будешь и что ты орешь на нас?! Да мы вас впервые в жизни видим, да и предпочли бы вовсе не видать! Грозится еще…Мы тебе что, на конец наступили, что ты лаешь на нас псом! Вот полковник постарше тебя будет, а не кричит, не ругается! — так же на повышенных тонах ответил ему Андреич.
— Я генерал-майор Кожевников, начальник Управления КГБ СССР по Смоленской области… — выкрикнул генерал, ожидая, что наглецы прикусят языки, подавленные авторитетом если не его звания, то страхом перед всесильной Конторой.
Но его вновь одернул за руку Дубровин, почти оттащив назад.
— Извините товарища генерала, за столь эмоциональный порыв. — речь полковника, все так же оставалась спокойной, и он даже почувствовал невольное уважение к этим двум мужчинам. Дураками они явно не выглядели, следовательно, давно могли просчитать в какие неприятности ввязались, тем не менее, держались хорошо.
— Отчасти вы правы. Нам нужны не вы, а ваш гость, который нам, — Дубровин, повернувшись, окинул широким жестом левой руки, всю колонну машин, — известен как Юрий Кудашев, уж не знаю, как его на самом деле величать. Есть к нему вопросы у нас. Он ведь с вами? Там, в телеге прячется?
Горохов хмыкнул, оглянувшись на сидевших на телеге женщин, а пасечник, уже более спокойно ответил, обращаясь к Дубровину, демонстративно не глядя в сторону генерала:
— Да нет его с нами, у меня на пасеке остался. У нас дела свои, у него свои. Мне вот в Правление нужно, а Сергею, на службу завтра, так-то, товарищи военные, если он вам нужен, то и езжайте к нему. Он, кстати, ждет вас. Мы сейчас вам дорогу освободим, да и езжайте, а мы тоже поедем. Ну-ка, Серенька, глянь, там, за крапивой нет канавы, проедем?
Годы работы на должности начальника Управления, выработали у Николая Ивановича Кожевникова свои привычки и взгляды на жизнь. Не то, чтобы стал он самодуром, да и к тем, о ком говорили, что «должность его испортила», вроде тоже не относился, но не терпел, когда его выставляли дураком. Да и привык, что отношение к генералу КГБ, было соответствующим, а тут, какая-то антисоветская мразь чуть ли не в лицо смеется!
— А ну стоять! Сволочи! Руки за головы! Взять их! — генерал выхватил из оперативной кобуры пистолет, направил ствол на Лопатина и призывно махнул рукой. Но ничего не произошло. И солдаты у грузовика, и Рощин, с места не тронулись, не сводя глаз с полковника Дубровина, ясно давая понять, кто тут на самом деле командует. Полковник с осуждением глянул на Кожевникова и неторопливо взмахнул рукой. Тут же загремели солдатские десантные бутсы и уже через несколько минут, Лопатин с дочерью и Горохов с женой, стояли между УАЗом и грузовиком в окружении хмурых автоматчиков. Как и следовало ожидать, в телеге, под ворохом сена, застеленного брезентом, больше никого не оказалось. Спеси и самоуверенности у местных заметно поубавилось. Женщины, с покрасневшими глазами, держащие друг друга под руку, всхлипывали, дюжий Горохов, тревожно оглядываясь по сторонам, старался прикрыть широкой спиной женщин. Сам Лопатин, закусив губу, старался не поднимать взгляда. Видно было, что мужчины, чувствуя ответственность за жену и дочь, не помышляют о бегстве или сопротивлении.
— Ну что?! Предатели! Прихвостни фашистские! Поумерили свой пыл! Ну погодите… то-то еще будет! — генерал, убрал пистолет в кобуру и самоуверенно улыбнулся.
— А ты генерал, нас дерьмом не мажь! Мы никого не предавали и в прихвостни ты нас рановато записал! — ответил ему Лопатин и добавил не без ехидства, — ты вот, генерал, форму свою что, носить стесняешься, ежели в гражданском тут командуешь? Тот, кого ты фашистом назвал, своей формы не стесняется…
Кожевников аж задохнулся от нахлынувшего гнева, но в этот момент, стоявший подле него полковник, негромко сказал:
— Николай Иванович, отойдем в сторонку.
И неспешно пошел, не оглядываясь по обочине в хвост колонны, старательно, переступая через корни деревьев, вылезшие на дорогу.
С ненавистью бросив взгляд на четверых человек в окружении солдат, генерал поспешил за Дубровиным.
— Нет, ну ты видел, Павел Петрович, каковы подлецы! Твари! Сгною! Если под вышку не попаду, считай, повезло им! — зачастил он, обращаясь к полковнику. Но тот не отвечал, все так же неторопливо шел, пока они не оказались метрах в десяти позади последнего грузовика.
— Все? Выпустил пар? — просто, и спокойно спросил старик.
— Ну ты же видишь, что они за твари? — продолжал кипеть гневом генерал.
Дубровин внимательно посмотрел ему в глаза и осуждающе покачал головой.
— Иногда мне кажется, что я очень ошибаюсь в тебе, Коля! — в негромком голосе Дубровина проскользнула искренняя боль, — по возрасту, ты вполне мог бы быть мне сыном, и, наверное, я слишком многого от тебя хочу. Но будь, хотя бы профессионалом, ведь крепкие нервы для разведчика — главное. Позволь напомнить тебе, что висит на стенах всех отделов по стране: «Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». И в этом Дзержинский был прав. Я следил за твоей карьерой все эти годы. Можешь мне не верить, но не без моей помощи ты стал начальником Смоленского Управления. Не делай такого удивленного лица…. Я же знал, с 1945 года знал, что произойдет тут на западе Смоленской области и поэтому позаботился, чтобы тут оказался в свое время толковый человек. Так не заставляй меня, генерал, жалеть о своем выборе. Сердце у тебя горячее, руки, на общем нашем фоне — чистые, а вот про холодную голову, это явно не про тебя.
Кожевников стоял как первоклассник перед строгим учителем, багровый лицом, не находя слов для ответа, с настоящим сумбуром мыслей, от которых кружилась голова. Дубровин, немного помолчал, явно дав ему осознать сказанное, а потом все так же спокойно и неторопливо продолжил: — Вот скажи, что толку от твоих воплей? Ты думаешь, эти четверо, старый пьяница Лопатин с дочерью и Горохов с женой хотели, чтобы этот немец свалился им на голову? Да у них больше было шансов, что на их дом в лесу свалится наш или американский спутник, сошедший с орбиты, чем фашистский самолет из другого мира! Как говорится, повезло, так повезло! Этого Горохова, все характеризуют как отличного парня. Служил в ЗГВ в Германии, не в стройбате кстати, а в диверсионно-штурмовых частях. Туда кого попало, не берут. В милиции уже три года, и на хорошем счету. Да, согласен, он покрывает человека, убившего двоих человек. Но вспомни, что это за люди, уголовники и бандиты и как знать, не оказал ли этот немец советскому обществу большую услугу. Нам сейчас нужно получить от них максимум информации и взять, наконец, пришельца, поставив точку на всей этой мутной истории. Ты же своими криками, угрозами сгноить на Колыме, добьешься только того что они замкнутся в себе. Поверь, я достаточно разбираюсь в людях, эти четверо, далеко не простофили и отлично понимают, в каком положении оказались. Дочь Лопатина по уши влюблена, старик, ее отец, далеко не боец, а милиционер, явно не предатель и не агент, чьей-то разведки. Так давай дадим им хоть иллюзию шанса выбраться из этой говеной истории чистенькими!
Кожевников потер чуть дрожащей рукой лоб и молча кивнул. Чуть помолчал и сказал тихо:
— Извини, Павел Петрович… ты прав. Командуй!
Дубровин чуть улыбнулся и, похлопав генерала по плечу, развернулся и также неторопливо пошел назад, сопровождаемый утратившим весь задор и пыл генералом.
— Не буду, вести слишком долгих разговоров, граждане! — обратился Дубровин к притихшим гражданским, когда они вернулись в голову колонны, — вы попали в неприятную историю, но я верю, что случилось это против вашей воли. А сейчас я даю вам шанс помочь органам государственной безопасности! Нам нужен этот человек! Я знаю, что и для вас он не безразличен, за эти дни вы прониклись к нему сочувствием и даже симпатией. Но он тут чужой! Он чужой для меня, для вас и вообще для нашего мира! Да, да, не переглядывайтесь так изумленно. Мы все о нем знаем. И не питаем к нему ненависти или злобы. Я знаю, что случившееся в Смоленске, — тут старик-полковник, сделал многозначительную паузу, — произошло против его воли, он защищался и защищал дорогого ему человека. Несомненно, решая его судьбу, мы все это учтем. Но для этого он нам нужен живым. Мы знаем, что он вооружен, и на этот раз недопустимо, чтобы пострадал кто-то из моих людей. Надеюсь, вы и это понимаете, в противном случае, я не могу ничего ему гарантировать. А теперь, вы готовы ответить на некоторые вопросы?
Сергей Горохов переглянулся с пасечником, и они почти одновременно кивнули с согласием.
— Отлично! — Дубровин сменил тон на самый что ни на есть деловой и жесткий, — он вооружен? Чем?
— А… да… пистолет у него и автомат. Я это…не видел такой раньше — сбивчиво начал отвечать Андреич. Но его перебил Горохов:
— Давай лучше я, дядя Вася. Лопатин облегченно вздохнул и закивал соглашаясь.
Полковник, так же всем своим видом демонстрировал готовность к сотрудничеству и самый живейший интерес.
— Пистолет — Вальтер П-38, в кобуре с двумя магазинами.
— А что за автомат?
— Очень похож на чешский — Sa. 25. Как я понял, 9×19 мм Парабеллум, я такие по службе помню.
— Боезапас?
— Видел я, товарищ полковник, этот пистолет-пулемет и подсумок к нему, ну стало быть на четыре, может, пять магазинов, да еще, магазины короткие, не на сорок патронов. Есть ли еще запас патронов, не знаю.
— Есть, — добавил внимательно слушавший его Лопатин, — у него еще цинк с патронами и вроде сумка с гранатами. Это все в этом…самолете ихнем было.
— И какие у вашего… гостя, планы? — поинтересовался Кожевников, на этот раз, после разговора с Павлом Петровичем, спокойным, деловым тоном.
— Да какие там планы…, — вздохнул Лопатин, — деваться-то ему не куда, позади топи кромешные, а с другой стороны вот вы за глотку берете. Со всех сторон лес. Нас он вот отправил подальше, а сам говорит, не дамся живым. Жалко ведь парня, молодой совсем… Да и не виноватый он…
Позади отца всхлипнула Мария Лопатина и уткнулась в плечо подруге.
Еще после нескольких уточняющих вопросов двое старших офицеров, вновь отошли в сторону.
— Ну что, Павел Петрович, вроде ясно все! Прижмем мы фрица. Мельгузов со своими, со стороны болота, мы со стороны дороги. Ему и останется, что только сдаваться. В лес бежать, да прятаться, резону нет, мог бы, давно ушел, да деваться ему некуда. Ну, может и постреляет, но для игры в войну у него силенок маловато. Автомат его, если это чех, прицельно хорошо если на сто метров бьет. Тепленьким возьмем…
— Да, да… — отвечал ему невпопад Дубровин, глядя куда-то на торчащие в стороне на заросшей поляне полу обвалившиеся черные трубы сгоревшей деревни и думая о чем-то своем.
Глава 45. Один на один
В углу Лопатинского двора, между конюшней и забором, со стороны пасеки, росла сосна. Вот просто стояла колом, высокая, метров в пятнадцать, толстая, возрастом, наверное, лет в двести. Она исправно сыпала вниз круглые сосновые шишки, которые Андреич также исправно собирал в большую старую плетеную из ивняка корзину. Так, наверное, поступали его отец и дед. Сосновые шишки отлично годились на растопку большого самовара, стоявшего на столе в сенях. Но время самовара, кажется, безвозвратно ушло, и примус с эмалированным, закопченным снизу чайником
