двухэтажные крылья в семь окон. На длинном же панно доморощенный художник изобразил древний город, окруженный крепостной стеной. Сей кремль располагался на волнистом холме, поросшем густым лесом. Но особо впечатляли пятиглавый собор внутри посада и ватные кучевые облака, щитами укрывшие крепость от небесных ненастий. Одним словом – лепота рукодельная, если бы не истертая временем красочная поверхность, оклеенная клочками объявлений и вывесок. По видимости, этот шедевр изображал Рославль во «время оно», подвластное только разуму и фантазии неизвестного живописца. Позже Спицын случайно узнал, что здание с диковинной панорамой не что иное, как бывшая тюрьма, превращенная потом в торговые павильоны. В годы войны немцы использовали острог по прямому назначению, превратив в страшный пыточный застенок.
Продолжая путь, перейдя проулок, напарники поравнялись с ухоженным тенистым сквером, согласно туристической схеме, взору предстал Парк культуры и отдыха. И впрямь, сквозь древесные стволы проглядывали детские аттракционы, а поверх ветвистые кроны крутились разноцветные кабинки колеса обозрения. Подобных городских садов Валентин повидал не мало, поэтому не стал задерживать шаг, разглядывая затейливые фигурки сказочных персонажей и незамысловатые изыски паркового дизайна. Парень увлек замешкавшегося водителя по центральной аллее, в глубине которой виднелся проход между каменными пилонами, встроенными в покатый земляной вал. Как выяснилось, по гребню насыпи проложена пешеходная дорожка, а пилоны поверху соединял ажурный мостик с вывеской на перильцах «Бурцева гора». Вот она колыбель древнего Рославля, вот тут и располагался детинец, заложенный князем Ростиславом.
Прошагав под сводами мостика, приятели оказались на полянке, покрытой нещадно истоптанной газонной травкой. Кое- где притулились обветшалые лавочки, парочка скрипучих качелей, посредине укоренилась бетонная конструкция неработающего фонтана и возвышался кирпичный павильон – под старину… Внутри кафешка, бойко торгующая разливным пивом. Обошли заведение стороной, не привлекая внимания завсегдатаев. В противоположном конце дорожки высилась металлическая стелла, у подножья памятный камень с загадочно звучащей надписью «… градоу на въстри быти! Здесь в 1137 году князем Ростиславом Мстиславичем был заложен город Ростиславль».
– Вот Александр Батькович и довелось отметиться на достопамятном месте… – съерничал Валентин, когда, обойдя площадку по полукругу, пришельцы ступили на длинный перекидной мост над оврагом, разделяющим плато Бурцевой горы и городские кварталы. Что сказать, конструкция перехода занятна с инженерной точки зрения, определенно тот входит в число местных достопримечательностей.
Протопав полсотни метров по краю холма, Валентин и Санька оказались на Пролетарской улице, подобие Невского проспекта для районного центра.
Туристическая схема пояснила, что улица появилась на участке бывшего Московско-Варшавского шоссе, проложенного в середине девятнадцатого века через Рославль. В левую сторону уходил покатый спуск, в конце которого в зеленой котловине рельефно выделялись две белые башенки и приземистый купол на четверике массивного собора. Спасо-Преображенский мужской монастырь догадался Валентин, даже не сверяясь с картой. Фира Марковна упоминала обитель в числе заброшенных святынь городка, время возрождения которых еще не наступило.
Справа в едином фронте кирпичной застройки внимание Спицына привлек щедро декорированный угловой дом. Впечатлял ступенчатый силуэт торца здания с рельефными полуколоннами в простенках. Нарядный парапет над карнизом подчеркивают фигурные башенки-пинакли по углам. На щипцовом повышении ниши чердачных окон разделяют выемчатые лопатки. Не уступает торцу и длинный, в семь осей, главный фасад. Четко выделен центральный проем над парадным входом, также завершенный узким щипцом с тремя арочными окошками. Декор фасадных стен дополнен филенчатым ризалитом и ажурным межэтажным поясом с сухариками, а окна второго этажа украшены оригинальными бровками с зубчиками.
Соседнее трехэтажное здание с полукруглым барочным кокошником и башенками по бокам не менее помпезное. Дом рознился с собратом громадными арочными окнами-витринами на первом этаже и замысловатой кладкой на сандриках-фронтонах окон второго этажа. Впечатлял и многослойный венчающий карниз над третьим этажом со сложным наборным орнаментом.
Валентин удивился собственной памяти, выдавшей на гора наименования декоративных элементов зданий, видимо, усвоенных из книг о памятниках архитектуры – таких больших, обильно иллюстрированных фолиантах в городской библиотеке. Интерес к творениям зодчества оформился у Спицына еще в раннем детстве, параллельно любви к живописи. Точнее, стал порождением художества, одним словом, тяга к «прекрасному» сопровождала парня всю сознательную жизнь. И если задуматься, Спицын и теперь не смог бы отдать пальму первенства двум видам искусства – живописи или архитектуре.
Останься Валентин в одиночестве, он непременно изучил бы пристальней своеобразный стиль купеческих «палаццо», однако сегодня пришлось окоротить познавательский зуд по причине Санькиной нерадивости. А как еще прикажите назвать это качество... Водителю не дано понять инженера, счел бы проявленную любознательность глупой блажью, а то и барской прихотью. Архитектурные изыски оставляли малого равнодушным, не будили чувственных струн в замшелой душе, что и понятно – семь классов и коридор, да и нары на цугундере мало тому способствовали…
А впрочем, с какой стороны посмотреть… Ну и чем располагает Валентин – человек с культурными запросами, с развитым эстетическим чувством. Да ничем, если быть честным, увы, никаких дивидендов. Начальству наплевать, что парня тянет в мир искусства, что тот перечел невообразимое количество книг, имена авторов которых коллеги отродясь не слыхали. Для предприятия главное отдача по работе, польза, результат – вот что нужно каждому руководителю, собственно, на то и поставлены… А взять окружение людей, с которыми повседневно контактируешь, даже близких – какой прок с того, что молодого человека завораживают полотна старых мастеров или ажурная кладка готических соборов. Баловство от безделья – скажут люди, и по «гамбургскому» счету будут правы. Тот же шофер Санька за незавидную муторную жизнь успел создать семью, выстроить дом, завести хозяйство, живность – серьезное подспорье помимо зарплаты, да и та больше, чем у Валентина. А чего достиг Валька!.. Одни туманные мечты, что наступит день и час, когда Спицын развернется и покажет, на что способен. Да не будет такого часа, пустые надежды, так и сойдешь в могилу если не голодранцем, то уж никак не человеком, оставившим после себя ощутимый след.
Горечь подступила к горлу. И нечего возразить торопящемуся к оставленной машине шоферу, Санькина проза жизни во сто крат важней потребности инженера насладиться красотой. Пришла удручающая подавленность, и парня уже не радовали строения в стиле купеческого ампира, даже массивный дом с колоннами, выходящий на площадь, не впечатлил Валентина. Только одни тусклые вывески: «Спортивные товары», «Текстиль», «Галантерея» и другие, в шутку сказать, «москательные изделия» мелькали перед глазами, как и всюду в каждом провинциальном городишке. А ведь Рославль отнюдь не глухомань, в городе с таким насыщенным прошлым наверняка есть что посмотреть и даже приглядеться.
Но урбанистические пейзажи уже заслонили мысли о собственном месте в этом мире, уготованном судьбой. Как тогда жить среди людей, что бы в глазах ближнего не выглядеть белой вороной, да и самому не ощущать себя таковым… Впрочем, Валентин давно знал, что надлежит быть как остальные, притвориться недалеким компанейским парнем, парнем-рубахой. Показать окружающим, что твои жизненные потребности естественны и невзыскательны. Жить по принципу – лучше синица в руках, чем журавль в небе, и тогда станешь своим, тебя примут в стаю…
И, возможно, однажды встретишь людей с родственными взглядами. Тех, которые разделяют мнение, что не хлебом единым жив человек, и что есть благородные смыслы человеческого предназначения. И сойдясь с таким индивидом, откроешь тому душу, посвятишь в тайные помыслы, и наступит пир духа, в отличие от «пердуха», как назвал Олег Ефремов посконные будни души.
Житейское правило обывателя не высовываться, вот, пожалуй, «камень преткновения» честолюбивым помыслам. И стоит только «приподнять голову», как сразу же «получишь по ушам»…
И вспомнилась Спицыну первая драка в жизни.
Он, тогда еще ученик то ли четвертого, то ли пятого класса, возвращался домой из школы в компании соседских ребятишек. Занятия второй смены завершались в шестом часу вечера. Зима, морозно, еле светят редкие фонари. Уже и не помнится, что обсуждали приятели, только возник какой-то спорный момент. И Валька оказался один против всех, но по твердому внутреннему убеждению считал себя правым и, доказывая собственную правоту, стал приводить веские книжные аргументы, приводящие противную сторону в замешательство.
Внезапно ярый спорщик, коренастый парнишка по прозвищу Белуга, как и сотоварищи, недавно ставший горожанином, ни с того ни с сего заявил:
– Пойдем, Валек, подеремся!
Мальчишка поначалу не понял злого умысла, принял вызов за глупую шутку и миролюбиво отмахнулся… Но Белугин проявил упрямство.
– Что зассал умник херов... Жидкий на расправу… Пошли один на один, если не бздишь, – и ударил первым в грудь Валентина.
Тут уж деваться некуда, придется за себя постоять. И спорщики, отставив портфели, ступили в светлый кружок под уличным фонарем. Валька драться не умел, но знал, что лучшая оборона это нападение… И понеслось… Белуга, драчун еще тот, но задира не ожидал такого резкого ответа и отступил под градом ударов. Потом быстро опомнился и замахал кулаками в ответную…
Зрители сплоченно взяли сторону Белугина и стали подбадривать того возгласами: «Белуга, давай, давай! Тресни, тресни Спице, набей выскочке морду…»
Возможно, Валентин и схлопотал пару раз по физиономии, но боли не чувствовал, но, что странно, и буйной злости не испытывал. Дрался чисто механически.
Как-то само-собой драка прекратилась, то ли бойцы устали, то ли запал пропал… Вояки разошлись в стороны. Белугин матерно отбрехивался, угрожал, обещал еще наподдать, но в атаку не пошел. Дружки же по-прежнему
