Другое дело, способны ли мы сами воспользоваться этой возможностью, сделать ее своей способностью, способом бытия в мире сознательным образом или кто-то это сделает за нас, заведет нас, как кукол, как машины в тупик?
И вот еще: теперь я знаю, что мыслю, что есть в мысли. Но знаю ли я то, что есть в мысли помимо мысли (того, что ей когерентно, есть согласие между мыслью и другой мыслью, а также тем, что ей предшествует в качестве идеи, принципа, основоположения)? В мысли есть многое, как ее содержание. Причем это содержание может быть, как истинным, так и ложным, если под истиной понимать соответствие того, что есть в мысли, тому, что есть вне мысли в качестве того, о чем она мыслится. В этом случае истина есть критерий самой себя и того, что ей противоположно в качестве лжи, заблуждения.
И я мыслю, что знаю. Что это означает? То, что я вывожу знание из мысли. То есть, я знаю, как из мысли выводить другую мысль, связывать их в качестве смысла. Смысл связывает не только мысли друг с другом, но и то, что несет с собой мысль. Мысль несет знание. Смысл связывает в мысли знание, делает его осмысленным мыслящим. Поэтому тот, кто мыслит, понимает, понимает, что мыслит, а не только думает, что понимает. Его понимание становится конкретным, а не остается абстрактно неопределенным, пониманием вообще. Здесь необходим опыт мысли, опыт осмысления, что невозможно без толкования того, что люди говорят и пишут. Это опыт речи, письма и чтения. Необходимо научиться, как говорить, так и писать, читать. Необходимо уметь одновременно писать и читать то, что ты задумал, подумал и осмыслил. Причем прочитать то, что ты написал. То ли ты написал, что обдумал? Нельзя полностью обдумать все то, что ты написал. Иначе писатель не стал бы переписывать свой текст, свой рассказ, свой роман, вроде Льва Толстого. Вот он пишет, как писатель. Теперь же, когда он написал свой роман, читает его, как читатель, как критик, ставя себя на место и читателя, и критика. Что он может понять из того, что написал. Следует истолковать, чтобы понять и понять, чтобы истолковать и изложить так, чтобы было понятно, как критику, другому писателю, так и простому читателю, для которого он написан. Ведь текст имеет своего адресата – читателя. В данном случае его можно представить в виде, в образе ученика. В такой педагогической ситуации текст становится учебником, изложением учения автора, как учителя. Автор, писатель учит читателя не писать, а читать, уча тем самым самого себя писать.
Глава шестая. Alter ego
Я локализируется во мне, стягивает на себя все то, что можно назвать сферой прилегания, что имеет ко мне отношение. Я есть, как имеющий то, что ко мне относится. Это и есть «мое»; оно во мне и для меня. Однако оно есть не только для меня, но и для другого. Инстанцией другого во мне и для него тоже и является это «другое я». Это «другое я» можно понимать в качестве образа другого во мне. Помимо него во мне есть и Я. Можно ли его назвать Другим? Да, если ты понимаешь, что он не я, а еще другой.
Может быть интересным не сам человек, а то, как складываются у него отношения с Я в нем, если он осознает Я, как не я, не себя, а Другого в себе. Насколько такое осознание возможно в человеке в нормальном состоянии сознания. И потом в разговоре с другим существом, вроде человека, следует быть всегда начеку, осторожным и помнить о том, что с ростом сознания идет и рост отчуждения. Чем примитивнее человек, тем он более склонен к стадному, скученному образу коллективной жизни. Именно в этой среде популярны разговоры о чувствах, о душе, о сердце, о чувствах, о любви. Они говорят о возвышенной любви, а думают про себя, то есть, хотят секса. На самом деле более развит человек в направлении личности, тем ему интереснее он сам, а не все прочие. Они могут быть интересны, как материал, как среда, в которой он варится. Только следует быть осторожным и не обвариться, не поранить свои бока об острые углы прочих существ, которые говорят больше о близости, чем в ней нуждаются, если, правда, понимать их не в интеллигибельном, а в плотском отношении.
Три момента меня занимают теперь. Это момент признания вины, узнавания виновным себя, зависимость от иного, испытание влияния другого на меня и роли тождества, отождествления и различия, различения в мире искусства.
Возьму первый момент. Следует быть разумным в признании своей вины, не возлагать на себя вину непомерно, ибо в таком случае, я или ты, читатель, принимаем себя не за того, кем являемся. У каждого есть своя мера ответственности, своего наказания. Не следует признаваться в том преступлении, которого не совершал в сознательном состоянии. Если ты совершил его в невменяемом состоянии, под влиянием страсти, ненависти или страха, не давая в момент совершения его себе в том отчета, то это так хотели боги. В таком случае ты античный герой, виновник того, что совершилось, в качестве орудия в чужих руках, не по своей воле, без вины виноватый.
Теперь второй момент, связанный с первым. Это момент влияния, как благого, так и дурного. Близость другого создает напряжение; она притягивает или отталкивает. Многое мы совершаем, находясь под влиянием. Так духи в качестве идей склоняют нас, вдохновляют нас на подвиги с помощью мыслей. Мысли в таком случае являются вестниками идей, их явлениями, теми знаками, которые они нам оставляют в качестве своих следов в нашем сознании. Нам следует их расшифровать, истолковать, проинтерпретировать, обдумать, чтобы понять, узнать, что же на самом деле случилось, например, с нами. Такое влияние является благим в плане познания истины. Оно подсказывает нам, как следует адекватно вести себя в предлагаемых судьбой обстоятельствах.
Но есть и дурные влияния. Это те влияния, которые делают нас зависимыми от тех, кто на нас влияет. Они ослабляют нашу волю к сопротивлению и самостоятельному решению. Некто, случайно столкнувшись с нами на прогулке, притягивает нас к себе. То, что было во вне, является теперь внутри нами. Он или она это чувствует и начинает свою игру на подавление нашей воли и превращает нас в заводную куклу, которую заводит и разводит, водит за нос, крутит динамо. Кто в этом виноват? Конечно, мы. Нам чужие просто воспользовались ситуацией, мы сами им предложили такую игру, подставились, оставили себя в дураках.
И, наконец, третий момент. Под чьим-то влиянием, тем или другим, того или другого автора некто думает и пишет. Человек становится личностью, формируется в ее качестве непосредственно или опосредствованно, например, через произведения, тексты того, кому невольно подражает, с кого хочет, иногда и неосознанно, брать пример. Тем более, если к этому склоняет автор, которым он увлекается. Насколько он может быть адекватным в понимании автора, который оказывает на него влияние? При условии, что он сам начинает творить. Сначала из подражания. Но потом то из чего? Рано или поздно необходимо преодолеть влияние указанного анонимного авторитета и стать на его уровень, вдохновения уже не им, а тем, кем он вдохновляется, самой музой или духом в качестве идеи.
В творчестве ты не можешь так или иначе выйти на уровень уже не субъективного, а объективного значения того, чем ты занимаешься и что не зависит от оценок и пристрастий и твоих, и публики, с которой ты будешь сообщаться посредством своего произведения. Автор должен быть таким же точным, как математик, и строгим, как логик, в создании своего творения. Но для этого, по необходимости, следует знать, что именно ты творишь и каким образом у тебя это получается и почему так бывает, что не получается. Только в этом случае тебя может понять публика. Конечно, она не сможет понять тебя, находясь на другом уровне понимания. Как минимум, чтобы понять тебя, как ты сам понимаешь себя в своем произведении, а не вообще, она должны быть тебе ровней или стоять выше тебя в понимании.
Не были ли идеи в прошлой жизни людьми? Это большая натяжка. Но возможно они были некогда существами разумными, разум в новом, более высоком качестве остался, но появилось новое измерение в их существовании – измерение вдохновения существ на нижних уровнях, включая душевный, человеческий.
Как же правильно читать, чтобы было понятно, что написал автор. Это зависит не только от читателя, но и автора. Настоящий автор, то есть, такой автор, который умеет писать, пишет так, что все понимают, конечно в меру своей понятливости.
Иначе излагая, можно утверждать, что автору следует писать правду и одну только правду, которая, конечно, будет пониматься каждым читателем по-своему в меру его субъективной предвзятости.
Нет страха перед смертью, но есть страх смерти в смерти. Или есть страх в смерти чего -то ещё? Если есть страх, то есть ли смерть, как событие (факт) отсутствия? Если же есть смерть, то откуда страх. Если есть страх, то смерть еще не наступила.
Что же есть? Есть переживание реальности Я. Какое это переживание? Переживание человеком себя, как Я, или Я, как человека? Есть два образа человека, доступных публике. Это Будда, ещё человек-загадка и Иисус, как отгадка.
[justify] Что же они разгадали в его образе? Сущность человека - каким следует быть, чтобы в полном смысле быть, быть со смыслом. Многие люди просто есть. В этом "просто есть" является весь смысл их существования. Но этого мало, чтобы быть человеком. Но вполне достаточно для того, чтобы быть социальным животным, то есть жить в обществе и обществом как царство животной жизни с её конкуренцией как средством естественного или искусственного
