перевел взгляд на Татьяну, тоже рассказали.
Вот тут то и нашла, как говорится коса на камень. Стал я спрашивать, у батюшки про Магу и Батыра. Не были они парнями особо религиозными. Мага – дагестанец, понятно, что обрезанный. Батыр – тувинец. Он кстати, чего-то там, такое религиозное делал несколько раз – веточки зажигал какие-то. Но, уж точно, к христианству отношения никакого не имели. Вообщем, здесь все и разладилось.
Батюшка мой, заюлил как-то. Вроде и Бог у него милостив, но вроде как и места для Маги с Батыром в мире райском нету. Я вижу, что уходит он от вопросов моих. Нет, говорю, не пойдет так – важно это для меня. Будем в этом мире загробном мы вместе или нет? Короче и так и эдак рассуждали, но, в конце концов, не попрешь против догматов церковных. Нет, говорит батюшка, - спасение души, только для тех, кто в Иисуса верит.
Долго думал я после этого. И в церкви мне было хорошо – люди там добрые. И священник вроде говорит складно. Но получается, что друзья мои на своем горбу меня с того света вытащили, чтобы мне в рай, а им в аду париться? Валерка, взглянул на Татьяну и Олега, - нет, не пойдет так. Уж если надо выбирать, куда мне после смерти суждено, то рая мне без друзей не надо. Вы уж там, как-нибудь сами, без нас. А мое место другое. Мое место – там, где Мага и Батыр…
…О смерти Валерки отец Олег узнал через три недели при своем обычном посещении больных. Все тот же врач, не скрывая досады, рассказал о последнем дне жизни Стрекалова:
- Мне сестры жаловались, что нарушает он режим и, как то находит спиртное. Я зашел и строго говорил с ним. Сказал, что выпишу за нарушение режима. Уж не знаю – совпадение или разговор на него так подействовал, но залил он тем вечером в себя почти литр суррогата. По итогу, - утром труп. Врач вздохнул, - зря я его воспитанием занялся. Надо было без разговоров выписать и дело с концом.
Священнику показалось, что молодой доктор смущен и записывает эту смерть отчасти на свой счет. Не особо веря в свои слова, он попытался подбодрить врача:
- Ваш разговор здесь не причем. Что случилось, то случилось. Наверное, этого и не могло не случиться…
Вечером, отец Олег рассказал жене о смерти Валерки. Увидев горечь в глазах Татьяны, он хотел продолжить разговор, но слов не находилось. Ему показалось, что матушка точно также не находит слов, чтобы обсудить смерть одноклассника. Эта тема оказалась покрыта молчанием не только вечером. И на следующий день, и много позже они не знали, как обсудить, и как вспомнить погибшего школьного товарища. Кроме матушки, о смерти Стрекалова священник рассказал владыке.
- Как он отошел, батюшка? Что, ты – поисповедовал его? Причастил?
- Плохо он умер, владыка. В последний вечер напился. Как, собственно, и каждый вечер перед этим. Тяжело ему было. Мы с матушкой навестили его перед смертью. Поговорили, как мне кажется серьезно. Он от крещения отказался. Сказал, что хочет быть там, где его сослуживцы погибшие.
- Жаль! Жаль, Валерку. Такой он был хороший парень в классе. С медалью школу закончил и так погиб нелепо…
Слово «погиб», сказанное епископом кольнуло священника. Было совершенно неуместно уточнять, говорит ли владыка о погибшей душе в духовном смысле или это просто оборот речи. Как пастырь, отец Олег часто думал о загробной жизни. Эта тема была популярна и в проповедях с амвона, и в личных разговорах с прихожанами. Олегу очень хотелось, чтобы конец жизни дорогих ему людей привел их к благой участи. Смерть одноклассника никак не вписывалась в христианские схемы.
Молясь об усопших за богослужением, священник часто вспоминал Валерку. Называя имена людей, он вынимал копием частицы из просфор. Желание помянуть друга спотыкалось о запрет церковного поминовения некрещеных. Так продолжалось несколько недель, когда внезапно на проскомидии он не нарушил это правило.
Произнеся начало короткой молитвы о упокоении, отец Олег увидел перед собой образ Валерия. Одноклассник стоял в больничной пижаме, тапках на босу ногу и курил. Непроизвольно священник вынул частицу из просфоры и помянул о упокоении Валерия. Теплая волна умиления накрыла священника. Он прикрыл глаза, на которых навернулись слезы. Проглотив ком в горле, постоял несколько секунд в молитвенной тишине. Затем открыл глаза и уверенно вынул из просфоры еще две частицы, помянув о упокоении рабов Божиих Магу и Батыра…
Концовка очень верная, на мой взгляд. Да, герой поступил не по правилам, зато по-людски.
