Все сразу становятся нагвалями, при этом они все воображают себя не кем попало, а Сильвио Мануэлями и нагвалями. Так ведь круче. Но до реальной практики ни у кого не доходит.
Констанеда задумался. Он всегда считал, что он явно особенный. Пусть не нагваль, но и не никак не рядовой маг. Впервые он задумался а с чего он вообще считает себя хоть каким-то?
- А кто ты? – спросил Констанеда Джона.
- Я?... – Джон выдержал паузу. – Я – хуй в стакане.
Джон и Кислый взвыли от хохота. Когда они перестали смеяться, то Кислый сказал:
- Именно для второго внимания и нарисована эта картинка. Твое первое внимание воспринимает только то, что это кусок бумаги с нарисованной рожицей на который нанесен раствор диэтиламида лизергиновой кислоты или ЛСД. Или как его обзывали в советских сборниках научных статей – ДЛК-25. Это все, что ты можешь воспринять. Но ребенок в тебе воспримет и остальное, то есть и что там нарисовано и вкус и сколько ты ее держал во рту. Затем, когда вещество подействует, он выйдет на поверхность и это скажется на твоем приходе. Выбирай.
Констанеда долго перебирал марки, но на каждой из них было нарисовано то, что вызывало у него неприятие. Там были изображены выражения человеческих эмоций, разных мистических существ и даже религиозные символы. Все, что относилось к какой-нибудь сфере человеческих эмоций стало казаться Констанеде пресным. Он вспотел и сильно нервничал. У него возникло ощущение, что он стоит на пороге чего-то чрезвычайно важного, казалось что даже время в этот момент слегка замедлило свое течение. В конце концов он нашел подходящую картинку. Это был простой черный квадрат, видимо с самого краю расчерченной области на котором не было никакого рисунка.
- Неплохо. – сказал Кислый. – Я бы и сам ее сожрал. Чисто трансцендентальное переживание.
Кислый аккуратно свернул обрезки страницы, засунул их в журнал и сказал, что сожрет их потом, когда все остальное уже закончится. Джон сказал, что готов поспорить, что когда Кислый съест обрезки, то еще и оближет две смежные страницы между которыми находился лист, пропитанный ЛСД. Кислый только улыбнулся и неопределенно пожал плечами, словно говоря «может быть».
Джон достал из носка двойной полиэтиленовый пакетик туго набитый порошком и отсыпал немного на страницу журнала, ловко свернул небольшой пакетик и дал Констанеде.
- Это фен. – сказал он. – Если что-то не так, то съешь его. Очень хорошо перебивает всевозможные суицидальные и параноидальные идеи.
Констанеда взял предложенный Джоном пакетик и решил больше не задерживаться в гостях у Кислого. Объяснив, что у него дела он извинился за невежливость и поблагодарил за помощь. Джон и Кислый хорошо знали Констанеду и его особенность никогда нигде не задерживаться, не общаться на бытовые темы и держаться в стороне от всех, поэтому понимающе и снисходительно попрощались с ним. Несмотря ни на что у них были прекрасные отношения, а причуды есть у каждого.
Джон частенько ловил себя на мысли, что всю предыдущую неделю он жил, как автомат, но те недолгие промежутки времени, которые с ними проводил Констанеда были намного осознаннее и даже время начинало идти по другому. Словно при Констанеде Джон был самим собой, а во все остальное время он был лишь тем, что от него хотели другие. Джон заметил, что общаясь с Кастанедой он думает о чем
