Учиться на учителя означает, ни много, ни мало, учиться учить. Учиться учить - тавтологическое занятие. В это качестве такое учение содержит в себе философский элемент, как отражение или рефлексию, педагогическую спекуляцию. Здесь мы находим ментальную закладку и складку. В результате появляется внутреннее измерение у самого учения. Не то что оно замыкается на себя, но само делает себя предметом учения в качестве изучения, выведения из учения, то есть, из себя. Так уходя в себя, находясь в себе учение в лице ученика является для себя. Становление учения обращается на ученика и является одновременно становлением учения в ученике и ученика в учении.
Становление учения в ученике есть обновление учения как традиции. Становление же ученика в учении есть его причастие учением, приобщение к нему. Ученик становится живой частью традиции ученичества в настоящем, как в свое время был такой же частью тот, кто теперь учит его. Так, таким образом (путем, методом) исподволь осуществляется преображение ученика в учении в учителя. Конечно, это преображение возможно при наличии условия отражения учения в самом ученике. Такое отражение есть осознание учеником своей роли отражателя, рефлектора учения, как излучения энергии изучения в лице учителя. Иначе, каким еще путем приходит учитель, как не из самого учения. Учение является питательной средой творения из ученика посредством материала учения учителя.
Но ученик станет учителем, если и только если осознает себя проводником учения. Но как это может случиться без осознания себя самим собой? Путь к учителю учения лежит через ученика. Ученик тогда станет учителем, когда у него появится ученик. Первым учеником учителя является он сам.
Мало научить учителю ученика. Ученик еще должен сам увидеть в учителе себя. Это означает, что ученик не только есть отражение учителя, но и учитель есть отражение ученика. Это отражение отражения носит творческий характер, если оно действует в ученике. Речь идет о сознании ученика в момент превращения образа учителя в учителя для ученика. Ученик разыгрывает роль учителя в своем воображении. Так образ учителя в качестве его символа начинает играть роль идеального образа. Ученик играет образом учителя в своем воображении, ставит себя на место учителя, представляет, как бы он вел себя, учил его, будь он учитель. В результате такого розыгрыша у ученика появляется опыт овладения собственным внутренним пространством, местом мысли. Он задумывается о том, каково это быть учителем.
С опытом размышления к нему приходит сочувствие учителю. Он переживает, что значит быть учителем, вступает в эмпатический контакт с учителем в себе, симпатизирует ему. Это вчувствование необходимо ученику для становления учителем.
Здесь играет важную роль не только интеллект, но и чувство, чувство солидарности с учителем, переживание, аффект сопричастности с ним учению.
Таким образом, учение вызывает в человеке человеческие чувства, культивирует их, пробуждает и развивает его интеллект. Оно в лице учителя формирует самосознание ученика, делает из него человека.
Положим, у многих людей есть проблемы с головой. Почему? Потому что люди относятся, вроде Витгенштейна, к своей голове, как к ящику с инструментами. Только вместо инструментов у них мозги. Они осваивают мир мозгами. Это освоение и есть работа с миром. Не язык, а мозги определяют мир, точнее, определяют человека в мире. Границы мозга, а не ума, задают границы "жизненного мира" человека.
Можно сказать, что человек есть не разумное существо, а общительное. Он любит пообщаться. И чем буквальнее такое общение, тем оно материальнее, чувствительнее. А ещё говорят, что у человека душевные чувства. Это так, если душа есть тело, душевное тело. Душевное тело было у Иисуса. Когда он воскрес из мертвых, восстало уже духовное тело Христа.
Однако вернемся к учителю. Если ученый изучает, учитель учит. То есть, учитель учит тому, что изучил учёный. Его (ученое) изучение составляет содержание, материал учения.
Ученик имеет дело с учёным через учение, которое передаёт учитель.
Часто учитель является не только учителем, но и учёным в одном лице. Так проще готовить себе смену. И в случае учителя, и ученого. У ученого есть своя не общая (начальная, средняя, высшая), но научная школа.
Взять того же физика Ландау с его теоретическим минимумом для учеников его научной школы. Для чего нужен этот теоретический минимум? Для тестирования своих учеников на профпригодность? Ради чего он ввёл теоретический минимум? Разумеется, ради того, чтобы сократить общение с коллегами по научной работе до минимума. Они все были его учениками в теории, в которой он был на голову выше прочих. Сдашь минимум - будешь выслушан. Таков был его принцип верификации, как подтверждения того, готов ли ученик к "физическому труду" (труду физика) и теории.
Таким образом, он определил порог физической состоятельности (полноценности), отделов от себя, с одной стороны, фантазеров, а, с другой стороны, недоумков.
Это была его демаркационная линия в физике, как науке. Преодолев порог теоретического минимума, можно было переходить из категории учеников научной школы в категорию уже научных работников физического труда, к которым Ландау причислял и самого себя.
И все же как можно понять теоретический минимум, исходя из смысла данного словосочетания? Меньше всего теории? Необходимый запас теории (теоретический НЗ)?
И все же как можно понять теоретический минимум? Как меньше всего теории или НЗ теории? Такое название попахивает экзаменом, а я как педагог со стажем на дух не переношу ни экзаменаторов, ни экзаменуемых, тестируемых, ни самих экзаменов. Им грош цена. У меня каждое занятие экзамен. Я устраиваю самому себе экзамен с пристрастием, ибо не могу говорить без вдохновения, а вдохновение у человека эротично, чувственно-чувствительно, страстно, даже пристрастно. Кто говорит беспристрастно, не ведает, что он говорит. Ведь человек есть существо не разумное, но творчески чувствительное. Правда, есть некоторые существа среди людей, которые способны свою чувствительность доводить до сверхчувственного состояния. Для меня это состояние есть состояние эротики мысли. Для других оно окрашено в мистические тона безмыслия - пустого сознания, в котором возможно все, - или той же дубовой (крепкой) веры. Как тут не вспомнить толстовского Болконского с его созерцанием "вечно живого" дуба. Но рано или поздно наш "дубовый герой" таки "дал дуба". Заскорузлая кора веры, как скафандр,
загерметизировала мысль Толстого, пустила его по кругу кармы. Как все это глупо и не имеет для меня ровно никакого смысла. И это правильно, нет, хорошо, - не знать того, что натворили другие. Иначе времени не хватит на доведение до ума замысленного тобой самим.
Вообще, стать учителем, я имею в виду настоящего учителя, а не его ложный образ, жалкую имитацию или тем более ничтожную симуляцию, невероятно сложно, почти невозможно. Во всяком случае, в своей жизни я таких не встречал. Если брать историю, то при близком знакомстве с ней у меня складывается такое впечталение, что все эти чужеродные и доморощенные гении учения есть та же самая редакция обычного учителя или преподавателя, только не в среднестатистическом значении, а в превосходной степени. Ничего принципиального другого в этих так называемых «гениях» нет. Они и не гении вовсе. Гении – это духи, а не люди. Человек, одержимый духом, не есть сам дух, гений или муза, а медиум, средство его проникновения в здешний мир, отмычка для вторжения.
Но можно стать учителем, разумеется, не по традиции, а только личным усилием. Правда, для этого следует уже быть личностью, добавлю, человеческой личностью, человеком, ибо не бывает человека без личности. Есть социальные существа в массовом порядке, но нет в массовом порядке личностей. Убогая социология сводит личность к социальному качеству. Это не то понятие личности, которое имеет смысл. Но оно вполне годится для использования в качестве уже научного термина с определенным числовым значением.
Впрочем, каждое социальное существо имеет возможность быть человеком некоторое время в каком-нибудь месте в отношении к кому-либо, например, к себе. Но такая локация ничтожно мала для того, чтобы осознать себя человеком. Она стоит слишком много сил и времени, которых не остается на борьбу за свое существование с другими социальными животными и в традиционном, в феодальном, и в капиталистическом, и в бюрократическом (советском), в которых царит закон эксплуатации человека человеком, точнее, животного животным. Такова специфика коллектива людей, где действует не естественный отбор, а искусственный, основанный не на инстинкте, а на языке, на коде, алгоритме действия, контролируемого социальной инстанцией, так называемым общественным сознанием. Самому дорасти до уровня общественного сознания дано не каждому. Обычно люди погружены не в общественное сознание, а в общественное бессознательное, которая и есть традиция или социальная иерархия, то есть пищевая и прочая цепочка жизни.
[justify] Дорастешь до уровня общественного целого, как его часть, встанешь вровень с ним и преодолеешь его, тогда быть тебе человеком, личностью, вроде Иисуса. Вот почему Иисус занялся учительством, ибо уже был готов к этому занятию. Он понимал его, как свое личное спасение. Так как он был великодушным человеком (разве можно быть человеком и не быть одновременно великодушным, махатмой?!) и поэтому спасая себя от животного (амебного, рептильного, понгидного и гоминидного) состояния, был не прочь помочь и другим спасаться от него. Быть человеком, как я понял недавно на своем собственном опыте, а не чтении из трудов классиков, которые не ведаю, что думали, когда выдавали свои слова за мысли, сверхчеловеческая задача. Поэтому человеческое состояние – не естественное состояние. Оно возможно, но не необходимо и даже не реально постоянно, само по себе, без работы мысли и сверхчувственной чувствительности в случае с человеком. Духу
