«Острый сюжет» 2-й тур 1-я группа 1-й поединок

Во избежание. Кстати, Мать. Там, в компе, есть какие-то конкретные сведения о том, как сделать оружие, «распыляющее» планеты на атомы?
– Есть.
– О! Немедленно сотри его оттуда!!! И платы, и флэшки уничтожь! Пока микроп ещё там, сделать это, наверное, нетрудно?
– Нетрудно. Но тогда придётся уничтожить и все остальные здешние компы. И те, что находятся в запасной рубке. Там всё дублировано.
– Ну и ладно! Подумаешь – проблема. Просто микроп будет работать, а мы пока тихо и мирно пошарим здесь. Вдруг найдём чего стоящего! «Высший», «продвинутый» разум, всё-таки!
Мать только возмущённо фыркнула.

Найти «чего стоящего» практически не удалось.
Похоже, хоть проживание некоей «дежурной» команды на планетоиде и предусматривалось, но заселён он так никогда и не был. Так что зрелище пустых кают, оборудованных, впрочем, всеми весьма современными удобствами и мебелью, навели на напарников лишь уныние и печаль. Но фото вида интерьеров никому не продашь.
Пол подытожил это так:
– Здесь – ещё хуже, чем на тех кораблях и Станциях, где случился конфликт и обитатели перебили друг друга. Полетели-ка мы отсюда на фиг!
Джо, на которого этот «камушек» тоже навёл тоску, спросил:
– Мать. Как там – микроп? Закончил?
– Заканчивает. Ещё три компа.
– А кроме компов тут никаких архивов нет?
– Есть, конечно. И весьма обширный. На микроплёнках. И – в бумаге.
– Вот же чёрт… А там информация о распыляющем оружии – есть?
– Не знаю. Ещё не смотрела. Поскольку единственный микроп занят. А тот, что был у Пола, запасной, всё ещё в ремонте.
– Блинн… Ладно. Давай сделаем так. Веди нас к архиву. И мы сами посмотрим.

В помещении архива оказалось до удивления пыльно и гулко: когда Пол хлопнул в ладони, внешние микрофоны с секунду отзывались эхом. На многочисленных, рядами располагавшихся в высоченном зале, стеллажах, собственно, стояла на ближайшей полке всего одна коробка – с флэшками, как сообщила Мать. И имелся вахтенный журнал – он лежал рядом с коробкой. Правда, ничего, кроме данных о строительстве и оборудовании планетоида в нём не было. Ещё на трёх полках, тут же, у двери, хранились справочники и технические и нормативные документы. И было их – немного. Пол покачал головой:
– Если ты подумал, что уничтожить их на ближайшем солнце будет просто и надёжно, то я полностью с тобой согласен!
Джо, молча кивнув, вытащил из бедренного кармана мешок из пластиплёнки, который всегда носил с собой. На случай, если попадётся совсем уж много артефактов:
– Давай, упихивай. Я буду придерживать, чтоб не разлетались. Невесомость же!

Через пару часов, убедившись, что мешок с «архивом» сгорел, напарники решили наконец пообедать. Пол сказал:
– Ну вот. Теперь, когда строительство «навороченного» оружия нашими шустрыми вояками нам не грозит, можно и дальше лететь!
– В смысле – дальше?
– Конечно – дальше! Раз мы здесь ничем полезным не поживились, самое время – устремиться к новым Мирам и находкам!
– Ну почему же – «не поживились». Поживились.
– Ха! И чем же это?!
– Знанием того, что не нужно задавать вопросы, ответа на которые нужно ждать миллионы лет. И рисковать всё равно не дождаться!
– Хм… Пожалуй. Да и вообще – это была дурацкая Идея. Проверить – Бог ли создал нас всех, или виноваты случайные космические «споры жизни». В конце-то концов это не даёт ответа на самый главный вопрос!
– Какой же?
– Кто создал эти самые споры! И разбросал их по всей Вселенной!
Джо, как раз доевший бифштекс с луком, который сегодня был на второе, усмехнулся:
– Твоя правда. На этот вопрос ещё никто не ответил. И вряд ли ответит. Потому что хоть мы и видели Бога, так и не знаем – он ли это сделал! И достаточен ли был для такого – его, нашего Бога, «масштаб»!
Поэтому оставим философию – философам. И полетим себе дальше. Но! Только покончив со штруделем. А то на голодный желудок летится хуже!
– Согласен. Так – что? Считаем это приключение – оконченным?
– Да. И хоть оно нам денег почти не принесёт – за координаты пустой планеты дадут сущие гроши! – горючее-то – окупим.
– Ну, тогда – вперёд!
– Вперёд!



Мимо нот

Однажды сестра Расула Гамзатова попросила знаменитого брата научить её сына писать стихи, но поэт объяснил ей, что обучить этому нельзя, так как способность к любому творчеству - дар божий.
И действительно, по-настоящему талантливых людей не так уж много. Имитировать талант невозможно. Он обычно проявляется в раннем возрасте и сопутствует своему избраннику длительно. Однако некоторые юные дарования теряют свой талант по мере взросления, им не всегда удаётся найти своё место в жизни, что вводит их в состояние стресса с непредсказуемыми последствиями.

Вот и Сева Лукьянов уже вскоре после своего появления на свет стал удивлять окружающих. Малышу и двух лет ещё не было, когда вскоре после зачисления в детсад у него обнаружился музыкальный слух и певческий голос, чему воспитатели очень обрадовались, сразу известив родителей.  Вундеркинды – явление нечастое.
Его мама, Вера Николаевна, тоже замечала, как сынок пытается подпевать включённой грампластинке, но поначалу как-то не придавала этому значения. За собой она особых вокальных талантов не чувствовала. Могла, конечно, на бабьих посиделках со всеми вместе грянуть: «Вот кто-то с горочки спустился…» или «Хас-Булат удалой…»
Короче говоря, стал Сева признанным солистом с детсадовских времён. В школьные годы успешно солировал в хоре городского Дома пионеров, не допуская малейших ошибок. Пение мимо нот – это было не про Севу. Всё это, конечно, происходило на общественных началах и никаких денег не приносило, но сладкое бремя славы, свалившееся на мальчика, уже нравилось ему самому и маме тоже. Они даже мечтали о карьере профессионального певца. Отец, Геннадий Петрович, суровый дальнобойщик, их восторгов не разделял:
- Сегодня голос есть, а завтра нет. Парню лучше всего техническую специальность получить.
Споры эти продолжались, пока не началась у Севы в четырнадцатилетнем возрасте ломка голоса. Дело обычное. Ведь не избежали этого даже знаменитые предшественники Севы – Робертино Лоретти и Серёжа Парамонов. Против природы не попрёшь. Тем не менее Сева отца не послушался и поступил на вокальное отделение музучилища. И тут вскоре выяснилось, что уникальный детский голос в своей взрослой интерпретации ничем особенным не выделяется. Кое-кто впоследствии многозначительно рассуждал, что нельзя было перегружать неокрепшие голосовые связки вокальными упражнениями. Так или иначе, но радужные планы рухнули. Вместо оперной сцены пришлось Севе после училища довольствоваться местом школьного учителя пения.
Рутинное существование поначалу раздражало, потом стало угнетать. Здесь всё собралось в кучу: отсутствие понимания с учащимися, низкая зарплата и вечно недовольная  жена. Её с мужем отношения никак не соответствовали принципу
"С милым рай и в шалаше". А всё потому, что не чувствовала в нём мужской привлекательности, не тянуло её к нему.
Сева, прямо скажем, красавцем не был. Невысокого роста, щупловатый, с мелкими чертами лица. Улыбался редко, сутулился не по возрасту, никогда не смотрел в лицо собеседнику. Лариска и замуж-то за него пошла, обжегшись на одном красавчике. Тихой пристани захотелось. А когда выяснила, что зарплата школьного учителя не удовлетворяет её требованиям, поняла, что вместо надёжного причала оказалась на мели. Тут уж не до оптимизма, поэтому и на аборт пошла: "Нечего нищету плодить!"
Севиным рассказам, что его приглашают в церковный хор, Лариса сначала верила. Когда же убедилась, что дальше слов дело не идёт, решила, что ждать больше нечего и надо устраивать свою жизнь. Сама-то она имела мордашку смазливую и фигурку ладненькую, хотя и спортом не занималась.
Расставание с ней повлекло раздел двушки, что было совсем не обязательно. Квартира досталась Севе ещё до женитьбы по дарственной от бабушки, но он решил проявить благородство. Всё-таки не испытывал он антипатии к Лариске. Вот и стал обладателем однокомнатной без балкона в панельной пятиэтажке. А от супружницы Сева умудрился перенять острое чувство неприятия безденежья, но всё же считал, что при некотором старании можно несколько улучшить своё финансовое положение.
Возвратившись в родительский дом в пригороде, Сева стал сдавать внаём свою квартирёнку. Налоги, естественно, не платил. А вырученные деньги одалживал под проценты. Этим воспользовался участковый, который угрожая сдать «предпринимателя» налоговикам, заставил прописать в этой квартире под видом жены свою племянницу.
Сева понимал, что готовится отжим квартиры, но не знал, как воспрепятствовать этому. Новая жена деньги любила не хуже старой, а от исполнения супружеских обязанностей отлынивала, ссылаясь на вдруг обнаружившийся у неё целый букет болезней. Вдобавок ещё двое должников в отказ ушли: «Не брали, мол, денег, и точка!». Можно было, конечно, обратиться к «вышибалам», но те возьмут половину суммы, а это совсем нежелательно.

Тут уж Сева загрустил. Даже сон потерял.  Как ни ворочается, а уснёт только под утро. Так было и в ту памятную ночь, после которой у Севы проблем добавилось.  Началось с того, что сон нашему герою приснился, прямо скажем неприятный. Как будто стоит он на сцене перед полным залом и чувствует, что поёт МИМО НОТ.
В зале свист, крик, а он не может остановиться. Зрители врываются на сцену, валят певца с ног, начинают бить. Проснулся Сева на рассвете, весь в поту. Когда рассказал об увиденном матери, та взялась его успокаивать:
- Куда ночь, туда и сон. Не переживай. Садись-ка, попей чайку. Я вот блинчиков напекла.
Блинчики, конечно, у неё были замечательные. Сева их просто обожал. У Лариски такие никогда не получались. Да и вообще она готовить не любила, предпочитала полуфабрикаты.
Увлёкшись разговорами за чаем с блинами, Сева чуть не забыл, что расписание уроков с сегодняшнего дня поменяли. Надо было поторопиться. На первый автобус он явно не успевал. А второй - только через два часа. Пришлось взять отцовскую «шестёрку». Отец вряд ли бы ему это разрешил, но уехал накануне в командировку, а мать и уговаривать не пришлось.
Накануне снег подтаял на солнце, а за ночь подморозило. Было ещё темновато, но, выехав на трассу, Сева заметил справа от дороги в глубоком кювете лежащую на боку машину. Повинуясь какому-то странному порыву,  Сева спустился к ней.
Праворульная светло-серая «Хонда» приняла на себя удар камней на дне кювета своей  водительской стороной.  Переднюю дверцу со стороны пассажира удалось с трудом, но  открыть. Заглянув в салон, Сева увидел, что водитель сполз с сиденья и лежит на правой дверце без движения. Больше никого в салоне не было.  Рядом с водителем валялся кейс.
Удивляясь сам себе,  Сева потянул кейс на себя. В этот момент водитель глухо застонал.  В мгновение ока Сева выбрался из «Хонды», не выпуская кейса из рук, и бросился к своей машине. Забравшись в неё, он понял, что совершил преступление.
 Где-то внутри его спорили два голоса. Один требовал: – Немедленно вернись и спасай человека.  Другой утверждал, что мертвецам уже ничего не нужно и  советовал поджечь «Хонду».  Сева не сделал ни того, ни другого.  Вместо этого он решил отъехать