Тело. Часть 2

солнцем палящим нещадно,
Кружа над горячей землей,
Стервятник и зорко и жадно
Следит за моей головой.
Он голоден и не отстанет
Пока не паду я без сил.
Желанье его дико манит,
Чтоб я тело свое подарил.
Наверное только от страха
Отдать в острый клюв свою плоть,
Разлегся я дохлой собакой,
На жаркой земле. Сам Господь
Назвал мой поступок достойным
Победы над тысячью зол.
Спустился стервятник спокойно
И близко ко мне подошел.
Схватил я за шею безумца,
Нет страха в птичьих глазах.
Скорее, печаль и рассудок дерутся
Практически насмерть. И я в них не враг.
Увидел я битву большую,
В жестокости неоспоримою:
Дети бились с родителями,
Любимые дрались с любимыми.
Два войска схлестнулись враждебно
За землю, за воду, за кров.
Как хищники хваткой не бедны.
Сбежала былая любовь.
И раненых не оставляли,
И в плен воспротивились брать.
В ком смелость была – умирали,
Стараясь в бою умирать.
А сверху стервятники кружат,
Бросаются в пекло скорей.
Со смертью стервятники дружат,
Мелькают в сраженьи людей.
И грязную правят работу,
Над трупами вместе трудясь.
И голод их гонит заботой
Остаться в живых в этот час.
Нет, не оплакивал мною плененный
Страшную ярость внизу.
Только просил он о смерти проворной,
Смерть даровал я ему.

«Проходя через эхо»,

Я слышу чаек бесконечный зов.
Устав от непримиримого бега,
Надеюсь найти непокоренный кров.
Эта хрупкая лодка без весел
Не более чем анти всему океану.
Свои весла я намеренно бросил,
Не выдержав бы самообмана.
Ведь мне не нужна причина
Быть слишком заметным и громким,
Проходя через эхо. В долине
Вокруг меня плеск только четкий.

«Темный красный шар»

Шаг за шагом, под голос стеклянных часов.
Час за часом, на чашах стеклянных весов.
Сумерки накрывают мир за окном,
Склонив мою тень над стеклянным столом.
В ее руках стеклянный, темный красный шар.
Она осторожно опустит его на стол неспеша.
Как тихое сердце, зажатое в стеклянных стенах
Мой темный красный шар недвижим в мечтах.
Но тень слегка подтолкнет его стеклянной рукой,
Под звук линейного пульса он покатится в бой,
Мерцая под пламенем стеклянной свечи,
Со звоном расколется, моя тень промолчит

-Этот стих не закончен, - смущенно прервался Ангел, - Дальше все зачеркнуто и ничего нельзя разобрать. Впрочем, и эти строчки перечеркнуты крест-накрест. Я каюсь, я не должен был это читать сейчас.
-И мог лишить меня удовольствия послушать такой занимательный, на мой взгляд, эпизод, - с категоричным восторгом добавил страж Восточного Шпиля, - Нет, правда, мне понравилась эта абстракция. Пожалуй, лучшее сочинение из всего прочитанного.
-Я сейчас расплачусь от счастья, - безвкусно фыркнул Голем, - Файя, оказывается, знает толк в сочинениях фирлесов. Может определить абстракцию в строчках.
-Между прочим, это послание специально для тебя, тугодум. Но вряд ли ты сможешь его понять, к моей глубокой радости, потому что в нем больше чувств чем в твоем холодном и мертвом теле, - сдержанно среагировал Файя, чем немало удивил Ласку и Ангела.
-Оно мне важнее всяких писулек.
-Читай, святоша, читай, - быстро перебил Файя, сморщив лицо, словно от дикой вони задыхался, - Что толку с ним говорить? 

«Послание взлетевшему»

Что бы ни случилось –
Лети. Лети. Лети. Лети.
Что бы ни приснилось –
Лети. Лети. Лети. Лети.
Как бы ты ни падал –
Лети. Лети. Лети. Лети.
Как бы ты ни плакал –
Лети. Лети. Лети. Лети.
Теперь твоя дверь позади,
Лети. Лети. Лети. Лети.
Не бойся и просто лети.
Лети. Лети. Лети. Лети.

«Аэро»

Меня зовут Аэро; имя многим знакомо.
Для них я король, мистерия, страх.
Меня зовут Аэро, и пусть это слово
Навечно пропишется в этих умах.
Подвластно мне время; законам природы
Не писано в правилах со мной враждовать.
И сквозь мое тело границы проходят
Рассудка, привыкшего всегда побеждать.
Меня зовут Аэро, имя мое неизменно,
Проверено временем, избито мечтой.
Меня зовут Аэро; Судьба непременно
С охотой останется вместе со мной.

«Воде»

Как если бы пронзить пришлось мне небо
Всесокрушающим мечом,
Как если бы пришлось стать первым:
Коснулся я воды лицом.
И встретился с холодным незнакомцем.
Кристально ясный его взгляд,
Казалось, ослепил бы чистотою солнце.
Хотел бы я, чтоб это был мой брат,
Мой брат-близнец, водой рожденный,
Моими мыслями живой.
Моим удалым прошлым опьяненный,
Наполненный моей душой.
Наш поцелуй свежее утреннего ветра -
Вода слилась со мной.
Она как я: оставила свой разум где-то,
Увидела во мне и облик свой.
Мы копии друг друга, друг друга мы достойны,
И наши чувства так свежи,
Что все небесные и мной устроенные войны
Скучнее нашей, слившейся из двух, души.

-Этот фирлес должен жить, - вдруг заключил Ангел, взяв новую паузу и обведя остальных стражей задумчивым взглядом.
Мысль о воскрешении последнего фирлеса пульсировала в его голове все последние минуты. С каждым новым прочитанным стихом она только набирала силу. И озвучив ее, Ангел словно сбросил со своих плеч неимоверно тяжкий груз. Страж Северного Шпиля должен был прийти к мысли о воскрешении еще когда стал свидетелем смерти этого несчастного от бездушной руки Голема.
-Я надеюсь, ты говоришь это в порыве восхищения от прочитанного. Я, конечно, тоже очень впечатлен мыслями нашего фирлеса. Но что сделано, то сделано.
-Я говорю вполне серьезно.
Со стороны Голема раздалось презрительное фырканье.
-В конце концов, я имею на то право, - надавил Ангел, на секунду отвлекшись в сторону западного стража.
-Зачем тогда надо было заключать какие-то никчемные соглашения со всеми нами?
-Кстати говоря, мой договор о сохранении его жизни еще не потерял свою силу, - твердо напомнил Ангел, - И если ты его нарушишь вновь, я накажу тебя со всей строгостью.
-Ты всерьез намерен вернуть фирлеса к жизни?
-А почему нет?
-Я бы советовал тебе хорошо подумать, святоша. Следует напомнить, мы не вправе знать о целях фирлесов, проходящих Шпили…
-Не думаю, что нам следует особо волноваться, - Ангел даже позволил себе улыбнуться.
Он вообще редко волновался по поводу целей фирлесов, приходивших сюда. Как правило, они повторяли друг друга – счастье, свежие силы в преодолении мирских тягостей, материальные блага, и прочие слабости, для преодоления которых фирлесы были готовы вступить в смертельную схватку с любым врагом. Даже с таким как, например, Голем, или Ласка, или Файя, или сам Ангел. Ангел мог с легкостью угадать причину, заставившую очередного фирлеса обратиться к Шпилям. Ему достаточно было только понаблюдать за сражением с каким-либо из стражей, принявшим вызов. А в случае с последним фирлесом, мотивы того были прозрачны как никогда. 
-Я просто поражаюсь твоей самоуверенности, святоша. Ты что, способен читать мысли или глядеть в будущее?
-Он даже не видел как тот слабак сражался, хотя и сражения никакого не получилось. Тот сопляк даже меч в руках не удержал, при первом же замахе выронил.
-Что вы наседаете на него как стервятники на беспомощную жертву? – неожиданно вступилась за Ангела Ласка, - Я, например, хочу поддержать твою идею о Воскрешении.
-Спасибо за заботу и солидарность, Ласка. Я прекрасно понимаю все опасения, но тем не менее отдаю самый полный отчет в своих намерениях. А пока, давайте, я продолжу чтение. 

«Лукавство»

Лукавство и коварство –
Все просто, беспристрастно.
Лукавство и жестокость –
Все подчиняет скорость.
Лукавство и мечта –
Полунебесные врата.
Лукавство и победа –
И ложь во тьму одета.
Лукавство и надежда –
Забыто все, что прежде.
Лукавство и прощенье –
Во благо, на спасенье.
Лукавство и покорность –
Все подчиняет скорость.
Лукавство на лукавство –
Все просто, беспристрастно.


«Последний из первых»

Ты был бы последним из первых,
Если бы смог только вовремя остановиться.
Ты нашел бы себе помощников верных,
С которыми нетрудно навеки проститься.
И через целую тысячу будущих лет
С улыбкой ходил бы в гости в вечернее небо,
Испил бы немало нектара в счет пройденных бед,
Без них не состоялось бы твое кредо.
Ты был бы счастливее дважды,
Если бы знал, где твое прописано имя.
Ты бы построил целую вечность из жажды
Для всех остальных, и ты не был бы с ними.
Ты был бы последним из первых,
Чьи голоса до сих пор не забыты.
Но ты не увидел, не остановился. Наверное
Все же ты прав: быть впереди только для битых.

«На болоте»

На свой страх и риск ступаю на ложную землю:
Холод пронзает и сырость вокруг.
Себе я не друг.
И кажется, солнце давно отреклось от темной глуши.
Тем громче затишье, раздавит меня,
Чуть выйдя из сна.
Но других вариантов не запутать следы не приемлю,
Зная, что дьявольский круг
Уже позади.
Все пройдены страхи, от них прочь поскорее надо спешить.
Под самый последний занавес дня
Мне нужно уйти.
Над моей головой стрекозы и мошки стальные порхают,
От ряски вонючий струится дымок –
То ли яд, то ли смог.
Черные кочки взрываются кровью как лопнувший гной,
И камни как кости из раны торчат.
И болью горят.
Меня будто все они по давней памяти знают,
И ждут мой злой рок
С нетерпеньем.
Мне б только прорваться сквозь это безумие, выдержать бой.
Это излишне похоже на ад,
Не наважденье.
А что впереди? Кто меня через час, через век здесь заменит?
Кому предстоит все еще раз пройти?
Удачи в пути.
Но есть полоса испытаний, значит найдется смельчак,
Он превзойдет меня, должен.
Иной исход невозможен.
О нем сложат легенды, запомнится всем как общепризнанный гений,
Сумевший от вечных несчастий уйти,
И ад обмануть.
Но это забудется в мифах, в реальности останется враг.
Реальность ему, как и мне, не поможет,
Заставит уснуть.

«По серой воде»

По серой воде, минуя светлые рифы,
По серой воде, по течению прочь.
По серой воде, туда где безмолвия крики,
По серой воде, прямо в вечную ночь.

«Радуга»
Закат догоревшего солнца поджег небесное поле,
И пламя костра на зеркальной пленке воды
Ярким лучом зашивает две грани, которые в споре
За свежую душу, за обновленную плоть новой взросшей травы.
И как на волшебной чудесной медали в подарок от солнца
С одной стороны лазурная, девственно чистая высь,
Напротив – остывший, потухший поток чистой нежности льется.
Но их рассмотреть, что упасть с облаков в парадиз.

«Земле»

Прощай, земля. Прощай навеки,
Открою двери я сейчас.
Была ты матерью, разлила реки,
Что кровью залилась.
Я слышал плач твой несвободный
Когда твою терзали плоть.
Готов я сердцем благородным
Признать твою немую боль.
Стою один я на пороге,
Совсем один перед тобой.
И нет отступной мне дороги.
Готов ответить головой:
За то, что был как все ослеплен,
За то, что власть твою не знал,
За то, что просто не замедлил
Тебя предать, и не предал.
Прощай, земля. Я стану пленным,
А может быть, убьешь меня...

-Последующие две строчки отсутствуют, - смущенно закончил Ангел, тем более, что это был последний лист.
-Он просто не смог продолжить слишком трагичное обращение.
-Это не все его работы, - вслух признался Страж Северного Шпиля, - Благодаря Голему, часть сочинений унес ветер.
-Так чего ты стоишь на месте, святоша?! Заставь ветер вернуть схваченные листы. Если хочешь, я помогу тебе увидеть их, вырвать из тьмы.
-Я думаю, в этом нет необходимости.
-Что ты такое говоришь? – Файя не мог усидеть на месте, требуя еще чтения.
-Ангел прав. Я тоже считаю, что мы