подпишет за меня все нужные бумаги, врач подтвердит подписи, а нотариус заверит документы. Потом тот же врач, или может быть, другой, освежует, а потом выпотрошит меня, как лягушку и продаст мои органы посреднику для последующей имплантации. Интересно, перед тем как выпотрошить, они мне сделают наркоз или нет? Думаю, вряд ли. Вот такой получается не очень веселый расклад. Как мне помнится, врач сказал:
- “Ничего личного - только бизнес!”
Сколько раз я сам говорил эту сакраментальную фразу своим менее удачливым соратникам по бизнесу, даже не подозревая, что меня самого эти слова коснутся самым жестоким образом. Ну, хорошо, на минуту допустим, что я сам виноват во всех своих бедах. Допустим. Но при чем здесь моя дочь? Если жена все, что принадлежит мне, оформит на себя, то моя дочь останется ни с чем. Жена ведь ее даже из квартиры выгонит! Я в этом нисколько не сомневаюсь. А Лена ведь еще институт не закончила. Господи, как же это несправедливо! Что же делать?
Так я лежал и думал, глядя в потолок, машинально сжимая и разжимая кулак. Вдруг я почувствовал, как прищепка снова свалилась с моего пальца. На этот раз дожидаться медсестру мне пришлось значительно больше. И пришла она не одна, а с мужчиной в грязном белом халате.
- Как ты меня уже достал! – с ненавистью сказала мне Настя, подходя к моей койке, - я завтра все скажу Семену Яковлевичу! Они там на даче у главного день рождения отмечают, а я должна тут с ихними больными возиться! Делать мне больше нечего!
- Да уколи ты его чем-нибудь посильнее, - посоветовал ее спутник сиплым голосом. Я скосил на него глаза. Высокий, небритый, явно нетрезвый мужичок. Судя по голосу, это он меня уронил тогда с каталки на пол.
- Я уже сегодня ему колола реланиум, - ответила Настя.
- Еще вколи и пойдем, сколько можно здесь стоять. Вино прокиснет, - недовольно просипел ее спутник.
- Нежелательно, - вздохнула медсестра, - у него сердце может остановиться, а он и так на аппарате.
- А что ты так за него переживаешь, - удивленно сказал “сиплый”, - подумаешь, загнется. Не он первый, не он последний. Плюнь ты на него.
- Нельзя, - сказала Настя, - я же тебе говорила, что у него на завтра назначено изъятие. А до этого его жена через нотариуса переведет всю собственность на себя. А если он умрет, нотариус не будет заверять документы, да и органы у трупа вырезать не будет смысла. А я окажусь крайней. А оно мне надо?
- Да, ловко работают ребята, - неизвестно кого похвалил санитар.
Настя посмотрела на дисплей телефона.
- Два часа осталось, - сказала она, - ничего подождем.
Она положила мне на лоб свою холодную ладонь и сказала:
- Потерпи, дружочек, немного осталось, - и бросила “сиплому”, - ладно, пошли!
Хлопнула дверь и в палате снова стало тихо, а я призадумался. У меня осталось два часа, так, кажется, сказала Настя. Что же я могу сделать за это время? Уйти отсюда я не могу, поскольку из всего организма у меня может двигаться только правая рука. А вот интересно, смогу я дотянуться этой рукой до стойки с аппаратурой? Протянув руку к стойке, я почти коснулся отходящих от приборов проводов. Если поднапрячься, то, наверное, можно их достать. Ну что ж, вот, пожалуй, и ответ на все вопросы и другого выхода у меня уже, видимо, нет. Хотя, честно говоря, мне было уже все равно, будут меня сегодня потрошить или нет, главное чтобы моя жена не успела оформить бумаги на имущество. Если к тому времени как она придет, я буду уже мертв, то нотариус, я надеюсь, не решится заверять подписи покойника. Главное чтобы у меня на этот раз хватило сил и решимости на последний бросок, а не как тогда, под Кундузом, когда нужно было вытаскивать из-под огня Юрика. Впрочем, сейчас другого выбора у меня уже не было. Я собрал все силы, которые у меня остались, и потянулся к стойке с аппаратурой. Дотянувшись до стойки, я зажал в руке все провода, до которых смог дотянуться и потащил их на себя. Стойка была на колесиках и от рывка подъехала к моей койке, а в моей руке осталось несколько проводов, которые мне удалось выдернуть. Сначала ничего не произошло, только аппаратура перестала попискивать, а потом, мне показалось, что помещение палаты стал заливать яркий свет. Свет был настолько яркий, что я зажмурил глаза и в то же время ощутил чувство свободы и необыкновенной легкости, мне казалось, что я становлюсь бестелесным и сейчас смогу полететь как птица. Потом свет стал постепенно меркнуть, и мне показалось, что я стал медленно подниматься куда-то вверх.
- “Неужели это всё?” – растерянно подумал я.
И услышал как тихий и незнакомый голос, будто подслушав мои мысли, мне ответил:
- Всё, все…
