Метро 2033. Тёмный лес у стен королевства

Метро 2033. Тёмный лес у стен королевства.
Дверной провал без двери, выбитые стёкла и закопченный потолок, всё, что осталось от квартиры Глеба Табачкова. Вода давным-давно, как перестала течь по трубам, а газовая плита стала настоящим артефактом, доказательством, что была когда-то и такая жизнь. Было время, и на этой плите готовилась пища, и дети весело скакали из комнаты в комнату верхом на пластмассовом конике, который тоже умер и теперь лежит в белой плесени возле детских кроваток, именно там, где его и бросили десять лет назад.
Глеб сидел в старом кресле, свесив безвольно руки и чуть склонив голову. Как делают это любопытные голуби, смотрел в телевизор, в разбитом кинескопе которого показывали своё скучное шоу обугленные провода. Жить здесь вовсе не весело, но и не скучно. Забав тут полным полно, только все они какие-то жестокие. Сидя здесь и сейчас Глеб понимал, что сетовать не на что, потому как бежать от этого всего можно – убежать нельзя. Это всё равно, что черпать воду решетом. Этот мир не так велик, как кажется: солнце одно и луна одна, куда ни пойди – всё одно и то же.
Скрип рассохшихся половиц, как и положено в любом старом доме, вырвал его из глубин раздумий и мужчина прищурил глаза, прислушиваясь. Всё в миг будто замерло. Абсолютная тишина и, словно сердце, сжимающиеся и разжимающиеся стены. Нет, - рассмеялся в душе, - просто грунт проседает. Жил Глеб на девятом этаже, монстры так высоко не забираются. Им невдомёк, что где-то так высоко над землёй может укрываться пища.
В животе заурчало проснувшееся животное и он, успокаивающе погладив его, пошёл на кухню. На кухне было не лучше, чем в зале, единственное что – вместо вентиляции здесь была огромная дыра в стене, пробитая когда-то танковым снарядом. Кухня была нелюбимым местом Глеба, потому что отсюда открывался вид на догнивающие останки города – чёрные башни с дырами и бесформенные груды кирпичей. Москва выглядела более жизненно даже когда горела, теперь она просто молчит, мёртвая, не закопанная с почестями, разлагается у всех на виду.
Скоро весело затрещали веточки на плите, и слабенький огонёк быстро разросся по сочным поленьям. Через полчаса еда была готова. Сегодня у Глеба был праздник. Утром, делая вылазку, он забрался дальше обычного и наткнулся на заросший огород, где выкопал с дюжину мелких картофелин. Такого деликатеса он не пробовал, почитай, несколько лет, а тут на тебе – привалило.
Возбуждённый новой снедью, он долго смотрел на неё, пытаясь запомнить надолго, возможно, что это последний раз. А потом закинул в рот кусочек мяса, левой рукой взял и закусил горяченькой картошкой, мягкой, как масло с кусочком волокнистого мяса, выпрыснувшего из себя на его язык, вкуснейший сок. Странно, - подумал он, - что из такого монстра могла получиться  добротная пища.
Съев всё, что приготовил, Табачков ещё немного посидел, наслаждаясь сытостью, решил немного прибраться с приливом сил, резко встал и увидел своё отражение в грязном зеркале.
***
Из зеркала на него смотрело нечто отдалённо похожее на человека. Он давно не смотрелся, всё боялся подтвердить свои опасения на счёт носа. Но опасения подтвердились – носа не было – только чёрный провал. Глеб смотрел прямо себе в глаза, и где-то внутри крепла уверенность, что в зеркале не он, а кто-то совсем другой, скорее всего даже враг. Лицо незнакомца из зеркала было больше похож на череп, туго обтянутый тонкой серой кожицей и синими венами. Губы и веки давно съела радиация, а теперь вот и нос. Если бы не длинные седые, как у старика, волосы, которые тщательно укрывали от него остальное…  Он подозревал, что там всё намного хуже. А ведь ему сорок…
Если бы у него оставались слёзные железы, то по щекам сейчас бы заструились крупные слёзы, потому что Глеб Табачков когда-то был красивым парнем. У него было правильное лицо с аккуратным носом и чагравой шевелюрой, а над губой у него были такие сексуальные усики, что любая девушка, вдруг встретившаяся с ним глазами, бледнела и краснела со скоростью светомузыки.
Всё это началось спустя несколько месяцев после бомбёжки. Он ещё помнил, как вдруг обнаружил, что несколько пальцев на его руках лишились ногтей. Тогда было плевать, казалось, что это всё на время и когда-нибудь ногти вновь нарастут, а не нарастут, да и чёрт с ними – с ногтями. Главное, что бы с семьёй всё было в порядке и не задело фабрику, на которой он был мастером производства. Иначе он просто останется без работы. Наверное, прошло не меньше года, прежде чем он понял, что фабрику не задело, но работать на ней он уже никогда не будет.
Потом он стал терять вес, но вот задача, отшельник вдруг почувствовал, что силы его не покидают и он даже стал где-то мощнее. Радиация – странная штука, кого-то убила на месте, а кого-то приспособила к новым условиям жизни, будто выбрала из всех земных тварей самых лучших, самых мудрых и подарила им ключ от нового мира.
Посмотрел в окно – войну вспоминает, сбрасывает мысли – пшли к чёрту – дров нет, в парк нужно идти, не то вечером придётся есть мясо боборотня сырым. Жуть как не хотелось выходить. Прямо под окном впадина, над которой, казалось, даже небо покрылось копотью, и кружились в поисках добычи вороны. Эти вороны были самим порождением морока – не живые существа, под оболочкой которых сердце, печень, кровь, а настоящие конфигурации тьмы, чёрный рисунок в пространстве.
Глеб пока ещё всё помнил. И даже то, как образовалась эта воронка. Это было ранним утром, когда солнце начинало всходить и освещало развалины города, погружённые в пороховой туман. Несколько метров в сторону и ему не жить, а так только уши заложило. Судьба. Может быть, не зря все религии мира говорят о том, что всё вокруг нас лишь сон, неправда, иллюзия. Может быть, мы однажды проснёмся, когда умрём, например, и скажем: - Ну и бред приснился!
А сейчас нужно жить той жизнью, в которой оказалось побывать. Что бы собраться на улицу, особых приготовлений сейчас не нужно. Во-первых, давно уже нет бутиков и магазинов, и на улицах не ходят люди, по крайней мере, нормальные. Можно было выйти в тех же штанах и драной майке, в которой дома ходишь, и никто не посмотрит на тебя косо. Признаться честно,  Глеба этот факт какое-то время стал забавлять. Можно было зайти в любой магазин – теперь они все круглосуточно открыты – и взять нужную вещь, не заплатив. Так он и делал до тех пор, пока продукты в магазинах не испортились и даже такие, как макароны или крупа, стали покрываться зелёной плесенью, которую он так и не решился попробовать. С одеждой попроще, осталось несколько магазинов, которые чудом не сгорели во время вездесущих пожаров и там до сих пор можно было отыскать себе приличные шмотки. Только теперь всё это больше похоже на жизнь на свалке, там тоже всё бесплатно и не приносит удовольствия.
Подъезд был разгромлен и пропитан затхлостью. Здесь  шли бои и перестрелки, когда люди, которые не попали в метро, стали бороться за выживание. Стены были покрыты глубокими выщерблинами и выбоинами, каменные поручни обвалились, обнажая остовы арматур, а ступени от времени настолько стесались, что в некоторых местах, можно было катиться с них как с горки. Жаль только - его шаги были единственными в подъездке, ведь в такой весёлый, солнечный день здесь должна была шумными стайками топать молодёжь и спускаться на лавочку старики. А какой сегодня день?
Дверь подъезда распахнулась, и свежий воздух с тонкой эссенцией затхлости ворвался внутрь настоящим ветром, погулял вокруг него, под потолком, воронкой обдал ноги и вырвался обратно. Глеб сделал шаг на волю и почувствовал, как отовсюду глядят глаза – удивлённые, ошарашенные и злые. Чей-то недобрый глаз следил, и всё кругом замерло, будто чьё-то око взяло всё вокруг под свой контроль и остальные вокруг него – рота солдат, ждущие приказа авторитарного главнокомандующего. Странно, - подумал скиталец,  - раньше не было такого чувства. Он запрокинул голову. Казалось, что он лишь букашка, какой-нибудь красотел бронзовый, который существует для того, что бы птицы им кормились.
Здоровый ворон, противно каркнув, стелясь к земле, бросился прочь. Возле зажужжали комары, словно дюжина кровососущих вертолётиков. На этакой жаре они не причиняли вреда и всё тянулись ближе к тени. Глеб небрежными движениями отмахивался от них руками – мелкие, дотошные – они позволяли с лёгкостью себя убивать и всё потому, что это было впустую – на место одного вставали двое. Пилигрим пристукнул одного на предплечье и пошёл. Насекомое замерло, еле перебирая контужеными ножками, и упало на землю. О нём теперь никто не вспомнит в этом громаднейшем мире и комар сейчас, кто знает, как будет мучиться от сотен переломов в одиноких травинках.
Асфальтовые и бетонные дорожки в некоторых местах ещё хорошо сохранились и среди всеобщего хаоса казались неестественными, вжатыми в землю какой-то титанической силой. Пейзаж вокруг давно наскучил Табачкову: уродливые остовы домов, похожие на сгнившие зубы, перевёрнутые автомобили и упавшие рекламные плакаты, на которые даже смотреть больно. Единственное, что привносило хоть какое-то оживление – нечастые смерчи, которые гуляли, вопреки своей неразумности прямо по дорожкам, начисто их выметая.
Отшельник оглянулся. Что такое? В душе что-то скребёт и шипит угрожающе стройной куфией. Смотрит кто-то прямо ему в спину, меж лопаток. Странно, воображение что ли разыгралось. Боборотни вроде днём не шастают, по норам да подвалам отсиживаются. Оно и понятно – ночью-то куда выгоднее на охоту выходить – не такие уж они и крепкие чтобы при свете дня встречаться с жертвой глаза в глаза. Нет, тут явно что-то неладное.
Что бы попасть в парк, где он срубит давно засохшее дерево, нужно было свернуть с дороги за одним из домов. Так он и сделал – свернул резко в сторону. Здесь было темно от теней нависших развалин и приходилось идти, ступая очень осторожно, высматривая на земле забытые, заросшие тропинки. На душе полегчало - ощущение пронзающего взгляда пропало и забылось.
Теперь должен быть труп, - вспомнил он, выуживая из памяти знакомые ориентиры. Точно, вот он лежит. Уже мумия со скрюченными пальцами. За долгие годы он почти полностью слился с землёй и если бы Глеб не знал, что труп там – ему бы ни за что его не обнаружить. Рядом с телом земля иссохлась и потрескалась, превратившись в чёрную паутину. Он прошёл мимо, пытаясь не потревожить сладкий сон погибшего при бомбёжке. И вот он уже невдалеке – парк. Слева небольшой пруд. Внутри что-то булькает, а поверхность постоянно колышется густыми, вялыми волнами. Что за рыбы водятся в таких водах? Не дай бог когда-нибудь узнать.
Дровосек замер, не донеся ногу до земли всего нескольких сантиметров. Звук какой-то заставил его насторожиться. Не похожий на другие звуки, а значит опасный. Непонятно на что это похоже, с чем его идентифицировать. Похоже одновременно на металлический скрип вкупе с шуршанием крокодиловых чешуек и рвущихся упругих нитей. “Ой, не нравиться мне это”, - сглотнул Глеб и осторожно пошёл дальше. С другой стороны – может это просто ветер играет с вездесущим мусором. Возможно и так, но разве можно успокаивать себя в Парке? Здесь нужно пребывать в