сквозь все тело, образуется в какую-то иную плоть, становится каким-то новым сознанием. Новым старым сознанием, призванным кануть в небытие бесконечности Вселенной. [/b]
Было так легко, было привольно, было игриво и как-то вечно. Была зима белой, была весна теплой, было лето свежим, а осень – печальной. На всю жизнь запомнились отцовские и материнские руки, полные земли и неба, полные солнца и воды, от которых захватывало дух, а сердце колотилось так, что хотело выпрыгнуть из груди. Звуки, запахи, вкусы – все имело особый оттенок, особый привкус, который невозможно было обозначить словами, но можно было испытать со всей его силой. Бескрайнее поле под шапками густых облаков представлялось целой реальностью. С пейзажами из очень и очень далекого урбанистического будущего, в основе своей имевшие образы из фантастических книжек. А еще это могли быть чудесные сказки, перенесенные из тех же книг в реальный мир воображения. Или же это могли быть самые обыкновенные абстракции, величественные и красочные, с множеством фигур самых разных размеров. Все это было так реально, казалось таким доступным под лазурным теплым небом, в сопровождении щебетания птиц и мчавшегося над полем ветра.
А если не открытое поле, то лес на пригорке, таящий в себе как мрачные тайны, так и прекрасный волшебный мир, в мгновение ока прячущийся от каждого чужака. Но не было страха пойти за грибами или за ягодами, не было страха срубить дерево для растопки печи. Не было страха собраться всем вместе на лесной поляне для проведения элементарного гуляния. Не было страха навсегда сгинуть, попросту не вернуться. Даже зимой, когда снег лежал по пояс. Была благосклонна природа в ответ на уважение по отношению к ней, в ответ на единство.
Ни в какое сравнение с клотоидой, с ее жестокостью, с ее непредсказуемостью, с тем, что может принести горечь от не оправдавшихся надежд и ожиданий.
Зудят воспоминания клотоиды в кресле гиперболы под светом гипоциклоид, пытаются пробиться сквозь чистоту астроид и дельтоид, слышны их отголоски. И чем сильнее этот неприятный шум, тем прочнее другой – мягкий и давящий гул, в котором собраны все возможные частоты, различимые на слух и воспринимаемые мозгом. Это свет гипоциклоид, их скопление, их естество, их колыбель. Голос Вселенной, недоступной для навязчивых неприятных воспоминаний. Голос Вселенной, требующей своего рождения.
И это не та Вселенная, что образована двоими по обоюдоострому желанию, от которой зависят не только лишь двое, но и продолжение всего рода, и оттого всеобщее одобрение за праздничным столом. Это Вселенная, что принадлежит лишь одному сознанию, одной индивидуальности, хранимая в доме в конце клотоиды. Это то самое, ради чего существует дом, возникший после долгого пути, то самое, что скрывает защитная парабола, преодолеть которую может лишь одно конкретное сознание с воспоминаниями, подобными ключу к ней. Это то самое, что делает дом домом, что придает дому прочности, что придает прочности самому сознанию, придумавшему его. Эта Вселенная – единственное, что должно явиться на свет по воле своего творца после долгой подготовки, в ходе которой она была тщательным образом продумана до самой последней мелочи. Это Дом внутри дома. Это Место в истории, точка, которую нельзя переместить куда-либо, даже имея на руках ВСЕ возможности.
Это Вселенная за пределами уже существующей Вселенной, будто поглотившая ее, снаружи которой возможна еще одна, и еще одна, и еще. Потому что не бывает так, чтобы был какой-то один предел. Не должно быть. И именно туда, как можно дальше, устремляется сознание в кресле гиперболы, пронизанное светом гипоциклоид, слившихся в единое целое. И слишком велико это чувство какого-то беспредельного сжатия, какого-то провала внутрь себя, умаления до состояния меньше мельчайшей частицы из всех возможных.
И постепенно нарастает нечто вполне четкое, вполне конкретное и осмысленное, имеющее свою форму, свои границы, свою массу. Нечто все яснеет, формируясь из бесконечности гудящего света, будто это он, наконец, обретает свой физический смысл. Доносятся откуда-то из глубины звуки, пробиваются какие-то запахи, во рту появляются некие привкусы. И невозможно открыть глаза, будто отяжеленные этой бесконечно массивной формой, рассчитанной на протяжении, кажется, всей жизни. Но нет и желания поднять веки, чтобы увидеть. Все равно, что бездыханное тело, возможно воспринимающее реальность лишь на слух, неповрежденный мозг которого вроде как еще жизнеспособен какое-то время.
Все ясно и понятно через опущенные веки. Будто зрение откуда-то изнутри. Будто сознание и не в доме вовсе, не в гиперболе в кресле, изолированное от всего сущего. Будто сознание там, где пыталось построить свое собственное Бытие, понятное лишь одному ему, и дом – нечто еще одно фальшивое, еще один шаг по клотоиде. И не требуется сейчас визуального восприятия, когда достаточно лишь одного движения на пути к этой личной Вселенной, чтобы видеть каждый ее угол, каждую ее загогулину, обозримую в голове со всей ясностью трезвого ума и четкой памяти. Одно только лишь движение сквозь бесчисленные гипоциклоиды предоставляет весь обзор задуманного сознанием Бытия, в то время как конечный результат способен ввести в заблуждение, заставить блуждать в непроглядной мгле сомнений и неуверенности. И это гипербола допускает ошибки и поспешность выводов. Гипоциклоиды же – результат поиска верных решений. Оттого их свет холоден и точен в расчетах, оттого их свет тверд, позволяя Вселенной рождаться из самой его глубины.
Шарообразное, искрящееся и лучащееся чистым светом облако растет из недр бесконечности гипоциклоид, скрывающих его в самых толщах осязаемого телом и определяемого сознанием Бытия. Некое ядро неиссякаемой Энергии, целый бездонный источник ее, питающий свет каждой наблюдаемой и различимой в общей массе гипоциклоиды. Кажется облако невесомым, но в то же время сверхмассивным, неподъемным никакой силой, даже если бы так хотел Творец его. Становится оно все больше и больше с каждым мгновеньем, все больше и больше скользящих и каких-то проносящихся во всех направлениях звуков различимы внутри него. Все отчетливее мягкий на слух и приятный чуть звенящий фон вибрации, исходящей от этого чарующего и величественного образования, полностью подчиняющего абсолютно любой рассудок. Тончайшая паутина света пульсирует внутри, и она вполне различима еще при приближении к облаку; она различима с самого первого мгновенья его наблюдения, с того момента, когда облако еще только едва различимая точка. Пусть не визуально, но со всей ясностью сознания.
Пульсация слишком напоминает мелодию, целую песнь без слов, но вызывая четкие визуальные образы, сменяющие друг друга. И каждый из них равен отрезку непрожитой, но вполне реальной жизни. И пусть нет четкого понимания времени, да и вряд ли оно имеет значение сейчас, когда нет ни дня, ни ночи, когда есть лишь этот прекрасный свет, разлившийся вокруг облака, и бесконечность пространства кажется совсем ограниченной. И чем дальше от облака, тем ближе к непреодолимым стенам Тьмы, которая лишена (пока еще) Бытия.
И пропущен тот момент, когда сознание понимает, что проглочено искрящимся и лучащимся облаком, преодолев-таки невозможное расстояние сквозь бездну из гипоциклоид. Очаровано и заворожено сознание гипнотическим звучанием паутины света внутри облака. И наслаждение не приходит внезапно, но кажется не имеющим начала и существующим всегда. Ибо Всегда было не менее реальным, чем пройденная когда-то клотоида, неумолимо стираемая из памяти и представляющаяся непонятным наваждением. Ибо пройденная до дома клотоида оставалась совсем ничтожным кусочком Всегда, его фрагментом, от исчезновения которого ничего существенным образом не изменится, даже не почувствуется, и уж точно не повлияет на приятное наслаждение внутри облака. Представляется пульсация внутри него сердцебиением или дыханием собственного тела, подлинного тела, того, что никогда не могло бы измениться вне пределов облака. Никому не дано увидеть его: ни чтобы ужаснуться, ни чтобы придти в неописуемый восторг, определив значение его физических форм.
Невесомо тело внутри пульсирующей сети света. Невесомо сознание внутри облака. Так легко и хорошо в эти бесконечно растянутые мгновения! Раскрывается внутри облака целое полотнище формы и пространства, целое полотнище Бытия, наполненного приятным светом, приятными красками, сотканное замечательными кривыми, что формируются в самые разные трехмерные объекты.
И вот уже радуют глаз проносящиеся где-то внизу целые горные системы, расчерченные извилистыми руслами рек, хранящие голубые глаза целых озер с отражающимися в них играющими лучами приятного теплого солнца. Радуют глаз пестрые цветочные луга и пышно зеленые дебри лесов. Радуют глаз ухоженные засеянные пашни деревень и геометрия городских улиц, залитые добрым солнечным светом. Люди, населяющие их, так же излучают добрый свет, будто созданные не из мяса и костей, а из чего-то иного, недоступного для примитивного животного восприятия. Это колоссальная энергия, вошедшая в резонанс с природным естеством первозданной чистоты, не имеющей ни конца, ни начала. Эта энергия пронизывает окружающую реальность насквозь, устремляется далеко за пределы земли, и это она и есть источник мелодичной пульсации сети света, являющейся нутром искрящегося и лучащегося ее светом облака. Невероятная энергия единства живой материи, и даже камни и металлы в ней, кажется, могут чувствовать и понимать.
Нет внутри облака ни чувства ненависти, ни чувства обиды, ни злобы. Лишь доброта, забота и опека над ближним, добрые искренние улыбки на лицах, все осознание полноты ответственности за окружающий мир, стремление к созиданию, ни единого намека на корысть. Единый живой организм, каждая мыслящая частица которого пребывает в соответствии с возложенной на него функцией. Где-нибудь в прошлой жизни, на пройденной клотоиде, что-то подобное назвали бы утопией, невозможностью существования в принципе.
И куда большей утопией была бы возможность только наблюдать за цветением этой великолепной и красочной реальности, не принимая в ней участия лично, но переживая всех и каждого будто изнутри. Дом и его гипербола, направившая сознание сквозь пространство гипоциклоид, позволяет утопии стать реальностью, вот она, внутри облака, куда дороги никому другому нет и быть не может. Наслаждение скрытой внутри облака энергией вполне заслуженно и справедливо после изучения клотоиды со всем ее несовершенством, которое кажется важным испытанием в определенный период существования вечного сознания. Наслаждение может показаться монотонным, однотипным, но только не сейчас, только не в гиперболе, не среди гипоциклоид. Сейчас наслаждение не является чувством, но остается способом перехода из одного состояния ощущения жизни в другое.
[b]И кажется, что
