Да таким, наверное, и было...
Следующий два месяца Валерка у храма не появлялся. Суета будней стирала обстоятельства прошедшей встречи. Отец Олег среди прочих своих дел, как и все остальные священники, нес еще и больничное послушание. За ним была закреплена шестая городская, где он раз в месяц в молельной комнате исповедовал и причащал больных. Там то и произошла еще одна встреча одноклассников. Валерка курил на улице. Дырявые тапки на босу ногу и накинутая поверх пижамы куртка, плохо соответствовали холодному октябрьскому ветру. Заметив знакомую фигуру, священник остановился.
- Валера! Вот уж не ожидал увидеть. А ты здесь в каком отделении?
- В терапии. Надо выписываться - все нормально у меня.
- Какая палата? Я зайду к тебе попозже...
Пройдя к молебной комнате, он поприветствовал собравшихся больных. Это были несколько женщин. Поисповедовав и причастив, запасными дарами несколько знакомых старушек и молодую девушку, готовящуюся к операции, отец Олег направился в отделение. Перед палатой Валерки, он завернул в ординаторскую и, поприветствовав малознакомого врача, спросил о здоровье своего одноклассника.
- Ну, ничего хорошего не скажу, - доктор, увидев подрясник и крест, не стал придираться и говорить о конфиденциальности информации. На самом деле, осталось Стрекалову совсем немного. О причинах, думаю, вам говорить не надо. Столько лет травиться суррогатами - ни один организм не выдержит. Я удивляюсь, как он вообще еще жив…
Пройдя в палату к школьному товарищу, Олег застал его повернувшимся к стене. Валерка лежал с закрытыми глазами. Желтизна лица придавала чертам неестественные восковые оттенки. Молча постояв несколько секунд, священник прикрыл дверь и пошел на выход. Вечером того же дня, он поделился с женой о встрече в больнице.
- Врач сказал, что осталось немного ему. Да и по лицу видно, что все неважно.
- Что думаешь делать? Может навестим его вместе?
- Может быть...
В конце недели, в один из редких выходных, Олег с Татьяной поехали в больницу. Подрясник и священнический крест послужили пропуском на входе в отделение. Валерий лежавший на кровати у стены скользнул было равнодушным взглядом по священнику, но уже через секунду лицо его изменилось. Плохо скрытая печаль в улыбке Татьяны в мгновение разморозили его чувства. Слегка морщась, он сел на кровати.
- Привет, Валерка!
Матушка попыталась прогнать грустные тени со своего лица и улыбнулась уголками губ.Поставив на тумбочку пакет с фруктами и бутылкой гранатового сока, она не дожидаясь приглашения села на край кровати. Олег протянул руку и тоже улыбнулся. Валерий слабым рукопожатием левой руки ответил на приветствие одноклассника.
- Вы что смерти моей хотите? Предупреждать надо о таких визитах?
- Простите сэр, что мы без предварительной записи, вот так запросто. Имели наглость полагать, что на правах старых друзей нам этот номер сойдет с рук.
Татьяна уже смеялась естественно и без всякой натянутости. Ее заразительная улыбка сломала все неловкости и родила неподдельную теплоту. Несмотря на это, воспоминания о школьной поре очень быстро сменились вопросами о здоровье Валерия.
- Цирроз у меня в последней стадии. Жрать уже совсем ничего не могу. Можно бы, конечно, и дома подыхать, да после смерти заваляться не хочу. Сюда лег, чтоб сразу в морг переехать. Немного осталось...
Криво усмехнувшись Валерка полез в тумбочку и достал пачку сигарет.
- Пойдемте, провожу вас и покурю заодно...
Табачный дым окутал супругов сизым облаком. Татьяна чуть заметно поморщилась. Заметив это, Валерка сделал пару шагов в сторону. Взглянув на мужа, женщина подошла к бывшему однокласснику и взяла его за засаленный рукав куртки. Она была предельно серьезна.
- Ты про смерть так спокойно говоришь, Валера. Это хорошо, - Татьяна опустила глаза. Хорошо, что страха нет. Не знаю, как ты относишься к ней, но выглядит это вполне достойно. Отчасти, даже по-христиански.
- Отношусь, как к окончанию всего этого дурацкого кино, которое жизнью называют. А в христианство мне поздно уже играть. Да и не уверен я, что мне это надо.
- То, что не уверен - вступил в разговор отец Олег, это нормально. Но ведь и отторжения к вере Христовой у тебя нет?
Священник поймал взгляд школьного приятеля и ждал ответа.
- Говори прямо, Олежка, о чем ты?
- Матушка про отношение к смерти разговор завела, так и я про то же. Ты мог бы подготовиться к ней по христиански - исповедаться, причаститься...
- Не мог бы.
- В чем причина? Облегчить душу исповедью и причаститься на пороге смерти дело доброе.
- Некрещеный я...
- Это не проблема. Окрестим тебя прямо в палате...
Валерка докурил и посмотрел на друзей. Через маску усталости на его лице, в отношении прозвучавших предложений, слабо проглядывался скепсис.
- Зачем это все?
- Трудно вот так сказать - зачем. Наверное, чтобы уйти по-человечески. Хотя, кто знает - покрестим тебя, поисповедуешься, причастишься - Бог милостив, может, и поживешь еще.
- Нажился я уже. Не хочу ничего...
- Молиться за тебя будем.
Матушка Татьяна сказала это чуть тише обычного. Интонации в ее голосе тронули сердце больного, но виду он не подал.
- А тебе, Тань, чтобы молиться тоже крещение мое нужно?
- Да, нет, не нужно. Крещение тебе нужно...
- Зачем?
- Чтобы наследовать за гробом жизнь вечную.
- И для этого надо меня водой побрызгать?
Супруги молчали. Валерка достал еще одну сигарету, закурил и практически сразу зашелся приступом кашля. Откашлявшись, он сплюнул на газон, покрытый опавшей листвой.
- Не хотел говорить, но уж коль речь зашла, расскажу. Валерка глубоко затянулся сигаретой и продолжил: После ранения и госпиталя пил я сильно. Первые полгода после возвращения, как в бреду провел. Глаза закрываю ночью и вижу - как в Грозный заходим, и как жгут там колонну нашу. После подрыва на проспекте мы с «брони» скатились и заметались по улице как зайцы. Все горит. Рука у меня правая повисла – порвало запястье осколками. Автомат под колесами БТРа остался. Вижу, парни у фасада здания под балконом зажались – бросился к ним. Оттуда через подвальное окошко залезли в дом.
У меня кровь текла очень сильно – сосуд крупный был перебит. Мага, паренек с первого взвода, разорвал пакет медицинский и стал бинтовать. Пытался еще жгутом перетянуть руку, но не получалось у него, да и боль была просто адская. Вколол мне промедол. Боль спала, а от кровопотери слабость накатила. Вообщем, вырубился я. Очухался от того, что волокут куда-то, да и боль вернулась. Глаза открыл – темнота вокруг, не вижу ничего. Застонал. Парни остановились и зашикали – типа, потерпи, сейчас промедолом кольнем. Невдалеке очереди автоматные, короткие. Где то разрывы бухают. Отдаленные вспышки подвальные окошки подсвечивают. Чувствую, укол через штанину сделали – опять полегче.
Ночью я, то в забытье впадал, то в себя приходил. Утром только огляделся более-менее осознанно. Вижу рядом, Батыр спит. Этого громилу ни с кем не спутаешь. Позвал его тихонько. Попросил пить – во рту сушняк ужасный. Хлебнул из фляги. Потом Мага приполз откуда-то. Рассказали мне про бой вчерашний. Колонну расхерачили под чистую. Техника сгорела. Парней полегло много. В подвал этот только мы втроем и успели нырнуть. Пока Мага меня бинтовал, Батыр полазил по подвалу и нашел отсек один с железной дверью. Там на окнах решетки и закуток, который с улицы не просматривается. Вообщем, засели в этой норе. Дверь забаррикадировали. С какой-то трубы непонятной вода мутная капала, вот ее во фляжку и цедили.
Временами, выкрики на чеченском слышали. Звуки в подвале тоже были. Но мы замирали и сидели зажавшись. Мне тяжело было молчать – рука ныла нестерпимо. Днем терпел. На ночь последний укол промедола сделал, чтобы во сне себя стонами не выдать. Потом ночами, только терпеть оставалось. Мага будил меня и умолял не стонать, чтобы чеченцы нас не нашли. Но я уж не понимал ничего – воспаление у меня пошло. Помню обрывками, как Батыр обнимает меня и шепчет, что-то по своему, по-тувински. Как заклинания читал и легче мне становилось.
Через пять дней к нам десантура прорвалась. Я практически не понимал уже ничего – только бредил и стонал. Не знаю как, и на какой броне, но смогли меня эвакуировать. Позже, уже после госпиталя, когда в части оказался, узнал, что Мага и Батыр погибли. В тот же день, когда меня эвакуировали, они с десантниками дальше пошли. По рассказам, Мага получил пулю в грудь. Скорее всего снайпер с близкого расстояния, так как бронежилет прошило. Батыр попал под что-то тяжелое, ему голову и руку оторвало взрывом. Обгорел сильно - опознавали по жетону…
Валерка докурил до фильтра и хотел зажечь следующую сигарету. Татьяна взяла его за руку и неожиданно обняла. Потом отстранилась и посмотрела в глаза. Этот взгляд на какой-то миг вернул тяжело больного мужчину на тридцать лет назад. В тот день, когда после отправки он смотрел на одноклассницу перед уходом в армию. Проглотил ком в горле и, пытаясь подавить слезы, Валерка закашлялся.
- Пойдемте в вестибюль. Холодно здесь. Я потеплее одет и то замерз уже, а ты Валерий, вообще в тапках на босу ногу, - отец Олег, взял матушку за руку и сделал жест в сторону входа в больницу.
Зайдя в вестюбиль, друзья расположились на стульях и Валерий продолжил:
- Руку ампутировали. Денег за ранение дали всего ничего, но на водку всегда находилось. Да и поили меня почти все – жалели. Чего там говорить – вся страна пила тогда. Полгода я, как в угаре каком-то был. Потом, то ли устал, то ли в себя пришел, вообщем перестал пить. Хожу, как неприкаянный, что делать не знаю. В храм как то забрел. Так хорошо мне стало там, спокойно. Начал захаживать. Раз позвали на обед после службы. Познакомился с батюшкой. Книжку он мне подарил.
И вот представляешь, Олег – Валерка хмыкнул и посмотрел на священника. Так же, как и сейчас речь о крещении зашла. Я вроде не против, узнаю, что да как. Сказали мне, что после крещения я буду причащаться и полегче станет на душе. Сказали, что батюшка помолиться и записочки в алтарь подавать можно будет. Ну и про, загробную участь, - Валерка
Концовка очень верная, на мой взгляд. Да, герой поступил не по правилам, зато по-людски.
