Проект "ХРОНО" За гранью реальности

Горохова, Лопатин увидал еще издали. Она вешала на веревке, растянутой между двумя столбами во дворе, стираное белье. Увидел и залюбовался, Лена, едва не ставшая в свое время Василию снохой, всегда ему нравилась. Среднего роста, ладная фигурой, молодая женщина, еще со школы слыла первой Черневской красавицей. Характером и нравом была хороша и мила, да и просто была просто мечтой любого нормального мужика. В замужестве оказалась хозяйственной и толковой. Дом, двор, скотину, все содержала в завидном порядке. Да вот только детей у них с Сергеем который год не было, только это их идиллию и омрачало.
— Дядя Вася! Сто лет тебя не видела! Заходи скорее, заходи! — Лена отставила таз с бельем, отворила калитку. Звонкий голос ее дрожал искренней радостью, а глаза лучились улыбкой. Толстая русая коса через плечо. Простой, цветастый сарафан не портил девушку, а, наоборот, подчеркивал ладно скроенную фигуру. Лопатин привычно чмокнул ее в щеку, привязал коня к столбу у ворот и прошел в калитку. Лена хлопотливо усадила Василия на завалинку у крыльца, предложила принести кваску. От кваса он не отказался, и уже через полминуты пил холодный, ржаной, забористый квас, лучше которого в летнюю жару и нет ничего.
— Спасибо Леночка! Квасок у тебя отличный! Я к Сергею вот пришел, дело к нему. В опорном пункте закрыто, думал, может дома он, — сказал Лопатин, возвращая кружку.
— Да нет его, дядя Вася, в район вызвали, утром звонили. Он собрался и уехал на мотоцикле. Теперь только вечером вернется, — Лена поправила рукой за ухо, выбившуюся русую прядь, — может, пообедать хотите, я борщ только сварила.
Андреич, у которого по началу и мыслей не было на счет обеда, вдруг почувствовал, что искушение слишком велико, и согласился. В саду стоял грубовато, но прочно сколоченный стол, за который Лена усадила пасечника. Не прошло и пяти минут, как Василий уже черпал деревянной ложкой наваристый борщ с говядиной, сдобренный жирной сметаной. В руке сжимал ломоть вкусного свежего хлеба. Как и все, что хозяйка готовила, был борщ диво как хорош. Пока он обедал, Лена закончила вешать на просушку белье и вернулась к столу, принеся еще жбан кваса. И они с час провели за беседой, вспоминая прошлый годы.
Лопатин загрустил, вспомнив их странную дружбу втроем с Николаем. Этому удивлялось в свое время все Чернево. И не мудрено. Ведь полагалось им с Серегой бить друг другу морды из-за этой красавицы, но не ведомо почему, было им втроем хорошо. Когда пришло время выбирать, выбрал Коля море и службу, а оказалось, что и смерть свою выбрал. А этим двоим досталась жизнь, да такая, что теперь на селе им, почитай, все завидовали.
Андреич, потупившись, путаясь и заикаясь, косноязычно рассказал о случившемся в прошлую пятницу в Правлении. Но к середине рассказа понял, что, видимо, со слов мужа, Ленка уже в курсе происшедшего. Лопатин сослался на то, что причиной был забористый самогон и что теперь он зарекся, спасибо товарищу участковому, так пить…
— А как у тебя то дела, Лена? — Василий, сытно поев развалился на лавке, лениво щурясь на пробивающееся сквозь ветви яблонь солнечные лучи. Молодая женщина, ничуть не смущаясь, как близкому родственнику, поведала, что они с Сергеем собрались в Москву к какому-то профессору, известному специалисту в гинекологии. Лопатин кивал, слушая, искренне желая этой паре всего самого лучшего, а особо, детишек побольше.
Тем временем вечерело, дневная жара постепенно сменилась приятным вечерним теплом, Андреич, дабы занять время, помог Лене полить огород. Ровные грядки с огурцами обещали добрый урожай. Проглядывали между зелеными резными листьями ягоды смородины, тянулись вверх стрелки лука и чеснока. Лопатин в садовых хлопотах забылся, безумные заботы последнего времени отступили, тяга русского мужика к земле была неистребима. Глядишь, такой вот уехавший по молодости в город и за многие годы ставший совсем городским мужик, лет в сорок, сорок пять, вдруг возвращается в родную деревню, где и дом-то отчий почти развалился, да могилы предков уже и не найти на погосте. И так, со слезами на глазах вдруг просыпается у него такая тяга к земле, что наивысшую радость он обретает в простом крестьянском труде, жалея только о потраченном впустую в холодных, мертвых стенах городской квартиры времени.
— Я пойду, Леночка, до магазина схожу, — сказал Василий, — ты Орлика заведи во двор, задай ему овса, там, в торбе… да водички налей, к Серегиному возвращению и я подойду.
— Хорошо, дядь Вась, не беспокойся.
Лопатин бодрым шагом направился к сельповскому магазину. Но чем ближе, он подходил, тем медленнее шел. Хоть и твердо решил для себя переговорить с Натальей, но откровенно робел, не чувствуя в себе должной уверенности. Он специально решил подойти к закрытию, дабы не толкаться среди сельчан. По его расчетам магазин Наталья должна была закрывать минут через 15–20. На ступеньках он разошелся, поздоровавшись, со знакомыми женщинами, ходившими за хлебом. Зайдя в магазин, удовлетворенно убедился, что никого из покупателей нет больше.
Магазин был единственный на село, довольно большой. В нем непритязательный житель советского села, времен развитого социализма мог удовлетворить почти все потребности, хотя полки магазина особо не ломились. Почти у каждого селянина мясо, яйца, птица были свои, как и овощи в сезон. А в остальное время года на стол выставлялись маринады, соления, компоты собственного производства. На селе процветал бартер. Селянин, зарезав хряка или телка, менял мясо у соседей на яйца, сметану, молоко или самогон. Все находили свое. Ассортимент же магазина не блистал изысками, но сносно обеспечивал тем, что не росло на грядках и не хрюкало или кудахтало в подворье. Селяне ходили в магазин за хлебом, мукой, спичками, растительным маслом, уксусом и керосином. Иной раз брали консервы. Время от времени завозили колбасу, ассортимент которой, как правило, был представлен двумя видами, «Докторской» и «Русской». Регулярно появлялись бочки с не всегда удачно посоленной сельдью. Ею селяне запасались охотно. Все какое, никакое разнообразие. Кроме того, трудами Бойцова, уже два года в селе работал небольшой консервный цех, от которого в магазин перепадала небольшими партиями весьма неплохая свиная и говяжья тушенка.
Время от времени баловали себя местные жители магазинной водочкой, бывшей в продаже хоть и не в большом разнообразии, но всегда. Реже — «Портвейном 777» и «Анапой», плодово-выгодной бормотой. Так же в магазине, почти всегда бывала ситцевая ткать блеклых расцветок, кое-что из белья и иной одежды и резиновые сапоги сорок седьмого размера, стоявшие на витрине, наверное, еще с хрущевских времен.
Но главной достопримечательностью была продавщица — Наталья. Родом Натаха была из соседних, белорусских Судиловичей, в Чернево вышла замуж за местного мужика, который, не путевый, всегда больше внимания уделял пьянке, чем молодой и красивой жене, да ездил по шабашкам. Так и сгинул, где-то в Магадане, на приисках, оставив Наталью соломенной вдовой. Только через год узнали в Чернево, что ее Андрей нарвался по-пьяному делу на нож, и стала она уже вдовой обычной. Мужик ее был одиноким, так и осталась она в свои тридцать лет в Черневском его не богатом доме одна. Детей они не нажили, муж, как узнал, что Наташа бесплодна, так и вовсе интерес к ней потерял, да может и к лучшему. Лучше без детей, чем рожать от алкоголика. Прошло с тех пор уже почти пять лет.
Нравом была Наташа легка, на язык остра, собой видна, что по первости многими черневскими мужиками воспринималось как «зеленый свет» и желающих утешить вдову было преизрядно. Но, оказалось, что до себя она никого особо не пускала, поговорить вольно и посмеяться, пожалуйста, а вот нагнуть себя и задрать подол, не тут-то было. Некоторым особо рьяным могла и сковородой лицо подправить. Так что сердечных друзей не заводила, но и врагов не имела. Местные мужики о ней говорили: «Хороша чертовка!», но затащить в койку уже не пытались. Черневские бабы, поначалу воспринимавшие красотку-продавщицу как угрозу семье и ходившие устраивать разборки, тоже постепенно успокоились. Более того, стали делиться с ней самым сокровенно-лично-интимным, благо, она могла не только, выслушать их излияния, не перебивая, но и, бывало, давала толковые советы. Часто — весьма нескромные, но, как оказалось, очень действенные. Откуда у вдовы такие познания и проницательность, местные, голову предпочитали не ломать.
Не ведомо, почему, к Лопатину у Натальи была явная слабость еще со времен, когда его Вера была жива. Не ведомо, отчего это влечение у нее возникло. Возможно, потому что был он не очень похож на местных, жил с семьей почти в лесу, а как овдовел, так и вовсе почувствовала она в нем родственную душу. Но Василий, в своих бедах замкнулся на заимке в лесу как бирюк. В редких приездах в Чернево, когда приходил в магазин взять хлеба или керосина, все ее знаки внимания, игнорировал. Теперь, услышав уже не от одного человека намеки и советы «обратить внимание», Андреич вдруг взглянул на нее иными глазами. А что, ему всего пятьдесят… ей и сорока вроде нет. Баба она видная, все при ней. Не шалава какая… Чем черт не шутит?
Здание магазина было старой, но крепкой еще дореволюционной постройки, переделанное в тридцатые годы из складского лабаза под магазин. Когда-то лабаз принадлежал купцу Толоконникову, который оптом скупал у селян плоды их труда и перепродавал потом Смоленске, а говаривали что и в Москву возил, врали, наверное, Самого Толоконникова никто и в глаза не видел, заправлял в лабазе приказчик. В шальные годы после революции, приказчика сельские мужики измордовали и выгнали. Лабаз пограбили, а про купца и не вспоминали. Ясное дело, что его мироеда жалеть, поди к стенке поставили, да и поделом. Про те времена, если дед Архип только помнил, местные же привыкли к тому, что лабаз стал магазином Черневского ПОСПО и считали, пожалуй, что так было всегда.
Прилавок, за которым находился продавец, стоял напротив окна. Наверняка, Наталья видела, как он шел по улице, но виду не подала. Зайдя в магазин и пройдя мимо витрины с «хрущевскими сапогами» к прилавку, Лопатин увидел продавщицу и дыхание перехватило. Наташа перебирала какие-то накладные, делая вид что не заметила вошедшего покупателя. «Куда я раньше смотрел?!» — подумалось Василию. Показалась Наташка ему такой привлекательной, будто совсем другой человек. Халат рабочий она уже сняла. Салатовая блузка с одной, явно слишком низко расстегнутой пуговицей, открывала богатую грудь, к которой Лопатин просто прилип глазами. Чуть ниже плеч темно русые волосы, аккуратно подстрижены спереди в челку, стянуты и уложены сзади в хвост.
— Добрый вечер! — с трудом выдавил Василий. Наталья выпрямилась, оперевшись о прилавок руками, чуть наклонилась вперед, отчего грудь под салатовым ситцем качнулась к Василию.
— Здравствуй, Василий Андреич! Давно не виделись! — Глаза у нее были странного светло-серого цвета. Лопатин удивился, как он не обращал на них внимания раньше.
— Говорите Василий Андреевич, что вам, а то я уже закрывать буду. Как всегда, хлеба?
Лопатин что-то промычал, не в силах оторвать взгляда от выреза на