Глава. 10. Встреча.
"Не знаю, чего я боюсь больше - увидеть
тебя снова или не увидеть вообще".
(Пьер)
От напряжения и недосыпа Олег так устал, что даже и не заметил как, сидя в кресле, провалился в какую-то черную яму без дна, без стен, без единого проблеска света над головой. Падал и падал, как когда-то на ночной выброске десанта, а парашют все не раскрывался и не раскрывался.
- Мы всегда будем рядом с тобой, дружок. Жаль только, что уже не сможем тебя обнять, - слышался тихий голос отца за минуту до его смерти, (мамы уже не было с ними).
Ему невероятно повезло. Он мог оказаться вместе с родителями в их машине, которая врезалась в грузовик, внезапно вынырнувший с боковой и остановившийся поперек дороги. Водитель был трезв. Но ничего толком так объяснить и не смог. Какая то чушь... Свершено дурная мысль, возникшая в голове: - Давай, давай, с ветерком…,- а когда пошел на разгон, - внезапная команда, прозвучавшая ниоткуда: - Останови машину на перекрестке. Бредовое видение: два фиолетовых хищных глаза с огненно-красными зрачками, сливающиеся в безжалостный тяжелый взгляд… Говорили, что вскоре виновник их гибели внезапно скончался от разрыва сердца. Как он не сел тогда в эту старую родительскую Волгу? Какой-то внезапный звонок по телефону, и спокойный вкрадчивый голос, - А не прогуляться ли нам до школы пешком? Весна. Солнышко», - и сразу же, - Извини, дружок, я видимо ошибся номером. Только Олег подумал: - А что, может быть, и на самом деле? И, правда, теплое мартовское солнце, и какие-то по-особому волнующие весенние запахи свежести, разносимые, все еще прохладным долетевшим с растаявшей зимы ветерком. Олег выглянул в открытое окно и помахал отцу, мол, езжайте без меня. Таким он и запомнил в последний раз отца, садящегося в машину, что-то говорящего маме и все еще улыбающегося в ответ на его взмах рукой.
Даже сквозь сон Олег почувствовал, что плачет, а потом падение замедлилось, и он остановился, зависнув в своем бесконечном полете. Напротив него возникла в светящемся ореоле неожиданная гостья, юная, стройная и очень красивая, но почему-то совершенно голая. Олег почувствовал, как от смущения залился краской до самых ушей, и, все еще не выходя из сна, понял, что мысленно вопрошает незнакомку,
- Кто Ты?
- Я - Гея,- также мысленно, даже не шевеля губами, ответила незнакомка,-Мы, высшие, покорители, но в нас один и тот же код Творца. Мы не скрываем свои тела от тех, кому доверяем. Твои помыслы чисты, как капельки росы на утренних травах вашей планеты. Твои мысли открыты для нас. Только в них слишком много грусти.
- Тогда ты знаешь, отчего…?
- Знаю, но мы поможем тебе. Мы поможем спасти ваш чудесный зелено-голубой мир, преодолеть смерть. Скоро многое в вашем земном мире изменится, и вы пойдете на встречу к нам. Мы будем ждать вас у входа в Обитель Творца. Я очень этого хочу. Но мне пора.
- …Правда?
- Правда,- Гея исчезла, а во вновь сгустившейся тьме, Олег увидел, нет скорее почувствовал тяжелый и злобный взгляд фиолетово-кровавых глаз, захвативший сонное сознание уставшего блогера только одной беспощадной и назойливой мыслью:
- Я тоже приду в Обитель и встречусь с их Творцом… Чтобы заменить его в этой,уже не вашей Вселенной.
Взгляд внезапно пронзительно зажужжал, а через пару секунд - снова.
Уже совершенно отчетливо осознавая, что взгляд жужжать не может, окончательно проснувшийся Олег услышал третье жужжание входного звонка, и неожиданно для себя, по-армейски бодро вскочив, пошел открывать дверь.
Глава 11. Командир.
Комбат-батяня, батяня-комбат,
Ты сердце не прятал за спины ребят.
(Любэ "Комбат")
Олег открыл дверь, по привычке не заглядывая в глазок. Был он не из пугливых.Бывший десантник мог бы и сам справиться с любым непрошенным гостем. Кроме того глазок, доставшийся Олегу вместе с дверью от прежних соседей, располагался слишком низко для его роста, и нагибаться было неудобно.
И все же лучше было бы ему заглянуть в глазок, потому что на тускло освещенной площадке перед дверью смутно вырисовывался приземистый силуэт, судя по сему, уже не молодого, хотя еще и крепкого мужчины. - Танкист, - первое, что подумал Олег, и… остолбенел. Этот человек не мог быть здесь, вот так запросто стоять и простодушно улыбаться, одновременно, лукаво щуря глаза. Потому что погиб от прямого попадания пули в сердце на той расстрелянной переправе на Ефрате, там, где вторая пуля застряла между ребер у самого Олега.
- Батя, - еле слышно хрипловато произнес Олег, тебя же похоронили в цинковом…, мне в госпитале сказали…
- Вот именно, что в цинковом, закрытом, так надо было. А я вот живой, благодаря тебе, между прочим, дважды, Олежек. Еще до переправы ты меня на себе выносил из-под огня, и потом под расстрелом, когда летела «пуля-дура» наповал меня кончить, да твои ребра помешали. Что, солдат, долго ты меня у порога мурыжить будешь?
- Батя, - Олег, сам того не осознавая, обнял командира, прижал к себе и с трудом пытаясь удержать рыдания, рвавшиеся наружу, продолжал, - Я же простить себе не мог, Батя, что не уберег тебя на переправе, да вот ведь как вышло…
- Давай, солдат, откупоривай, - командир достал из бокового кармана легкой куртки бутылку «Столичной». Щас мы с тобой за жизнь будем толковать, твою, мою…про то, как нам всем дальше-то жить. Потому так, как мы живем, жить нельзя,и не ставить эти вопросы уже нельзя. Иного не дано.
Командир достал зажигалку, и крутанул колесико, но огонь не появился.
- Ты же на прослушке, Олежек, а эта штука ее вырубает, обеспечивает режим тишины.
- Каким было мое прежнее имя, нам вспоминать не положено. Потому позволь представиться, - командир весь как-то подобрался, слегка выпрямившись, - Федор Григорьевич Кожемякин, полковник федеральной службы охраны президента, начальник аналитического отдела, - Наливай Олежка!
Олег нарезал хлеб, колбасу и сыр, достал огурцы и помидоры, - чем богаты, что называется, Федор Григорьевич, - разливая водку по рюмкам.
- За блогосферу! - провозгласил свой неожиданный тост полковник, сильно чокнулся своей рюмкой о рюмку пораженного Олега (аж брызги полетели), выпил и даже не стал закусывать, только согнутым указательным пальцем два раза провел под носом и пытливо посмотрел на Олега.
Олег подождал пять секунд, недоуменно пожал плечами, выпил залпом, занюхав отломанной коркой хлеба, положил на нее ломтик колбасы, зажевал.
-Что это вы, господин полковник, за блогосферу, которая на вашем президенте живого места не оставила, со звоном? Тут бы вам, не чокаясь…
- Расслабься, Олег, не чокаясь, мы выпьем позже, на посошок и по-другому поводу. Ребят помянем. Дела твои мне хорошо известны, и говоришь ты правильные вещи, да и госдеп США за тобой не стоит, знаю, сам проверял. Они вообще ни за кем не стоят. Это версия для дураков и дебилов, хотя в чем между ними разница, я и сам не знаю. Если говорить проще - это для всех тех прозомбированных телеящиком, на ком держится наша поганая воровская власть.
- Честно говоря, Федор Григорьевич, если б ко мне пришел кто-то другойпри вашей должности, я бы принял это за провокацию.
- Я просто делаю свое дело, и делаю его хорошо, профессионально. Но я не мерзавец, и вижу, в какую пропасть летит страна. И вы, блогеры, здесь не при чем. Вы правду говорите: что дважды два - четыре, что «вор должен сидеть в тюрьме», кем бы он ни был депутатом, премьер-министром или президентом. Это аксиома! Это Высоцкий, наконец!- распылялся полковник,- И если завтра страна наша разлетится на кусочки, это не ваша вина, а моих хозяев. Но дело не только в том, продолжал Кожемякин,- что они воруют деньги, землю, полезные ископаемые, водные и лесные ресурсы, предприятия… Главное, они воруют у народа его душу, совесть его, честь и достоинство, свободу, делая людей сопричастными подельниками своего воровства. Они насилуют народ ежедневно, то совершенно незаконно облагая служащих-атеистов церковными поборами на строительство храмов Мамоны, называя их храмами Христа, то принуждая бюджетников участвовать в массовых политических мероприятиях, крестных ходах, вопреки их убеждениям. Они вместе с церковниками умудрились в качестве прикрытия своего воровства опоганить и веру во Христа, и нашу великую победу в Великой Отечественной войне.
Помнишь, (еще раньше было), историю с Васильевой, «амазонкой» министра обороны Сердюкова, разворовавшей военную собственность? А Тулеев из Кемерова, в отставу тогда подал, из одного кресла в другое пересел? А там же люди при пожаре погибли, дети... Кто ответил? Стрелочник?
Они породили в народе "стокгольмский синдром". Это когда захваченные в Швеции террористами заложники, стремясь преодолеть свой страх, стали сочувствовать террористам.
Они лишили нас всех права настоящего выбора президента, губернаторов, мэров, депутатов. Блогеры правильно говорят, что у каждого гражданина есть, по крайней мере, одно право - в кабинке для тайного голосования высказать честно по совести свое отношение к власти, или выразить ей недоверие, не участвуя в голосовании вообще. Но ведь они и это право похерили.
У меня жена, учитель в школе для умственно отсталых детей, до пенсии два года осталось. Сколько раз говорил ей: уходи, я хорошо получаю, что ты с этими дебилами возишься? А она мне: но кто-то же должен с ними заниматься. Кто, если не я? Это же наш с тобой десантный девиз, Олежек! Да и не дебилы онивовсе. Просто немного отстают, если с ними регулярно и целенаправленно заниматься, потом нагоняют и получают обычное образование, порой и высшее даже.
И вот этих учителей принуждают идти и ставить подписи за выдвижение хозяина в президенты, и голосовать принуждают. А если моя жена откажется- уволят, найдут за что, и директора школы уволят, и министра образования. И меня, Олег, уволят. Я же президента охраняю, какое ко мне доверие тогда? А жене как без любимой работы? И воруют в системе, и прикрываются по системе, и повязывают всех своим воровством, ну, или почти всех. Так жить дальше нельзя. Придет время, за все ответят, не будет им прощения.
- Так может вам в блогеры податься, Федор Григорьевич? Доходы то не бог весь какие, но биткоинов на хлеб с маслом хватит. Давайте вместе, командир, замутим, что ли?
[justify]- Наливай-ка, еще по одной пропустим! У каждого своя работа. Ты -блогер, я- цепной пес своего хозяина.