Последний бросок

                                                                                        Пролог

                А вы, мой дорогой читатель, верите в Святого Николая, Санта Клауса или Деда Мороза? Верите? Точно верите? Вы, всерьез, до сих пор надеетесь, как маленький ребенок, что какой-нибудь, никому не известный или известный, добрый волшебник, вам принесет подарок, который вы давно и безнадежно ждете? Красивую машинку, что вы так долго просили у родителей, паровозик, плюшевую собачку или куклу Барби, с длинными ресницами и голубыми волосами, которая, к тому же, может что-то говорить? Вы, что, действительно, в это верите? Правда, верите? Тогда вам не надо это читать. Точно не надо. Вы, может быть, спросите, почему? А потому что все, что вы можете прочесть далее, разобьет в пух и прах все ваши розовые мечты и бесплодные надежды на мировую справедливость и на возможный, более или менее, благоприятный исход и веру в хороших, добрых и порядочных людей. Но если, вы все-таки, не смотря на наше предупреждение, продолжаете это читать, то для вас, и только для вас, последует продолжение. И еще, читая эти строки, пожалуйста, забудьте и никогда больше не вспоминайте такое понятие, как "милосердие", а для наиболее продвинутых индивидов, "эмпатия", его нет, и не может быть никогда в нашем и без того очень скудном лексиконе. Считайте, что это никому не нужный, бесполезный атавизм и эвфемизм и, если вы с этим согласны, то можете читать дальше. Вы сами этого, к нашему огромному сожалению, захотели. Итак, дорогие друзья мои, на всякий случай, опорожните мочевой пузырь, пристегните ремни, если они у вас есть и запаситесь попкорном, мы начинаем!
                                     

                -  Расчет, антенну развернуть! – скомандовал сержант, начальник расчета, татарин, Федор Жандаров, и мы выскочили из кунга, когда машина остановилась, скрипнув тормозами. Если все объяснять более простым, гражданским языком, то развертывание антенны, дело для нас, бойцов роты спецсвязи, было, в общем-то, довольно привычное. Есть даже норматив для такой работы, двенадцать минут по регламенту, если я, конечно, уже ничего не путаю. И это развертывание, ничего сложного, по своей сути, из себя, не представляет. Просто нужно достать из этого самого кунга составляющие алюминиевые части этой антенны, и, разложив последние на земле, сочленить их между собой, и сделать так, что бы эта точка стала еще одним звеном системы связи. И это все, выше сказанное, было бы достаточно просто и обыденно, если бы по нам сейчас, в данный конкретный момент, не начали стрелять эти бородатые парни с чалмами на головах. А стреляли они, и этого нельзя не признать, довольно прицельно и кучно. Вот, уже, и мой дружбан, и земляк, Юра Смирнов, упал, матерясь, схватившись за коленку. 
            -  Юрик! – крикнул я, сдергивая с плеча свой АК-47, - ложись, по нам стреляют!
            -  … мать,- ответил мне Юра, корчась на пыльной земле. 
Я бросился к кунгу, и на ходу снимая автомат с предохранителя, залег под днищем машины. Стрельба не прекращалась, и пули душманов взбивали фонтанчики пыли на грунтовой дороге и насквозь прошивали тонкие стенки кунга. Наши ребята из расчета нестройно отстреливались и я, выглянув из-за колеса машины, тоже дал несколько длинных очередей в сторону засады.
            -  Серега, помоги! – услышал я слабый голос Юрика и оглянулся. Юра беспомощно лежал на том же месте, одной рукой сжимая автомат, а вторую протягивая ко мне. Еще я увидел, что под ним уже натекла небольшая красная лужица, видно Юра был серьезно ранен.
            -  Юрик, держись, я сейчас! – крикнул я ему.
Я, было, уже рванулся к нему, но передо мной заплясали пыльные фонтанчики от пуль и я снова залег под кунг, дожидаясь более удобного момента для броска.
            -  Мужики! – сквозь выстрелы услышал я голос сержанта Феди, залегшего за большим валуном, - патроны берегите! Я попробую связаться с базой!
Да, с патронами было плохо, мой боекомплект уже заканчивался, а вот у тех бородатых дядек, которые по нам стреляли, проблем с патронами, похоже, не было. Однако нужно было как-то вытаскивать, Юрика. Я оглянулся на то место, где я его видел в последний раз и почувствовал, как сердце с болью сжалось в груди. Юра лежал все там же, в луже крови, вытянув ко мне руку и уткнувшись лицом в дорожную пыль. Я уже хотел, было, броситься к нему, когда рядом со мной раздался оглушительный взрыв, и я провалился в темноту.
        *            *
        Когда я очнулся, то ничего не увидел, кругом была черная, кромешная тьма. Я, первым делом, вспомнил про свой карамультук и подумал, что нужно его как можно скорее найти, но мне не удалось пошевелить руками. Я попробовал подвигаться еще раз, и не смог. И здесь меня охватила тихая паника. А тихой паника была от того, что я не мог издать ни одного звука. Я не мог даже выругаться, более того, я не мог открыть глаза.
              “Неужели меня контузило?” – в ужасе подумал я.
Я еще раз попробовал пошевелиться и опять не смог этого сделать. Трудно, а вернее, все-таки, сказать, невозможно передать словами весь ужас моего состояния, потому что я уже не раз видел то, что творили эти мирные дехкане с нашими ребятами, которые попадали к ним в плен.
              “Ну, все, мне писец”, - обреченно подумал я и в это время услышал, что рядом со мной кто-то разговаривает.
              -  Как вы оцениваете положение вашего пациента, коллега?
              -  Да, как вам сказать, коллега, - услышал я чей-то ответ, - мы постарались, насколько это было возможно, его стабилизировать. И все было бы не плохо, вот только высокая температура пациента внушает большие опасения.
              -  Ну, с такими повреждениями трудно ожидать чего-то другого. Другой бы, на его месте, давно уже умер, а этот товарищ все еще цепляется за жизнь.
              “Это они обо мне, что ли, говорят? – подумал я, - а почему по-русски? Значит я не в плену? А где? Наверное, в госпитале?”
              -  Вы знаете, коллега, я и сам был поражен, когда его к нам доставили. Случай сам по себе уникальный. Судите сами: огромная потеря крови, повреждения внутренних органов не совместимые с жизнью, вдавленный перелом височной кости, а он все еще жив. Воистину поверишь в существование Бога, хоть я и атеист.
              -  Полностью согласен с вами, коллега, - услышал я ответ, - в моей практике я такого не припомню. Родственников поставили в известность?
              -  Да, говорят, дочь уже приходила, но я ее не застал. Жена, вроде бы как, должна скоро подъехать.
              “Какая дочь? Какая жена?” – удивился я, - “наверное, это не обо мне говорят…”
              -  Давайте, коллега, еще раз проверим болевые рефлексы нашего пациента, - снова услышал я мужской голос, и почувствовал, как мне в ногу стала впиваться острая игла. Боль от иглы была очень сильной, но я не мог не то, что бы пошевелиться, я даже был не в состоянии издать ни малейшего звука.
              -  Реакции, похоже, нет, - раздался рядом голос, - давайте проверим руки.
Я почувствовал, как игла стала впиваться в руку. Боль постепенно нарастала, и когда она уже стала нестерпимой, я потерял сознание.
        *            *
                -  Каша еще осталась. Будешь? – спросила меня Таня.
Странный вопрос. Конечно буду. Мне, вечно голодному студенту, находящемуся здесь на сельскохозяйственной практике, в  подмосковном колхозе, в Луховицах, постоянно хотелось есть. Но я, конечно, ни за что бы в этом не признался. Тем более Тане. Она тоже была в нашем стройотряде и работала на кухне поварихой.
                -  Ну, положи немного, - скромно ответил я.
Таня наложила мне полную тарелку каши и, положив на столик хлеб и  ложку, сказала:
                -  Приятного аппетита.
                -  Спасибо, - ответил я и принялся за кашу.
Таня ушла на кухню и принялась мыть посуду, гремя алюминиевыми тарелками. Я сегодня по графику работал подсобным рабочим в столовой, и в мои обязанности входило снабжение летней кухни водой, вынос отходов и помощь поварихам в уборке помещения кухни и столовой. Я съел кашу и отнес миску на окно раздачи.
              -  Спасибо, - сказал я.
              - Пожалуйста, - ответила Таня, не отрываясь от мытья посуды.
              - Может помочь? – спросил я.
              -  Да нет, не нужно, - ответила Таня, перестав мыть тарелки, - это не мужское дело. Сейчас Ленка придет, поможет.
Лена, это подружка Тани, они с ней по очереди работали в столовой.
Потоптавшись возле раздачи, и не зная, что делать дальше, я сказал:
              -  Ну, я тогда пойду?
              -  Иди, конечно, - ответила Таня, повернувшись ко мне и сдувая со лба каштановые кудри.
Я посмотрел на нее, и у меня, где-то в районе груди, возникло какое-то странное чувство. Мне почему-то не захотелось отсюда никуда уходить. Мы с Таней учились в параллельных группах и иногда встречались взглядами на переменах, не зная друг друга даже по имени. Впрочем, я не уверен, не знала ли она меня раньше по имени, а вот я, точно не знал, как ее зовут. И может быть, мы никогда и не познакомились, если бы не этот третий трудовой семестр.
                - Ну, пока, - сказал я.
                -  Пока, - ответила Таня, и неожиданно для меня, сказала, - сегодня воскресенье, в клубе будет дискотека. Ты придешь?
Я растерялся.
                -  Н-н-не знаю.
Честно говоря, танцор из меня был никакой. Но разве мог я ей в этом признаться?
                -  Приходи, я буду тебя ждать, - Таня отложила в сторону мочалку и подошла к окну раздачи.
Она посмотрела на меня своими большими карими глазами, и у меня сердце замерло в груди. Потом она вытерла о полотенце мокрые руки и, коснувшись моей руки, тихо, глядя мне в глаза, спросила:
                -  Сережа, ты придешь?
                -  Приду, - только и смог вымолвить я, загипнотизированный ее взглядом.
И я пришел вечером на дискотеку, и Таня учила меня танцевать, и как ни странно, научила. Особенно хорошо у нас с ней получался вальс, хоть я в процессе обучения основательно оттоптал ей ноги. Но Таня, почему-то, не сердилась на меня, а морщась от боли и кружась в танце, все повторяла:
                -  Раз, два, три. Раз, два, три, - и смеясь, называла меня медведем.
Сентябрь пролетел быстро. И снова началась учеба. Мы с Таней продолжали встречаться, но эти встречи были все реже и реже, а потом и совсем прекратились.

                *                  *

                -  Доктор, я прошу, скажите правду, папа умрет? – услышал я женский голос, и было слышно, что женщина с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться.
                -  Ну, как вам сказать, - ответил ей со вздохом мужской голос, - не буду от вас скрывать, что положение очень и очень серьезное. Травмы, которые получил ваш отец, представляют собой большую опасность даже по отдельности, а здесь повреждения носят сочетанный характер. Плюс большая потеря крови, плюс открытая травма черепа. Нам остается надеяться на Бога и на железное здоровье вашего отца. И если получится удачно миновать кризис, то мы проведем операцию на головном мозге по извлечению осколков кости из височной доли. А сейчас нам остается только ждать и надеяться на лучшее.
                  “-  О ком это они говорят? – в недоумении подумал я, - неужели обо мне? Но эта женщина, называет меня папой, а откуда у меня дочь? Когда я