зайти, так это купить новую обувь. Ботинки, оставшиеся на заимке от Николая, как минимум на размел были малы и наверняка, одарили обершарфюрера мозолями. Он скинул обувь, так и есть, стянул носок, да… с этой обувью он не ходок, еще немного и проще будет вовсе босиком ходить. А это точно, до первого милиционера. Решено, цель номер один — магазин обуви. Знать бы, где тут ближайший. Юрий разул вторую ногу и блаженно пошевелил пальцами, прикрыв глаза.
Расслабился, уже привычно унял дыхание до самого минимума и на выдохе распахнул сознание. Тут же в голову ворвался настоящий хаос, стало неприятно, аж до степени острой головной боли. Кудашев тут же закрылся. Большой город, это тебе не лес на краю болота и не село. Что бы вычленить, что-то важное, нужно привыкнуть, научиться. Только времени на учебу и привыкание не было. Пока непосредственной опасности не чувствуется, уже хорошо.
— Эй… эй, парень! Тебе часом не плохо?
Юрий вздрогнул, открыл глаза и выпрямился. Рядом, у скамейки стояла и с тревогой смотрела на него пожилая, плотного телосложения женщина в зеленом не первой свежести сарафане, с цветастой косынкой на голове, повязанной сзади. В руке она держала за ручку большой алюминиевый бидон, литра на три.
— Смотрю, сидишь, разумши, голову запрокинул, глаза закрыты… — уже спокойнее сказала она, видя, что Кудашев подал явные признаки жизни.
— Спасибо за заботу, матушка, присел вот отдохнуть.
— Матушка, — повторила за ним женщина, словно пробуя это слово на вкус, — чудно сказал, так это у попа матушка, а меня тетка Люда, зовут.
Но, видно было, обращение такое ей понравилось.
— Что, ноги стер в штиблетах энтих? — кивнула Люда на покрасневшие суставы кудашевских ступней.
— Да, вот ведь незадача. Пока не сел и не разулся, еще терпимо было.
— Это ты зря, парень, сделал. Теперича и вовсе итить не сможешь, больно будет. — покачала она головой.
— Вы, тетя Люда, мне подскажите, где тут поблизости купить обувь можно? — спросил Юрий.
— Ты поди со станции идешь? Ну да, откель еще, я тут завсегда за молоком хожу. А раньше тебя не встречала… Ты, парень, не дошел метров пятьдесят. — она указала рукой вдоль по улице, — Вона прямо на перекрестке, на улице Желябова и будет магазин. Только…тебе бы на рынок лучше, если деньги есть.
— Спасибо, тетя Люда, куда мне до рынка, мне бы эти пятьдесят метров осилить! В пору босиком идти. — поблагодарил женщину Кудашев.
— Ну, как знаешь, хлопчик! Пойду я, молоко перекипятить нужно, пока не скисло. — она кивнула ему и торопливо зашагала в переулок между домами, переваливаясь и шаркая старыми, стоптанными туфлями.
Юрий принялся обуваться. Не пропаду, думал он, вокруг русские люди, да, изъязвила им советская власть душу, но шестьдесят лет слишком мало, чтобы совсем вытравить все хорошее из народа. Обувшись, пилот поднялся и тут же охнул, опершись на правую ногу. И правда, как только шел до этого? Пятьдесят метров до магазина на перекрестке показались ему долгими словно морские мили, которые он миновал, стиснув зубы. Со стороны просто неторопливо шел молодой парень, а у парня аж испарина выступила. Магазин расположился на первом этаже пятиэтажного здания красного кирпича, старой постройки с вычурными маленькими балкончиками, лепниной и большой вывеской «Обувь». Наконец, Кудашев остановился у большой, красиво оформленной витрины, на которой красовались лакированные женские туфли-лодочки, сандалии, ботинки и сапоги различных фасонов. Юрий рассматривал все эти прелести социалистического рынка, просто стараясь перевести дух и, как можно меньше опираясь на особо сильно стертую, правую ногу.
Рядом, откуда-то вынырнув, оказался вертлявый, сутулый мужчина лет тридцати. Одет он был, несмотря на теплую погоду, в застегнутую на молнию серую парусиновую куртку с английской, кирпичного цвета, полукруглой надписью. Перевел Юрий: «ковбойские джинсы». Внутри полукружия надписи, грубо, по трафарету было намалевано изображение. По-видимому, должное изображать американского пастуха на лошади. Но более всего, оно напоминало странного горбатого уродца на четырех лапах. На ногах у мужчины были синие застиранные на коленях брюки из грубой ткани. Как Кудашев услыхал краем уха, Лена Горохова расспрашивала Машу, «где достала», обсуждая такие же похожие брюки, видимо тут они были популярны. Мужчина был не приметен: худое, угреватое лицо с острым носом, близорукий взгляд, за стеклами круглых очков. Он, бросив мимолетный взгляд на витрину, стал пялиться на обершарфюрера, то ли ожидая вопроса, то ли желая сам спросить, но не решаясь. Чудной какой тип, подумал Юрий и, собрав силы на последний рывок, стал подниматься по ступеням к двери магазина.
Обладатель куртки «Cowboy Jeans» проводил его, каким-то странным взглядом и отвернулся, еще больше ссутулившись, засунул руки в карманы куртки.
Большое помещение магазина, метров тридцать квадратных, почему-то оказалось не соответствующим красивой витрине. По периметру, вдоль стен, располагались высокие полки. В дальней от входа части за большим, остекленным прилавком у кассы виднелась одетая в синий жилет женщина-продавец. Еще одна женщина, в точно такой же безрукавке, скучающе смотрела в окно метрах в пяти от входа. Посреди торгового зала стояли четыре коричневые кожаные банкетки. Светлые, бледно-желтые стены магазина навевали тоску. Еще большую тоску навевал ассортимент, расположившийся на стеллажах. Они отнюдь не пустовали. По правую руку полки были заняты мужской обувью, по левую — женской. Справа, на нижних полках, тесным рядком, как гренадеры в кителях цвета Feldgrau, тянулись ряды русских валенок. Повыше, чернели резиновые сапоги с широкими голенищами. Самую верхнюю полку, занимали черные войлочные ботинки на толстой резиновой подошве с застежкой-молнией. В дальнем углу, ближе к прилавку, чернели какой-то грубой кожей сапоги. Уже немного прихрамывая, Кудашев растеряно рассматривая товар, прошел до конца ряда стеллажа с мужской обувью, сопровождаемый любопытными взглядами обеих продавщиц.
Обратно он вернулся вдоль женского ряда. Конечно, он знал, что в России валенки носят зимой и мужчины, и женщины, но сейчас был разгар лета… к тому же судя по всему, у местных женщин, размер 44–45 был особенно в ходу. Оказывается, у смолянок пользовались популярностью сапоги резиновые, но уже не черные, как у мужчин, а синего, темно-зеленого и ржаво-красного цветов. Кудашев взял один из сапог и прочел на болтавшемся сером картонном ценнике — «ГОСТ 5375-79 Сапоги формовые женские. Завод «Красный треугольник» г. Ленинград, цена — 10 рублей».
Кроме цвета, женские сапоги отличал более высокий резиновый каблук черного цвета и выдавленные на резине декоративные пряжки. В стороне, так же как кожаные сапоги из кирзы, в мужском, в женском ряду особняком, как две буржуйки перед пролетариями, стояли две пары сапожков из коричневого хрома с меховой отделкой на резиновой пористой подошве. Производства фабрики «Парижская комунна» г. Москва. Но цена в шестьдесят пять рублей, видимо, отпугивала покупателей. На обеих сторонах свое почетное место занимали еще и галоши. Вещь, конечно, нужная, иной раз и необходимая, но ему, Кудашеву в данный момент совершенно не интересная. Были и тапочки. Почему-то исключительно белые и стояли они отдельно.
Закралась мысль, что он чего-то не видит или не понимает. Товаров, украшавших витрину с улицы, внутри не было и в помине. Юрий оглянулся. В любом нормальном магазине Рейха, да и любой страны мира, продавец давно бы предложил свои услуги, но не тут…
— Здравствуйте, я хотел бы купить себе ботинки или туфли. Что-нибудь, легкое для пешей ходьбы по городу, сгодятся кожаные туфли или какая-нибудь спортивная обувь, но я не уверен, что она подойдет под эти брюки. Вот, к примеру, эти темно-бардовые туфли на витрине, вполне меня устроят, — обратился Кудашев к продавщице, стоявшей у окна-витрины и указал на одну из пар мужских туфель из тех которые приметил еще стоя на улице.
Продавец, миниатюрная, не лишенная привлекательности брюнетка с явно приличной частью кавказской крови, примерно тридцати годов от роду, украсила себя несколькими золотыми цепочками, словцо цыганка монистами. Небольшие, но красивые серьги в мочках ушей дополняли наряд и не особо соответствовали облику продавца на рабочем месте. Смесь показного благополучия и безвкусия. На обершарфюрера она смотрела несколько ошарашено, будто он не обувь спросил в обувном магазине, а поинтересовался у эскимоса Гренландии как пройти на ближайший пляж. Ответила она не сразу, медленно переводя взгляд с его пыльных ботинок на лицо и обратно. Его облик, по всей видимости работницу советской торговли совсем не впечатлил.
— Извините, товарищ, я кажется не поняла вас — наконец, прервала она затянувшуюся паузу, — вы обувь купить хотите?
— Совершенно верно! Вас это что, удивляет? Не ошибся ли я магазином? — Кудашев, стертые ноги которого начали доставлять ему настоящую, серьезную боль, против воли начал нервничать, — У вас ведь тут обувью торгуют…
У продавца от волнения явственно прорезался восточный акцент: — Да, у нас обувь… вот на полках все, что есть!
— Вы так пошутить решили, верно? Валенки мне предлагаете, но сейчас начало августа, а уж никак не декабрь!
Женщина быстро закивала головой и выдав через силу:
— Пойдемте! Сделала приглашающий жест покупателю и направилась к прилавку, где у кассы с интересом прислушивалась к их разговору вторая женщина-продавец.
Стоявшая у кассы сотрудница, лет на пять постарше первой, явно была опытней. Одета не так безвкусно, даже с намеком на стиль, красивая и уверенная в себе женщина под сорок. Красивая той, уверенной в себе красотой, которая приходит к женщине после тридцати пяти, если, конечно, ее не заездила в усмерть бытовая неустроенность и непосильная работа.
Драгоценным металлом красотка так же не была обделена, но и тут явно всего было в меру. Но во взгляде, которым она окинула чуть прихрамывающего молодого парня, сквозила неприятная смесь наглости и чувства собственного превосходства. Столь свойственного советским людям, имевшим доступ к распределению дефицита или иным благам не доступным остальному большинству.
— Чем могу помочь, товарищ? В чем дело, Кариночка? — голос у второй женщины-продавца, был мягкий, с бархатистыми нотками, которые так любят мужчины, но Юрию сразу почувствовалась в нем неискренность и откровенная фальшь.
— Он…Он с витрины хочет туфли себе, э-э-э… те югославские… — нескладно начала было объяснять ей коллега.
Кудашев тем временем отвлекся. Он сразу и не обратил внимания на содержимое большой застекленной витрины у кассы. А выставлены там были вполне приличные мужские туфли трех видов и пара ботинок. Ценник рядом указывал на наличие его сорок третьего размера и отнюдь не отпугивал стоимостью в 18 рублей за аккуратные туфли из черной кожи.
— Здравствуйте! Будьте любезны, я бы примерил эту пару. У меня сорок третий размер. — он указал через стекло на приглянувшиеся туфли.
— Конечно, дайте, пожалуйста, ваше удостоверение. — кивнула ему старшая продавец, протягивая руку.
— Какое удостоверение? — искренне удивился обершарфюрер.
— Товарищ, тут же
