В творчестве, например, писателя эта любовь находит свое словесное выражение в произведении, которое обращено к читателю. Писатель оставляет за собой следы своего присутствия в мире. Произведение лучше него самого (если он, например, дает интервью), за него, говорит о том, кто он есть. Поэтому так важно понять, что именно он написал. Но как понять это? Для этого следует использовать, так сказать, «ментальную телепатию». Писатель пишет сердцем. Но понять его следует головой. В данном случае понимание не есть переживание. Понимается переживание, но понимание не переживается, а осмысляется. Для сопереживания важно понять, как писатель думает, когда пишет. Бывает, что он сам не знает, как думает, но пишет, о чем уже подумал или подумалось в нем. Последнее более вероятнее. Ведь литературная работа больше имеет отношение к чувствам, к эмоциональному заражению, словесному инфицированию, чем к разумению.
Но тем не менее, если ты хочешь понять, кто такой тот, кого ты читаешь, то следует понять, как он пишет, что можно понять из этого. Для чего? Разумеется, это делается не для писателя, а для тебя, читателя. Я надеюсь, ты читаешь не ради развлечения, а ради того, чтобы самому начать писать, понимать самого себя, посредством письма в разумной перспективе Я. Ты читаешь и пишешь не для того, чтобы понять другого, - для этого достаточно его самого, - но самого себя. Конечно, без понимания другого, тебе не понять и самого себя. Но понимание другого носит вспомогательный характер, ибо ты есть «я», а не другой. Но другой есть в тебе, как другое «я» (alter ego). Но ни тот или этот (ты), ни другой не есть еще вполне Я и, к сожалению, никогда им не будут, но могут быть самими собой, локализуя, ограничивая собой всеобщее Я. Следует заметить, что всеобщего Я помимо всех других не существует. Оно есть, чтобы в нем они сообщались друг с другом, были имманентны, будучи сами по себе трансцендентными друг другу.
Для меня проблемой является связь с читателем. Нет связи с его стороны со мной. Он общается со мной только посредством моего произведения. Но что он думает о нем, а тем более обо мне остается для меня загадкой или находится в области (зоне) лишь предположений. Одиночество – удел непопулярного писателя, который пишет для публики, но не для массы. Поэтому его творение не уходит в массу, как в песок, не заземляется, а улетучивается как дымка на горизонте.
С другой стороны, где мой читатель, когда люди изменились до неузнаваемости. Они и раньше были роботами ритуала, привычки, культа или культуры. Но теперь они целиком стали роботами техники. Ну, где мне с ними тягаться. Поймут ли они меня? Конечно, нет, у меня нет никаких сомнений в этом. Поэтому, адресуясь к ним, я пишу для себя или для тех, кто еще не умер в душе. Душа есть, а человека уже нет. Вот и мается душа, к кому приклониться. Не к кому, - вокруг одни машины информации. Где человек? Пусть не разумный, душевный? Или его нет или его так мало, что днем с огнем не найдешь, и не только на рынке, чем занимался Диоген в Синопе.
Наверное, такая перемена имела место, когда древний мир закатывался и на него накатывался новый мир варваров, или в эпоху Ренессанса, когда было черти что. Вот тогда черт ногу и сломал, и стал хромоногим бесом, пикаро, проходимцем. Вот сейчас как раз такое время, пройдох и проходимцев, время Молчалиных сменилось временем Хлестаковых.
Вот живешь среди этих мужиков и баб, и они принимают тебя за видимым образом себе подобного, а ты между тем есть человек, а не самец или самка. Тебе нужен человек, а не машина для мордобоя или траха. Но ведь тебя то идентифицируют по этому признаку: можно ли тебе дать по морде или самому получить по ней, можно с тобой спариться или лучше это сделать с другим, - вон у него есть кубики над упругим бананом и плечистые руки, как крюки. Пожалуйста, мы готовы к спариванию, если у тебя есть все вышеперечисленные достоинства или, если их нет, то мужские достоинства можно обменять на определенную сумму денежных знаков по номиналу (по курсу) на полуприкрытые сиськи торчком, округлую жопу и складку между ног. Лицо в таком предложении есть место, с которого начинается стриптиз на месте. Лицо раскрашивают, чтобы привлечь к себе мужское внимание, остановить на себе взгляд и следом снять все лишнее с целью удержать внимание. Я даже слышу, как в это время с визгом крутится валик в курином мозгу: куд-куда, куд-куда, куд-куда? И куда ты крутишься, накручиваясь и выкручиваясь? В лучшем случае все это делается не только для приятного времяпровождения, но и полезного продолжения себя в новом поколении, требующего много сил и времени. Где, я спрашиваю, человек? Это человек? Нет, это не человек.
К сожалению, чем выше уровень осознания Я, требующий сверхусилия, тем меньше сил остается на телесную работу личного и семейного выживания. Я уже не говорю об удовольствии, которое, чтобы получить и расслабиться, требует известного напряжения. Но вот возьмешься говорить с этими мужиками и бабами, как человек с человеком, ведь не поймут и пошлют подальше, если не набьют или не поцарапают морду. Для них быть человеком – это разминка перед тем, как обнажить свое настоящее… лицо.
Правда, бывает так, что психиатр сам становится психом, нарколог - наркоманом, а сентиментальный автор - маркизом де Садом, который то ли думает, то ли пишет своей морковкой. Но в результате получается морковный кофе, порнография.
Я требует понимания как само-понимания. Но является ли понимание тем же самым знанием? В некотором смысле да. В каком именно? В том, что знание необходимо для понимания, но его недостаточно. Причем знание не следует путать с информацией. Информация как данный факт есть только материал, из которого можно при познании извлечь знание. Для понимания же следует еще быть, жить. То есть, знание должно быть истинным, действительным, действовать в направлении осуществления в жизни. Реальность знания нужно понимать в том смысле, что оно есть событие в становлении самого бытия, что бытие становится узнаваемым; оно не просто познавательно, но и является познающим. Следовательно, не только знанию следует быть реальным, истинным, но и бытию следует быть познавательным и познающим, то есть, быть бытием знающего существа, занятого познанием. Это нужно для понимания, для того, чтобы человек понимал, что и как он делает, познает, знает, чтобы быть, и быть, чтобы знать.
В противном случае его знание будет абстрактным, пустым, не живым, бесполезным, пустым, а бытие темным, бессознательным, бесцельным, бессмысленным. Для человека, занятого развитием интеллекта, ума, практика должна быть теоретической, а теория верной, то есть, практической, практичной.
Соответственно определенный уровень развития знания (качество знания) человека должен определяться уровнем развития его бытия, его качества. Здесь существует прямая в случае бытия и обратная в случае знания корреляция. Бытие определяет знание, сознание человека, но последнее влияет на бытие, делает его осознанным, понятным. Если есть такое адекватное соответствие между бытием и знанием, сознанием, то имеет место понимание человеком смысла бытия и жизни.
Если между бытием и знанием возникает противоречие, то его необходимо преодолеть. В том случае, когда оно непреодолимо человек перестает понимать, что он есть и что он есть, не понимает, как есть и как знает это. Бытие дает ему силу знания. Но есть еще и знание этой силы. Иначе мы можем иметь дело с субтильным интеллигентом или с благонамеренным идиотом (тупицей), который оказывает людям медвежью услугу, все делая за них, а не склоняя их к тому, что следует сделать самому. Конечно, одного острого ума недостаточно для понимания, нужна еще крепкая воля и доброе сердце, чтобы пережить понимание, ужиться с ним. В этом ему порукой является любовь. Но не одна любовь есть понимание. Нужна еще вера, уверенность в своих силах и надежда на помощь высших сил, вдохновение для совершения сверхусилия творения, что невозможно без знания. Надежду дает синтетическое знание, предвидение или научный, аналитический, критический прогноз.
Груз лет, вся грязь жизни, которая пристала к душе (разумной) и сердцу, конечно, влияют на понимание, где-то и в чем-то искажают и ослабляют, порой завуалируют его, а где-то и в чем-то, напротив, усиливают и уточняют, проясняют. Иногда и этим объясняется таинственность понимания, то, что оно превращается в загадку, настоятельно требующую отгадки, истолкования для ясности смысла. Бывает подпускают больше тумана, чтобы смягчить, сгладить естественно возникающие в жизни и в познании противоречия, которые полностью разрешить или устранить нельзя.
Глава седьмая. Самосознание и интроспекция
С чего начинается понимание самого себя? С осознания Я. Но как ты или я осознаю самого себя, как Я? Я наблюдаю его, это Я. Где наблюдаю? Разумеется, в самом себе. Я не могу его непосредственно наблюдать в другом человеке, который в беседе может иметь его в виду, говоря, например, «я так думаю» не в том смысле, что я думаю и что думаю, но что думаю я, имея его в виду не только в качестве объекта (предмета), но и субъекта мысли.
[justify] Я заметил такую тенденцию, что чем больше и чаще живое существо думает, тем более осмысленными являются его сны. Даже я, существо мысли, существо света, нахожусь во тьме, но тьма, объемля меня, не может погасить мое свечение в мысли. Человеческий сон можно уподобить тьме, а пробуждение от сна свету. Есть такие люди, конечно, как исключение из правил, которые и во сне не теряют духа и ясности сознания. Почему? Потому что большую часть жизни, а сон - это продолжительная часть человеческой жизни, они находятся в уме. Ум делает
