Выноска вторая,
оправдывающая наш скепсис и открывающая
некоторые тайны натуры Евгена.
Покупка пирожков и булочек — одно из любимейших занятий нашего самого полезного члена бригады. Он это дело освоил в совершенстве и исполнял его виртуозно!
Первая (а для многих основная или единственная) задача заключалась в том, чтобы пройти сквозь солидную охрану, а охрана сотой буровой — на уровне президентской! В первую ходку Евгена принялись основательно трясти трое очень нехилых секьюрити, но уже через десять минут горько жалели, что связались с этим симпатичным с виду пацаном. А через полчаса они не знали, как от него отвязаться. Евген своей непосредственностью и наивной логикой настолько их достал, что они дали добро ему для входа на территорию буровой в любое время суток и записали в своём журнале дежурств для последующих вахт, что если, не дай бог, на горизонте появится стройная фигура среднего роста, то лучше охране прятаться и не высовываться ради сохранения в норме психического состояния!
С того дня Евген проходил безо всяких документов сам да ещё проводил с собой всех желающих, которых, благодаря бурно разлетевшимся слухам, день ото дня прибывало. Только Евген часто удивлялся, почему это всякий раз, когда он идёт через проходную, никого из охраны нету, скорее всего, говорил он, дисциплинка у них не на уровне!
И вот наш мальчик приходил в маленькую столовую, и его физиономия кардинально изменялась. Теперь она была не наивно-серьёзной, а бесконечно несчастной. И начинались его нескончаемые рассказы о бедах и мытарствах, сыпавшихся на него, как проценты на акции Абрамовича, о непосильном труде в топях болот и в лесных чащобах. Но больше всего слёз проливалось из очей доверчивых поварих, когда Евген начинал жуткие повествования о нас с Женькой, то и дело его унижающих чёрной работой и травящих голодом! К «бедному» мальчику тянулись стаканы с компотом и сочные отбивные, и он уплетал всё, почти не жуя, сам поверив в свои фантазии. Потом он закупал пирожки и булочки и, тщательно их пересчитав (не приведи, Господи, не донести хоть одну — живьём съедят, как говорил он о нас!), отправлялся в обратный путь. Придя домой, он заявлял:
— Вот ваша доля. Свои я уже слопал, очень кушать хотелось.
Мы с Женькой не торопились поглощать выпечку, и для Евгена это было как ржавый нож в горячую селезёнку:
— Ну что же вы не едите?! Они же зачерствеют!
— Какое тебе дело до нас? — возмущался Женька. — Ты свои сожрал, вот и будь спокоен.
— Да как же ему быть спокойным! — встревал я. — Посмотри, его же прямо трясёт, так ему хочется всё это сметелить!
— Фигу с кетчупом ему, а не пирожки! — делал грозное выражение добродушного лица Женька и показывал симпатичный кукиш.
Но Евген это всерьёз не принимал, он чётко знал, что, помучив его недолго, мы всё же поделимся с ним вкуснотенью, а уж он её смолотит в сотые доли наносекунды!
Итак, Евген взял деньги и помчался в столовку, а мы приготовились ближайший час провести с пользой: Женька выписывал данные на очередной участок трассы, а я решил подточить топоры — наше основное орудие труда. Конечно, двадцать первый век уже бодро топтал старушку Землю, и где-то разрабатывались алгоритмы прорезки просек и визирок лазерными лучами и гравитационными ударами, но мы по-прежнему рубали ёлочки и берёзочки топориками, а кустики — саблями. Но ничего, мечталось нам, не пройдёт и века, как самые высочайшие технологии придут к нам на вооружение и помогут… Да ладно, никто не придёт и никто не поможет — щуку Емеля завялил и сожрал с пивком, жар-птица эмигрировала в Австралию, а конёк-горбунок сделал пластическую операцию и, лишившись горбика, потерял всю волшебную силу. Так что вся надежда на мозолистые руки да древние топоры! А касательно высочайших технологий, так на то они и высочайшие, что хрен до них дотянешься!
Женька только-только успел вытащить из планшета схемы, а я лишь пару раз провёл по лезвию топора бруском, как резко распахнулась дверь, и на пороге появился Евген, а, спустя несколько секунд, донёсся топот шагов — это звук догнал наконец-то прыткого бегуна. Евген бросил на меня взгляд, полный абсолютного превосходства, и небрежно произнёс:
— Вот ты тут ерундой всякой занимаешься, а там целыми стаями белые «девятки» тусуются!
— Где? — резво вскочил я и подлетел к Евгену.
— Там, — махнул он рукой в сторону, противоположную дороге, — у столовой.
— Нет, там столовой быть не может, она абсолютно в другом направлении, — попытался было Женька всё разложить на свои места. Но я, не стремясь даже вникнуть в смысл его слов, бросился на улицу, легко сметя Евгена, всё ещё стоявшего в дверях. Я услышал сзади оханье и глухой стук, но не оглянулся, а только ускорил бег. Да, я бежал, я летел, и грудь сжимало, в ней была пустота, потому что сердце оттуда давно выскочило и мчалось далеко впереди!
Вместо целой стаи тусующихся «девяток» я увидел лишь одну. Она стояла у проходной, а за рулём её сидел какой-то мужик, отражающий солнечные зайчики бритым черепом. Я не знаю точно, что он подумал, когда увидел бегущего к нему человека, который был явно не в себе да ещё сжимал в руках немаленький топорик, но он выскочил из машины так проворно, что, кажется, даже не открывал дверцу — по крайней мере, я этого не заметил!
Бритый мужик исчез в будке охраны, а я, осознав всю нелепость ситуации, только вздохнул и поплёлся восвояси.
— Ну, как? — вопросительно-робко глянул на меня Евген, когда я вернулся, уже совершенно успокоенный.
— Всё хорошо, все остались целы и невредимы!
— В каком смысле?
— В самом прямом.
— Значит, это была не она, — разочарованно протянул Евген.
Лицо его окатила тёмная волна печали, парень съёжился, поник, и мне его стало очень жалко:
— Не грусти, Евгенчик, все узлы когда-нибудь да развязываются, а если нет, то Гордий давно подсказал идеальный выход!
— Это ещё кто такой? — волну печали с лица Евгена смыла волна любопытства.
— Это мифологический персонаж, — пояснил Женька, попыхивая дымком, — он узлы не развязывал, а разрубал.
— Ну и правильно, — одобрил Евген, — чего с ними возиться!
— Правильно, конечно, только вот верёвочку потом как свяжешь?
— Да чего её связывать, мало этих верёвок, что ли?
— А если эта верёвочка — судьба?! — выдохнул с горечью я.
Евген непонимающе посмотрел на меня, после перевёл взор на Женьку:
— Чего это он?
Но я не дал Женьке ответить:
— Да ничего, всё хорошо! Ты мне, Евгенчик, скажи только одно: где ты углядел целую стаю белых «девяток»?
— Да не знаю я, Серж, но мне показалось, что там их так много!
— Ага, и во всех находятся голубоглазые девушки! — ухмыльнулся Женька.
— Я даже и не успел разглядеть, кто там в машине. Я, как только увидел эту «девятку», сразу же помчался, чтобы порадовать Сержа!
— И тебе это удалось бесподобно. Спасибо, Евген! — поклонился я и приложил ладонь к груди.
— Кстати, а где пирожки? — вдруг вспомнил Женька. — Только не говори, что ты их все сожрал от радости!
— Да я как-то и позабыл о них.
Женька снял очки и поднялся с кровати:
— Прошу всех встать по стойке «смирно»!
Мы с Евгеном, ничего не понимая, поднялись.
— Серёга, запомни этот день и запиши дату в свои анналы. Я думаю, что больше такого чуда не случится.
Я умею мыслить и логически, и абстрактно, и, если необходимо, абсолютно алогично, но проникнуть в логику Женькиных инсинуаций мне не удалось. А тот, видя наше полнейшее недоумение, и испытывая от этого радостное превосходство, торжественно объявляет:
— Сегодня, в первый и, наверняка, в последний раз в жизни Евген забыл про еду! А это значит, что не за горами апокалипсис или, на худой конец, — коммунизм!
13
— Нет, ну откуда только привозят эту гадость?! — выплюнул Евген, войдя в комнату и плюхнувшись в изнеможении на своё ложе.
— Чем ты опять недоволен? — оторвал взор от книги Женька.
— А всем!
— Это понятно, но чем конкретно?
— Вода тут какая-то… — Евген напрягся, подыскивая походящее слово, и его физиономию разукрасили полутона разумности.
— Здрасьте, — я с наслаждением оторвался от изучения компьютерных премудростей и развернулся к Евгену. — А вода-то чем тебе не угодила?
Но тот, совершенно не слыша меня, наконец-то отыскал заветное словечко и, разведя в стороны руки и склонив голову набок, вывалил его нам:
— Ненастоящая!
— Ненастоящая? — теперь уже Женька завалил башку на плечо и приподнял очки над глазами. — И какая же она?
— Вероятно, недостаточно мокрая, — высказал я гипотезу. — Или слишком влажная?
Евген лишь тонко ухмыльнулся и посмотрел на меня, как на выпускника дурдома, но после, тоном Ноя, отмотавшего девятисотлетний срок жизни, пояснил:
— Эта вода, Серж, не смывает мыло!
Женька опустил очки на переносицу и, теряя интерес к беседе, вновь принялся за чтение.
Я же, обладая кое-какими остатками знаний школьной программы по химии, решил объяснить Евгену странности нашей воды:
— Тут всё очень просто. Вода эта скорее всего речная, а поскольку реки здесь не родниковые, а верховые, то и влага поступает в них в виде осадков. Ну, а осадки, как тебе хорошо известно из школы, — это проходят в третьем классе, там ты должен был учиться! — это водичка дистиллированная.
Евген смотрел на меня, как крестоносец на бронепоезд — недоверчиво и абсолютно неосмысленно
— Неужели тебе не понятно?! — я даже растерялся от такого тупизма. — Вода дистиллированная, а это значит, что в ней нету солей!
Взгляд Евгена не изменился.
— Солей нету! — почти закричал я, и Женька, уже совершенно не помышлявший о чтении, с удовольствием закурил и приготовился получать удовольствие от происходящего.
— Ну что ты кричишь, Серж, я всё понимаю — в этой воде нет соли. Да я её сколько выпил, уж если бы она была солёная, небось, почуял бы!
— Придурок! — выдохнул я и повернулся к Женьке, как бы прося помощи, но тот тихо давился смехом.
— Ладно, объясняю подробно. В дистиллированной воде не содержатся соли, но это не та соль, которой мы заправляем кашу, Евгенчик! Хотя, если быть точным, то это тоже соль — хлорид натрия, но в данном случае это к делу не относится.
По выражению глаз Евгена я понял, что запутал его этим замечанием ещё больше. Тогда я решил всё упростить до идиотизма:
— Короче, в нормальной воде содержатся вещества, которые расщепляют жиры, и происходит реакция замещения, — тут я вовремя притормозил: — В общем, соли растворяют мыло и оно превращается в другие вещества. Но это происходит в нормальной воде, а в дистилляте нет ни хрена, поэтому и мыло не расщепляется! Вот и всё!
— Ну а я что сказал? Что это — ненастоящая вода! — удовлетворённо заулыбался Евген.
И тут относительную тишину комнаты разорвал звук, который я вначале принял за вопли пьяного слона, перепутавшего в первую
