День курсанта (5 августа). Курс второй.

сначала эта компания самоходчиков налопалась от пуза. Молока, примерно, ведро выпили, и каждый по буханке хлеба слопал.
          И четыре, почти полных, ведра молока и много-много хлеба прибыло в казарму ночью.
- Рота подъём!
- Первый взвод подъём!
- Второй взвод подъём!
…
          И вся рота, молча, чавкала. Сопела и чавкала. Черпали кружкой молоко из ведра, отламывала кусок от горячей буханки. Запах горячего хлеба, когда от куска парит, и запах свежего молока смешивались. Проникали в нос и пьянили. Сильнее самой крепкой водки. Голова кружилась от запахов. И как-то уносило из казармы. Домой. В детство. Сначала ели молча. Наслаждались. Просыпались.
-- Уф!
          Отвалился назад.
-- Наелся!
-- Налопался!
-- От пуза!
-- Здорово!
-- Как дома!
-- Нет. Как у бабушки.
-- Это у вас у городских – каникулы в деревне. А у меня дома так. Мама хлеб испечет и молока с первой дойки. Хлеб дома лучше!
-- Да, и сейчас хорошо!
-- Ага! Все съел, а теперь, как в том стишке: «Хозяйка – блядь! Пирог с говном!»…
-- Не глумись! Вкусно! И парням – поклон за такую роскошь!
-- Так наелся, что как бы понос не пробил.
-- Не пробьёт.
-- Ну, если такую тропу «пробили» на вкуснятину, то надо ведра менять.
-- За хера?
-- Эти вёдра откуда?
-- В смысле?
-- От суточного наряда. Полы моют.
-- Бля!
-- Тьфу!
-- Сполоснули же с порошком стиральным.
-- Да, и говорят, что молоко в оцинкованных ведрах киснет.
-- Не киснет. Кипятить нельзя. Тогда точно – свернётся.
-- Нужно достать эмалированные вёдра.
-- Где они плохо лежат?
-- А, может, просто скинемся?
-- Хм. Я как-то об этом не подумал.
-- Честно купить?
-- Это что-то новенькое.
-- Купить можно. Но только за забором. В училище не достанешь, даже по блату.
-- Откуда вообще слово такое пошло «блат»?
-- От блатных, наверное? От фарцовщиков. Ничего достать толком нельзя. Вот оттуда.
-- Эх! Дремота дремучая!
-- Ну-ка, ну-ка! Просвети нас не грамотных.
-- Вот надо тебе попасть к врачу или с подругой в кафе, ресторан сходить. Мест нет. По блату надо. Так?
-- Ну, так.
-- Так вот, на заре эпохи дефицита, когда хочется, а возможности нет, был такой мужик в Москве по фамилии Блат. Он и договаривался со всеми обо всём. А фамилия потом стала нарицательной.
-- Еврей что ли?
-- Да, кто же его знает. Поди, разбери.
-- Еврей, наверное, это они всё могут достать и со всеми договорится. Русские глотки друг другу перегрызут, пока внешний враг не появится. Вот тогда мы сильны.
-- Да, ладно. Сами тоже по блату многое делали.
-- Угу. Я даже знаю,  кто по этому блату и в училище поступили, да, и учатся также.
-- Мы их все знаем. Но учатся же. Тебе что? Жалко? Пусть учатся.
-- Ладно. Где вёдра будем доставать? Покупать? Тырить? По блату добывать?
-- Мне по душе стибрить.
-- Мне тоже.
-- В санчасти я такие вёдра видел.
-- Да, ну, на фиг. В санчасти. Подцепишь ещё чего. В лучшем случае понос проберёт, а так – деревянный бушлат примеришь. Хрен его знает, какие там военные бактерии есть у этих эскулапов.
-- Точно. Ну, этих фашистов в трещину! Ещё лапы надуем.
-- Значит, скидываться и покупать.
-- Где тут хозмаг поблизости?
-- Покупать днем надо и в кустах ховать. Ночью в казарму. Офицеры увидят, и вопросы начнут задавать глупые.
-- Факт. Надо прикинуть, сколько с взвода денег и на каждого раскидать.
-- Немного будет. Сейчас все из отпусков – деньги, пока, Есть у всех.
          И понеслось! Почти каждую ночь – массовый выход, по два человека от взвода, в «культпоход». Один – с вещмешком, второй – с эмалированным ведром… Вещмешок – на хлебозавод. Ведро – за молоком.
          Ходили и днём тоже. И без казусов не обходилось. Факт.
          С двухнедельным опозданием из отпуска прибыл курсант четвёртого взвода Кантарбаев. Тот, что прислал телеграмму, что у него аппендицит. И справку привёз, о том, что аппендицит удалён новейшим медицинским способом, не оставляющим следов на коже. И заверенная Министерством здравоохранения Казахской ССР!
          Вечером Кантрабаев за стопкой раскололся, что у него тётя там работает. И она выписала такую справку.
-- На две недели «притормозили» в отпуске в казарме. Я две недели задержался с возвращением. Всё честно! – так он объяснил в качестве тоста!
          Отправили на ремонт «Брестской крепости» часть личного состава. Кириллович с Правдюковым решили сходить за пропитанием днём.
          Сходили.… Стоят у временной казармы, переминаются с ноги на ногу. Надо кому-то идти наверх на разведку. Узнать, нет ли там офицеров, чтобы не «залететь».
          Из казармы вылетает Лёва Ситников. Быстро оценил обстановку.
-- Быстро наверх! Зёма роту построил, вас ищут, кое-как отмазывают, я в «Дом Павлова». Всех на построение. Быстрее, пока не поняли, что вы в самоходе были!
          Кирилл и Правдоха за угол в траву вещмешок и ведро и дёру наверх. Через минуту с воплем:
-- Лёва! Пидарас! Убью, на х…й!
          Вылетает Кириллович. Не было ни Лёвы, ни продуктов.
          Ситников, хитрый как лис, стащил продукты и утащил. Третий взвод устроил второй завтрак.
          Но Кириллович – парень жёсткий, не зря играл в хоккей. Лёва как не прятался, но Андрей его нашёл.
-- Значит, так. С тебя вещмешок хлеба и ведро молока, понял, гад?
-- С чего это?
-- За то, что нас жестоко наеб…л и спизд…л провиант.
-- Я? Кирилл! Ты чего?
-- С проверкой. Что Зёма нас вычислил.
-- Я смотрел, как вы быстро бегаете по лестнице. На самом деле быстро. Я бы хрен за вами угнался. Ну, а насчёт молока и хлеба.… Смотрю, в траве провиант стоит. Ничейный. Брошенный. Дикий. От стада отбился. Я даже два раза крикнул, спрашивал, чьи продукты. Никто не откликнулся. Ну, значит, никому не надо. Вы бы хоть бирочку оставили «422», тогда никто не взял. Поэтому на молоко- и хлебозаводы, я не пойду. Сами всё проеб…ли. Мешок и ведро верну. Мы даже помыли всё, думали, что самим пригодится, ну, а коль, говоришь, всё это второго взвода, значит, не наше, надо отдать. Тут всё честно!
          У Лёвы глаза хитро бегали. Андрей легонько дал по печени. Лёва согнулся пополам. У Кирилла рука была тяжёлая.
-- Сука ты, Лёва!
-- Какая уж есть. – не разгибаясь прохрипел Ситников.
          Кириллович сплюнул под ноги.
-- Тьфу! Бля! Урод!
          Очередь есть очередь. А так как у Андрюхи и Олега заход оказался учебно-тренировочный, то пришлось им отправиться в ночной поход за молоком и хлебом. Очередь, брат, ничего не поделаешь.
          С полигона с КМБ пришёл первый курс. Жили они в нашей временной казарме, только вход был с другого крыльца. Для них это была нормальная казарма. Дом родной на три года. Потом – в общежитие.
          Когда батальон первокурсников зашёл на территорию училища, то все кто был свободен, высыпал их встречать.
          Усталые, запылённые лица, запылённая форма, в глазах.… В глазах у кого-то усталость, у кого-то – огонь, но у всех – любопытство.
          Кто-то из старших курсов кричал:
-- Вешайтесь, духи!
-- Молодое мясо!
          А кто выкрикивал, ища земляков.
-- Из Свердловска есть?
-- Москвичи есть?
-- Томск? Из Томска есть кто?
-- Даже не верится, что сами год назад были такими чмырями и задротами.
-- Почему были? Некоторые такими и остались.
-- Угу. И помрут такими.
-- И дети у них будут их продолжением.
-- Они династию откроют задрочей и чмырей.
-- Да, ладно. Сам смотрю на молодёжь. Кажется, столько времени прошло, столько событий. А на самом деле – всего год.
-- Не говори, на гражданке, в школе, институте, ну год. Что это – ничего. Ни о чём! А вот в армии год – много. И всего-то год в календарном исчислении. А целый год в армейском понимании! Время на гражданке и в армии течёт по-разному.
          Я тоже всматривался в лица курсантов первого курса, в надежде отыскать земляков.
          В зимнем отпуске на первом курсе, нас обязали сходить в школу и провести беседу с учениками старших классов, агитировать поступать в наше училище. И обязательно, чтобы в отпускном удостоверении была отметка о проведенном мероприятии. Сказано – сделано. Я провёл беседу в десятом классе. Врал? Конечно! Там же десятиклассницы были! А девочки ушами любят! Я девочек очень даже.… Люблю! И распинался перед ними как у нас классно, и каких офицеров из нас готовят! И мы многое умеем, и ещё больше будем уметь и иметь. И сам чёрт нам не брат! Мы – элита! Кого угодно перекусим и сожрём не поморщившись, даже запивать не будем! Не офицеров-связистов готовят как будто у нас, а по типу американских «зеленных беретов».
          И вот.… В первом батальоне, среди первокурсников у меня появилось два земляка! Два зёмы! Олег Мамаев и Нечипорук Саша. И не просто, а из одного микрорайона. С которыми мы закончили одну школу! И это хорошо!
          На первом общем разводе первый курс точно также как и мы, год назад, торопливо проорал в ответ на приветствие начальника училища:
- Здравия желаем, товарищ полковник!
          И точно также как и нас тренировали, чтобы не лезли поперед батьки в пекло. Всё должно единообразным. Всё как в армии. Хоть и безобразно, но единообразно!
          Первого сентября – большой развод училища, и началась учёба! И то, что нам казалось сложным и тяжелым на первом курсе, на втором уже не казалось таким страшным. И даже высшая математика, которой остался всего один семестр.
          А вот начались «Линейные и нелинейные радиоэлементы» и «Теоретические основы электрорадиоцепей» (ТОЭРЦ).
          «Линейные и нелинейные» читал подполковник Видерман. Родом откуда-то из Прибалтики, лёгкий акцент сохранился и не из военных, а из «пиджаков». Врождённая интеллигентность.
На вводной лекции для всего батальона, он показал шпаргалку-гармошку, которую он отобрал у одного из курсантов выпустившегося первого батальона.
Мелким, бисерным почерком, с двух сторон она была исписана. Видерман позвал ближайшего курсанта в помощники. И они размотали эту шпаргалку. Весь батальон ахнул. Она была гигантских размеров. Хотя  в собранном виде, на папиросной бумаге не выглядела таковой. Элементарно зажималась ладони между большим и указательными пальцами.
          Преподаватель выждал паузу, когда все осознают, какую гигантскую работу проделал неизвестный нам курсант, и объявил:
-- Как думаете, товарищи курсанты, сколько метров эта шпаргалка?
-- Девять метров?
-- Десять метров?
-- Не угадали! – пауза – Пятнадцать метров!
          Аудитория снова удивлённо зашумела. Гигантская работа!
-- На этой шпаргалке записан весь курс предмета. Когда я её отобрал, то хотел, как положено, выгнать курсанта с экзамена. Но оценил его труд. Спрашиваю: «Сам писал шпаргалку? Она твоя?» Отвечает, что сам писал свою шпаргалку. Посмотрел почерк, сравнил с конспектами, вроде его почерк. Ну, ладно, говорю. Бери свою шпаргалку, садись на место, если сумеешь за пятнадцать минут, используя её, подготовить ответ, то оценку поставлю в соответствии с ответом. И что вы думаете?! Я ему поставил пять баллов! Высший балл! Он отлично ориентировался в своей шпаргалке! Весь курс по темам записан. Мини-учебник. Только выжимки, только суть, только соль. Поэтому, с тех пор я разрешаю пользоваться на своем экзамене своими конспектами. Но только своими! Я сравниваю почерк. Если учили, то быстро ответите. Ну, а если не учили.… То.… Будете отчислены. Уже слышали, что второй курс – самый тяжелый