Революционный Париж погружался во тьму. Ночь медленно, но верно вступала в свои права. Свет в окнах гас, фонари спокойно освещали опустевшие улицы - не было никакой гарантии, однако, что предназначение этих фонарей не поменяется так, как это случилось в ночь Сентябрьских убийств. Париж - не Элизиум, любовь к беспорядкам может объявиться в любое время.
....... В доме на улице Французского театра две молодые женщины проводили очень тихий и ничем не примечательный вечер. Они сидели в уютных креслах у камина и беседовали - та, что постарше держала на коленях книгу. Та, что помладше, со значительным видом рассуждала о своём женском счастье.
- Надо благодарить Бога, Люсиль, за то, что у меня такой муж, как Жорж-Жак Дантон. Если бы мне не повезло с замужеством, то в лучшем случае я стала бы проституткой,а в худшем..... - тут мадам Дантон опустила глаза, никак не осмеливаясь сказать, что было бы в худшем. Эту досадную необходимость выполнила за неё Люсиль - уж она-то прекрасно знала, о чём не хотелось говорить мадам Дантон.
- Луиза, ты уже много раз повторяла, что не желаешь быть вязальщицей Робеспьера, сидеть денно и нощно подле гильотины и оскорблять осуждённых на казнь, ибо это великое преступление перед милосердием. - тут Люсиль передразнила Луизу. Она возвела глаза к небу и произнесла эти слова нудно и протяжно.
Ей показалось, что это задело её собеседницу. Однако Луиза только надула свои прелестные губки, в душе никак не отреагировав на эту насмешку. Она была очень доброй и набожной. Их мужья, Дантон и Демулен, были связаны узами дружбы. Люсиль часто приглашала её к себе домой. Так что Луизе незачем было ссориться со своей приятной, а иногда не очень, собеседницей. Конечно же, лучше сделать вид, что ничего не заметила и продолжить разговор. Рассудив так, мадам Дантон наконец сказала Люсиль, которая, казалось, ничего не замечала кроме своей книги:
- Так вот, ты говоришь, что гильотины не надо, нужно милосердие. Твой муж с тобой солидарен, а может, она нужнее всего людям. - Люсиль насторожилась: «Неужели мадам Дантон вдруг прониклась другими идеями? Отреклась от дела мужа?»
- К чему ты это? - сказала Люсиль, отложив в сторону большой философский труд. Книгу, которую читал Демулен и которую она взяла почитать на досуге.
- К тому, что гильотина - это путь в Элизиум, в обитель душ блаженных. А такое место всегда воспевали поэты и философы. Разве не о нём писали Вольтер и Руссо? - рассуждала мадам Дантон. - Это путь к Счастью, к Свободе.
Люсиль не знала, что делать - беседовать с Луизой или продолжать читать рассуждения достославного автора Века Просвещения. Ни то, ни другое не казалось ей особенно интересным, а потому отложив книгу, она просто замолчала. Ей наскучили слишком запутанные рассуждения автора и нудные умозаключения мадам Дантон. Но та всё продолжала говорить - делилась своими выводами, а Люсиль смотрела то в потолок, то на мерцающий огонь в камине. Постепенно её стало клонить в сон. Ещё мгновение - и она уже склонила свою голову и закрыла глаза. Ей почудилось, будто……
Ей почудилось, будто надпись «Vive la Republique!» под гром барабанов сверкнула на зловещем ноже гильотины. Беспощадная толпа взирала на это ужасное зрелище: голову её самой, Люсиль Демулен, той, что когда-то была хорошей женой и матерью, прежде чем бросить в корзину, подняли и показали народу. Париж радовался: один крик, затем другой, затем третий. В толпе переговаривались - обсуждали это уже весьма обыденное зрелище.
-Жаль, что сегодня казнили женщин. Бедняжки такие красивые. Что их там ждёт? - спросил какой-то участливый зритель.
-После смерти ничто, пустота! - ответил другой.
- А мне кажется, нет. После смерти есть жизнь, только другая. - послышался голос мадам Дантон. - Та жизнь, в которой всё лучше, в которой все счастливы.
Её слова проигнорировали. Глупости все говорить горазды. Мадам Дантон посмотрела в небо - голубое голубое, как рисуют в детских книжках или на наивных пастералях. Сияло солнце - внезапно ей почудилось, что она видит Люсиль, видит её призрачной. С распущенными кудрями - та поднимается ввысь, в идеальный мир, воспетый Руссо и Вольтером. Там, в том волшебном Элизиуме, она встретится с Камилем. Там нет ни фракций, ни вражды. Там - liberté, egalite; fraternite;, а ещё - вечная любовь и вечная дружба. Это не Париж с его огненным темпераментом, это самое мирное и поэтичное место, какое только может существовать. Как Люсиль там хорошо - ради того, чтобы жить спокойно, стоило умереть. Вот сейчас, сейчас её позовёт Камиль. Сейчас он скажет……
«ЛЮСИЛЬ» - вдруг донеслось до неё. Кто это кричит? Кто смеет прерывать такой чудесный сон.
-Люсиль, просыпайся! - неохотно молодая женщина открыла глаза и повернулась к тому, кто так упорно её звал. Это был её муж, Камиль Демулен. Он только что вернулся из Якобинского Клуба,где обсуждал какой-то очень важный, но скучный для неё вопрос.
- Дорогой, мне снилось,что мы в Элизиуме, в раю. Может, размышления мадам Дантон….. - Люсиль обернулась: к счастью, Луиза уже ушла и не могла помешать их беседе.
- Не знаю, как насчёт Элизиума, но мы вполне можем себе позволить навестить нашего друга Дантона, к тому же у него сейчас очень весело. - засмеялся Камиль.
……Люсиль и Камиль шли по ночному Парижу. Светила луна. Казалось, город успокоился. Как быстро он переходил от мятежа к состоянию умиротворенности. - - «Элизиум, - думала Люсиль, идя рядом с любимым, - может быть, слишком часто мы мечтаем о невозможном, не замечая возможного. Может быть, Элизиум - это приятное мгновение, такое, как сейчас. Когда ты просто идёшь рядом с до рогим тебе человеком».
