День курсанта (5 августа). Курс второй.

крестьянам. Прикупили мы тогда «огненной воды»… Она, оказалось, настоянной на курином помёте и карбиде.… Не умер я тогда.… Но с тех пор самогон не пью. Даже когда выпить очень хочется или «надо». И тройной перегонки. И очищенный активированным углём! Не пью. Не моё. Жертвую в пользу товарищей страждущих.
          Филатов из четвёртого взвода:
-- А ты, Ленин, не передумал? Самогончика? А?
-- Нет, Сынок, не буду.
-- Ну, смотри! Очищенный! Чистый как слеза ребенка. Градусов семьдесят. Не меньше!
-- Нет, спасибо.
-- А знаете, что в первом батальоне, что выпустился, тоже был Сынок?
-- Так он, наверное, в каждом батальоне есть.
-- Может, и есть, а, может, и нет!
-- Он такой же мелкий был? С огромным «корнем» в штанах? Как ты?
-- Э, нет, парни! Там другая история! В двенадцатой роте был он. На втором курсе угораздило его жениться.
-- «Залёт»?
-- Да, нет. По любви. Женился он на балерине…
-- Вот это номер!!!
-- Ну, балерина, да, балерина. Какая хрен разница. Баба, она и есть баба.
-- Не скажи. Ты с балеринами дело не имел?
-- Ну, и не имел. Зато многих других «имел». Тебе и не снилось.
-- Балерина, когда с ней «того», ноги на шпагат разводит.… И ты… Короче, подобного больше нет ни у кого. В «дондышко» долбишься!
-- Офигеть! Надо познакомиться с балериной! Обязательно надо! Всенепременно надо!
-- Если это правда, то надо валить в увал и знакомиться… Я тоже такое хочу!
-- Вы закончили слюни пускать? – Фил ждал. – Я продолжу. Вот он из самохода валит. Приполз молодожён к построению после столовой перед занятиями. В учебный корпус. Пять минут перекурить, оправится. И анекдот там рассказывают: «У курсанта родился ребёнок. Но не показывают его ему. Он орёт:
-- Покажите, суки, мне сына! Покажите мне сына!
          Отвечают:
-- Не орите. Ребёнок у вас – урод!
-- Всё равно покажите! Это мой сын! Вы сами уроды! Убью! Урою! Порву! Закопаю, гады!
-- Ну, смотри. Мы тебя предупреждали.
          Выкатывают каталку, под простынёй что-то непонятное лежит. Откидывает курсант часть простыни, где, вроде, голова должна быть. А там огромное ухо! Он и орёт в ухо:
-- Сынок! Сынок! Я – папка! Я тебя не брошу! Сынок! Ты слышишь?! Я тебя не брошу!
          Врачи ему:
-- Не орите! Оно глухое!»
          Мы посмеялись в полголоса. Нельзя ржать. С улицы будет слышно.
-- Так, вот, -- продолжил Сынок – курсанты точно также посмеялись, и пошли на занятия. А лекция была для двух рот. На пятом этаже. Ну, курсант Володин, забрался на «Камчатку» и добросовестно лёг спать. Ночь была утомительная с молодой женой. И спит. Слюни пускает. Голову на бок. Препод на месте не стоит, бродит между рядами столов. Видит, что спит курсант. Подходит он к нему. Трясёт за плечо. Тот – ноль эмоций, фунт презрения! Не выдержал препод и кричит ему в ухо: «Сынок! Сынок! Проснись!»
          Тут уже грохнули со смеха! Казалось, что в открытые окна, всё училище слышало.
-- А кто-то из курсантов, что рядом сидел и говорит преподу, давясь смехом: «Не кричите! Оно глухое!» Тогда уже вся аудитория тоже чуть не обрушила потолок своим смехом. Курсант Володин подскочил, чуть башкой преподу зубы не вынес. Стоит красный, глаза в кучу, ничего понять не может, отчего две роты ржут над ним! А потом уже и лектору рассказали анекдот. Он тоже посмеялся. А за ним до выпуска так кличка «Сынок» прилипла!
          Мы ещё разок посмеялись. Выпили.
-- Эх! Хорошо сидим!
          Ситников Лёва взял гитару, потренькал, настраивая струны.
-- Сочинение на тему кто и как провёл лето.
          И начал петь песню Розенбаума:
Встану рано по утру
На заре,
Салом врежу по нутру -
Забурел.

Водки съем бутылочку,
Взгромоздюсь на милочку,
А потом в парилочку
Между дел.

Будет милочка шуметь
Подо мной,
Будет бюстами греметь
Надо мной.

Водки съем бутылочку,
Взгромоздюсь на милочку,
А потом в парилочку,
Ой-ой-ой.
…
-- Эй! – из спального расположения донёсся сонный недовольный голос – Охренели? Дайте поспать!
-- Спи!
-- Хочешь спать – так дрыхни!
-- Парни, давайте потише.
-- Услышат!
          Но петь полупьяными тихо никому не хотелось. Не было куража. Да и попасться тоже было легко.
-- Ну, да, надо закругляться. Поздно уже.
-- А так не хочется спать!
--Я ещё по времени не перестроился.
-- Завтра утром Зёма придёт на подъём, так и сразу тебя и перестроит и построит.
-- Угу, и построит.
-- Перестроит. Построит. И в своих спортивных трусах побежит рядом на физзарядку.
-- Опять. Эх!
-- Мне в отпуске сон приснился, что Зёма меня вычислил в самоходе. Проснулся. Темно. Потолок белый. Понять не могу где я. Или в казарме, или у родителей на моём диване. Весь в холодном поту.
-- И что?
-- Первая мысль была спрятаться под койкой.
-- Под койкой-то зачем?
-- Не знаю. Так хотелось. Потом сообразил где я. Перевернул подушку и дальше спать.
-- Подушка-то здесь при чем? Мокрая от пота? От страха?
-- Примета такая. Приснился кошмар – переверни подушку, и кошмар останется на другой стороне окажется. А ты будешь спать.
-- Эх! А мне снился сон в отпуске, что я молотком Зёму по голове дубасил!
-- И как убил?
-- Не знаю. Проснулся. И тоже в холодном поту.
-- Это хороший сон! Зачем просыпался? Такие сны надо рассматривать во всех деталях и помнить долго.
-- Если Зёму хочешь по голове молотком бить, то нужно было не в военное училище поступать. А в другое заведение.
-- Это куда же? В военно-строительное? Типа, что на стройках бывают несчастные случаи?
-- Нет. Не туда, а в медицинский институт. Выучись на невропатолога, и долби пациентов по голове молотком резиновым. Тебе за это ничего не будет. Ещё бутылку коньяка подарят.
-- А если ещё и иголками медицинскими владеешь, то можешь ему иголки под ногти загонять. И не посадят в тюрьму за мелкий садизм, а будут в пояс кланяться, показывая, что у него спина гнутся, а стала.
-- Ага! Ты вообще можешь представить, чтобы Земцов болел, да, ещё у невропатолога лечился?
-- Он же – боксёр! Добавь, что военный. У него лобовая броня сантиметров пятнадцать. Кость сплошная, а не голова. Шар бильярдный из бивня мамонта.
-- Слона, наверное, хотел сказать, а не мамонта.
-- Именно мамонта. Слон – лысый, а Зёмы волосы на башке. Значит, шар мохнатый. Значит – из мамонта.
-- Ха-ха!
          Присутствующие, сдерживая громкий хохот, смеялись.
-- Слушай, а логично!
-- Не исключено, что Земцов не от обезьяны произошёл, а от мамонта!
-- Это ты от обезьяны произошёл! А я от своих родителей!
          Тихо переругиваясь, подшучивая, стали разбирать импровизированный стол. Все улики должны быть уничтожены. Чтобы ни пробочки, ни намёка, что здесь ночью было пиршество. 
          Спать. Отбой в войсках связи! Сон короткий. Прерывается командой:
-- Рота подъём! – орёт дневальный на тумбочке.
-- Рота подъём! – вторит ему оглашенный дежурный – Форма одежды номер два!
          Орут так, как будто война началась.
          А я лежу, вскакиваю, шарю одежду, и понять не могу где я, кто я, и какого х…я вообще тут делаю. В темноте ищу одежду, машинально пригибая голову. Надо мной ещё два яруса, откуда валяться два курсантских тела, готовые сломать мне шею, а себе – ноги.
          Отпуск кончился. А мысленно я ещё там. Во рту как два пионера пописали. Да, нет. Похоже, что эти мерзавцы ещё покакали. Одеваюсь. Строимся. Все сонные, злые.
          Я зол вдвойне. Из отпуска притащил подтяжки. Очень удобная штука в армейской жизни. Штаны всегда подтянуты, мотня не болтается у колен. Но их нет на месте. Кто-то ночью «приделал им ноги»! Расслабился. Вот и проеб…л подтяжки. В большой семье.… Сам виноват!
          Злость душит. Сон прошёл. Злость даёт силы.
-- Второй взвод, строиться! Быстрее! Не спать! Строиться!
          Земцов в спортивных трусах, прохаживался по коридору, посматривая на часы, покачивая головой. Долго. Очень долго.
          Построились, туалет и на улицу. Физзарядка. Побежали! Эх! В тяжело-то как после отпуска! Но, мышцы вспоминают, руки работают, дыхание не сбивается. А штаны приходится придерживать. Падают. Снова злость. Подтяжки... Сволочи! Найду – покараю. Больно.
          Хотя на уровне подсознания понимал, что вряд ли я их когда-нибудь найду. Уйдут они из роты. Слишком маленький коллектив. Все на виду. Либо в другую роту или вообще в другой батальон. Или домой. На гражданке хорошие подтяжки тоже нужны. Эх! Славные подтяжки были! Ладно, я ещё ремень притащил. Тоже не плохо.… Но подтяжки – лучше! Уроды! Ворьё поганое! Крысы! Злость порождает адреналин, адреналин толкает тело вперёд.
          Земцов прогнал нас по центральной алее. Три километра. Пожалуй, мы одни мотали круги. Остальное училище вяло махало руками на спортгородке. Ещё не 1 сентября. Ещё у всех вялотекущий отпуск в душе. Ещё в голове отпуск. Сутки назад был дома. А тут снова бегу в строю роты. И товарищи мои также сопят рядом. И всем бежать не хочется. В голове одна мысль, отчего же так быстро отпуск закончился, и какого чёрта я бегу?! И вообще, зачем я потупил в военное училище?
          Умываться. Хоть в этой казарме есть горячая вода! И это хорошо.
          После завтрака развод батальона. Комбат, замполит батальона майор Шомшин, ротные, взводные.
          Старун принял доклад, заложив руки за спину, прошёлся вдоль строя, заглядывая в глаза первой шеренге.
-- Прямо как Черчилль, когда в Ялту прилетел, рассматривал строй роты почётного караула! – кто-то прошептал из задних рядов.
          Все кто был рядом, прыснули негромким смехом. Смеяться не надо. Нельзя. Но настроение ещё полу отпускное. Сложно сдерживаться.
          Сделав круг, комбат вернулся на свое место.
-- Сегодня ночью патруль пытался задержать группу курсантов на железнодорожном вокзале, которая забирала сумки из автоматической камеры хранения. Но не сумели. Те разбежались в разные стороны. Будет проведено опознание. Поэтому, требую, чтобы командиры рот, представили всех курсантов по первому требованию на опознание.
          Уф. Пронесло. Пронеслось в голове.
-- Угу, построят почти весь батальон наш, да, еще несколько, кто прибыл из отпуска вчера, вот пусть и смотрят.
-- Хрен угадают.
-- И какой дурак признается.
-- Наряд по роте будет клясться на Уставе, что никто из роты не выходил ночью.
-- Наивные чукотские дети!
-- Поэтому, я призываю, чтобы те, кто был в самовольной отлучке добровольно вышли и признались. Обещаю, что не наказывать строго!
          Минутная пауза. Только слышно, из всех рот раздаются приглушённые смешки. Нашёл дураков за четыре сольдо!
-- Я думаю, что это была сорок вторая рота!
-- Почему сорок вторая? – из задних рядов раздались возмущённые вопросы.
-- Мы, что рыжие?
-- Нас в карты проиграли?
-- Крайние мы, что ли?
-- Чуть, что так – сорок вторая!
-- Тихо! – комбат прикрикнул.
          Воцарилась тишина.
-- Уж больно быстро и организованно убегали. Как договорились будто!
-- Пол училища вчера прибыло из отпуска! А во всем виновата сорок вторая рота!
          Комбату надоело это. Развод был завершён и командиры рот ставили задачи уже перед личным составом.
          Задача проста. В максимально короткие сроки завершить ремонт в «Брестской крепости», она же «Дом Павлова», кому как нравится. Для этого необходимо:
- мастеровые люди из числа курсантов роты;
- люди, кто может добыть любым способом стройматериалы и инструменты;
- все остальные – подмастерья,