приземлённое как никакое другое, когда всех этих крыс подошло время добивать?! Вновь и вновь подходить и грубо врезать изо всех сил. Чтобы брызги во все стороны. Чтобы небо в алмазах для нас! Так и будет! Мы добьёмся своего! Для того нам и требуется наше Изделие! Ты въехал, какая ответственность лежит на твоих плечах?! А ты тут с девками подзаборными разобраться не можешь! Гений, опомнись! Страна ждёт тебя, изнемогает! Слышишь её набатный зов или даже рёв взыскующий?!
- Владимир Мартинович, я и не знал, что и для вас настолько важен успех нашего предприятия.
- Если совсем уж честно, - вдруг тихо и серьёзно, совсем не по-тираннозаврьи ответил мне Борман, - то и не успех мне нужен и важен. Главное по жизни теперь для меня и моей страны - не преуспеть, а рассчитаться успеть. С преуспевшими! С крысами! - И почему-то посмотрел куда-то вверх и в сторону. Мол, всё правильно?!
Да, это честность, да, это действительно признание! Не чета моему.
Тут-то меня и пронзило. Так-так, кому же он в таком случае друг, товарищ и брат?! Что-то меня понемногу опять осеняет по голове.
А не с помощью ли таких ледей, как Ксюха Алек-Хан, этот всплывший подводник делает своё чёрное дело?! Насылает их по мою душу, отправляет за нею в погоню, продвигая тем самым свой конкретный гербалайф?! Меня же при этом использует, потребляет, теперь даже и не благословляя? Но только зачем, если я и так на виду и практически полностью в его руках?! Желает получить надо мной окончательный контроль?! Или полный расчёт выдать?!
Остаётся неотвеченным и такой вопрос – до какой степени то дело чёрное и насколько наварист тот гербалайф. Потому что сами-то Борман с Ксюшкой, если они всё же как-то связаны между собой, понятно, ни чёрным своё дело не считают, ни белым. И точно, у них там вовсе не гербалайф! А всё тот же неотвязный глюк, перелетающий из тени в тень, из яви в сон, становясь им, а потом обратно, превращаясь в явь.
Но что тогда?! А вдруг она просто родом из его конторы, скажем в звании старлея?! Нет, маловато. Тогда капитана или майора. Хотя в своём деле она генерал армии или адмирал какого-нибудь призрачного флота.
Изображение авторское
Глава 37. Гоночный велосипед с титьками
На стене - священный атрибут власти. Портретный лик нового-старого, неизбывно проницательного и самого лучшего друга всех капиталистических трудящихся, а также всех руководящих империалистических работников и одновременно всех без исключения буржуазных физкультурников.
За стеной - секретарь приёмной, чернобурая молоденькая леди, несколько утомлённая вчерашним обеденным перерывом на столе у шефа. На атласной шкурке приёмной леди млела чересполосица новых смутных вожделений.
У стены - полированный, но небольшой, на семь квадратных метров стол. Уставлен кроме мерцающего монитора, факсами, вертушками и телефонами советских времён. Понты архи-пошлые.
За столом - с утра усталый от непомерных забот, сердитый на весь докучливый земной мир Андрей Валентинович Уткинд, сам, своею собственной персоной.
Он - первый зам мэра, того самого Димки-Конверта, который регулярно заваливал честной народ письмами счастья о своих славных подвигах. Он, если верить картинкам из его майских буклетов, однажды даже брал рейхстаг и тот даже не пискнул при этом. Теперь вот вспомнил и решил поведать людям о былом (хотя сам тогда ещё и не родился).
Димкин первый заместитель в свою очередь прославился тем, что охраняли его как никого, покруче, чем самого губернатора или даже чем якобы победоносного Димку. Хотя Андрей Валентинович сам не только рейхстагов, но и ничего другого на лапу не брал, кроме особо эксклюзивных и доверительных взяток, а все его баснословные доходы от спекуляций землёй и прочей недвижимостью шли в основном через подставных лиц, тем не менее, охраняли его и вправду как падишаха. Всё потому что приходилось трудолюбивому первому заместителю сидеть непосредственно на людском хозяйстве, то есть, и формально - на деньгах, притом больших, временами даже до неприличия больших.
Поэтому на лестничной площадке возле одной из его городских квартир, где он иногда обитал в будние дни, днём и ночью дежурил вневедомственный пост охраны.
Поэтому каждый его особняк также имел своих стражников, которых усиливали передвижными полицейскими нарядами, по графику выставляя их к многочисленным местам обитания неуловимого Уткинда.
Поэтому-то и возле самой мэрии постоянно и повсюду располагались вооружённые кордоны службы безопасности. Кругом расхаживали и сидели в засадах сплошные омоновцы с автоматами. Словно некие оккупанты повсюду и неусыпно берегли своего рейхсляйтера. Ни один террорист-разведчик не просквозит! Гранатку в мерседес или бентли не подкинет.
Утреннее солнышко вовремя засвидетельствовало бесценному народному попечителю своё почтение, правда, пока только в верхнем стеклопакете. Сначала этого казалось вполне достаточно. Однако потом солнышко влезло и в другие оконные проёмы и окончательно стало солнцем. Тогда всё внутри засияло отражённым блеском ближайшей звезды. Её бесцеремонная экспозиция на весь огромный кабинет как-то терпелась хозяином, хотя и с трудом. По его характеру это удивительно. Сам по себе Андрей Валентинович вполне мог быть снисходителен к проказам каких-то там солнечных зайчиков. Но чтобы так беззастенчиво располыхаться на его территории пусть даже и какому-то солнцу?! Однако Уткинд всё же терпел, так и быть согревался природным теплом. Жалюзи в таком случае закроется попозже, к жаре, когда и сплит-система включится.
Всё-всё у Андрея Валентиновича шло своим чередом, успешно достраивался его третий особняк на элитном проспекте, да и счета в швейцарских и каймановых банках исправно пополнялись. В то же время некая внутренняя неудовлетворённость и даже озабоченность всё-таки сквозили в его микродвижениях, неуловимых вздрагиваниях холёной, но всё-таки не дотягивающей до главной хозяйской породы квадратной физиономии. До главного босса страны непосредственным обликом своим Уткинд никак не доставал, поэтому косил под своего непосредственного регионального пахана. Больше напоминал губернатора, карликового шварценеггера Шурика Холмогорова. Однако была и своя, особенная стать - большие, этнически вывороченные губы, рыхлая морда лица и в то же время необычайно юркая, классически струящаяся походка.
Поскольку самый первый заместитель мэра туземной столицы, фактический серый кардинал краевой власти сейчас не просто хмурился, щурился и вздрагивал, но вдобавок и сопел - то это могло быть свидетельством редкостного форс-мажора. Каким-то происшествием местный небожитель явно оказывался выбит из привычной колеи. Что-то случилось и в самом деле из ряда вон, то есть как раз то, что касалось Андрея Валентиновича лично, конкретно и потому беспокоило его до такой степени сильно, что даже слегка знобило. Отчего и приходилось согреваться под утренним солнышком как простому смертному, что конечно уже из ряда вон.
Заместитель мэра сам по себе бывал очень даже крутенек. Страшно не любил, чтобы его сколько-нибудь долго донимали, хотя бы и изнутри. С такими проблемами он привык справляться быстро и радикально. В этом и состоял феномен или даже секрет его успешной карьеры и личного процветания. Его столь же эффективным приёмом справляться с любыми трудностями было трендовое ноу-хау его касты: плюнуть и начхать. Всем, кто послабее - сходу обломать рога и затоптать. На вопрос равных себе: «Как дела?» - следовал неизменный ответ: «Ничем порадовать не могу. Всё хорошо!». Все остальные подобных вопросов, естественно, не задавали.
В полном соответствии со столь решительным внутренним настроем он, не колеблясь, снял телефонную трубку и, вполне обходясь без чернобурой секретарши, самостоятельно нажал все необходимые кнопочки. Верный признак, что звонит начальству. Не кому-нибудь, а самому губернатору Холмогорову, тому самому карликовому шварценеггеру, восходящей звезде большой отечественной номенклатуры местного разлива.
- Александр Иванович? Приветствую, это я. Сегодня объединённая комиссия департаментов соцжил, коммунхоза, эпиднадзора и госкомимущества принимает объекты. В-вы в курсе, да-да. Мэр с ними. Ягодкин как всегда. У него, вы знаете, бумаги - комар носа… Я что хотел только, Александр Иванович. Дело в том, что этот Д… м-м-м, Декамерон, что ли. Вы же знаете, где сиротининские ребята гужуются, быкуют по всем вертикалям и горизонталям, да-да… он, сам Сиротинин. Неплохой мужик, что вы, я ничего против него. Знаю, как много он для нас сделал. Но, Александр Иванович, я же в том доме, где он, точнее его люди открыли эту непонятную свою ночлежку, этот многозвёздочный бомжатник, а я в нём живу, да!.. нет-нет, в доме, не в бомжатнике. Да-да, именно в доме над ним, так мне всё видно. Здесь именно бомжатник, форменный бомжатник, Александр Иванович, очень даже вонючий бомжатник, почти гадючник. Да. Очень.
Вы не представляете - по квартирам стали лазить! Именно так!!! Дожили! Вы бы посмотрели на те рожи. Где только таких нашли?! Да-да, следует основательно перетрясти контингент, стыдно будет журналистам показать, если что. Особенно если не нашим. А лучше сразу прикрыть непонятную богадельню. Сколько можно пиариться и главное, что непонятно кому и для чего?! Да-да, я говорил, говорил я Бобкину, но тот увёртывается как всегда, считает, что нет данных. Нет-нет, я согласен, идея-то наверное здравая и главное - может быть такие социальные идеи и вправду исключительно нужны и важны, тем более перед выборами, но не на центральной же площади их осуществлять?! Да-да-да. Именно-именно… Я солидарен с вами. Больше того, целиком согласен. Как всегда! Можете заглянуть туда?! Ха-ха, действительно, противогазов-то и нет, разве что эмчээсника Козлова вызвать туда со всей его командой «Вспышка слева - вспышка справа» - ха-ха-ха… Но мы-то с вами мужики тёртые! Нам что с противогазами, что без. Да-да, потом решение примем, хотя, думаю, и так всё ясно. Я подготовил. В пятнадцать, Александр Иванович, в пятнадцать… аиньки?.. Алло?.. Иди к чёрту, каз-зёл! Пи-пикаешь тут!
Уловив гудки отбоя, Андрей Валентинович выпустил пар, позволил себе момент истины. Потом аккуратно положил телефонную трубку на место и откинулся на мягкую спинку стула. Беспокойство приутихло, необычная проблема обнаружила тенденцию к снятию. От этого само по себе становилось хорошо. Забарабанил пальцами, нажал клавишу селектора и сказал абсолютно принципиально и непоколебимо на как всегда нежное и тёплое: «Слушаю, Андрей Валентинович»:
- Кофе!.. И к кофе!
«К кофе» перестало млеть и кинулось готовить напиток да прихорашиваться. Обеденный перерыв, дай бог, и утром мог начаться.
- Лю-уська-а!.. Какие нести?!
Люська по кличке Пирожок, на редкость крутой, точнее, крутобедрый «мерчендайзер». Она же продавщица из стосемнадцатого гастронома, старинная приятельница Жорика, жуя, с набитым ртом, вышла из подсобки. Она вытерла руки о передник и молча указала на штабель ящиков с картофелем, луком и свеклой-морковью. Их следовало перетаскать из одного внутреннего склада в другой и частично в торговое помещение. Смерила качающихся мужичков оценивающим
