Жить взахлёб, любить до дна (Русалка чёртова)

помнит ту, нашу первую, встречу, когда мы столкнулись лбами и смеялись до упаду? Но это ладно. Неужели он не помнит, как ухаживал за мной? Как подарил сотню подарков: платье и платки, кольца и серьги, книги по кулинарии и даже цветы? И не помнит тот наш первый поцелуй? Ночью. Ещё тогда, когда мы ходили на танцы. Как он несмело признался? И поцеловал. Да от неловкости так поцеловал, что не попал в губы и поцелуй получился таким смешным – в край губ, но я не засмеялась, а поцеловала его в ответ, на этот раз точно. - Этот поцелуй для неё, она не знала как для него,  но для Тани этот поцелуй остался на всю последующую жизнь как что-то яркое, как на тропе сквозь пустыню выросший цветок розы.
Иногда он поднимал на неё голову со своими блеклыми глазами, вокруг которых чёрные круги. Таня напоминала красивую бабочку, неспешно летящую посреди знойной пустыни в раскалённой, подрагивающей дымке воздуха. И всё же в другое место его тянуло, будто бы душу вынимало – в воду, в озёра с чистой, колодезной водой.  Значит, уж судьбою с детства был предназначен для этого, и ошибкой природы было сделать из меня человека, а самой владелицей судеб был прописан этот  тяжёлый день.
Вот уже перевалило за обед и солнце по наклонной тянется к горизонту.
- Давай! – вдруг приказала она. – Как когда то, как в те времена, когда мы танцевали, пели, радовались жизни и не обращали внимания на мелкие неурядицы…
Он так и глядел ей в рот, шею вытянул, под глазами чёрные полумесяцы. “Не вынесу, - думал он, - не выдержу этого испытания! “ Почувствовал, как в голове всё закружилось. Уже непонятно чего он хочет, к чему стремится, кого любит, кого ненавидит – один хоровод, одни бесовские пляски. Глаза Юры вдруг заплыли влагой, задрожали, как солнечная дымка у асфальта в раскалённый день. Зашептал чуть слышно какую-то молитву. Не разобрать что за молитва, только шевеление губ.
Знал, что от этого  уже никакого толку, но хотелось  хоть какой-то помощи со стороны или простого совета. Да, конечно, решение нужно всегда находить самому, но оно находится только тогда, когда есть чужой совет, когда ты его отвергаешь или принимаешь – это и есть воля выбора, а если нет ориентира…
“Какими же детскими покажутся мне эти проблемы, когда я вернусь к Маргарите и растворюсь в её объятиях”, - думал он, глядя мимо жены в окно, где уже стояла мутная завеса вечера и ни одного движения её не колебало. Жутко, будто за стенами нет ничего или начинается то, о чём мы говорим на уроках астрономии. На улицу вовсю опускались сумерки и где-то далеко – у озёр, поднялись к небу голоса. Заунывное пение у берегов. Юра поднял на неё щенячьи глаза, просящие пощады.
- Тебе нужно идти! – сказала Таня – эта хрупкая, больше, чем слабая женщина.
Круговым движением он вытер лицо от слёз и лишь только всё смешал и размазал. Ему захотелось кинуться на неё и сильно обнять, но он удержался. Встал, и вдруг Юре показалось, что жизнь ушла.
- Юра! – воскликнула она и бросилась ему на плечи. Прилипла, такая лёгкая, как дуновение ветерка, как бесплотное облачко. Обняла его за шею белыми, как молоко, руками. Тело её сотрясали рыдания. Она провела ладонями несколько раз по его спине, но он вовсе этого не заметил.
Когда Таня отлипла от него, в большинстве из-за того, что Юра сам легонько оттолкнул её, она закрыла лицо руками, из-под которых по щекам протекала влага. Наступила тишина, только в доме соседей взвыли собаки плачущим, унылым воем, как дождь пасмурной весной. Он несколько секунд смотрел в её телячьи глаза, а потом закрыл за собой дверь.
Секунда тишины, а потом в одном из домов сладкими голосами затянулась песня одной известной эстрадной группы. Встречу ли я его ещё или на каждом шагу буду ошибочно узнавать его знакомые контуры, его рубашку, его негромкий голос? Теперь это так неестественно – быть одной, когда он не на работе, а ушёл навсегда, в неизвестно куда. Зря я надеюсь! Не будет теперь никакой нечаянной встречи. Ему теперь нельзя даже позвонить, спросить как дела или написать письмо, что намного откровеннее.
Упала на колени, громко всхлипнув. Горячее, как кровь, потекло по щекам. Она протянула руку и пальцами пощупала его рубашку, пустую без него, прижала к лицу и заплакала в неё. Рядом сидела Томка и, не смея произнести ни звука, лишь переступала с лапки на лапку, слезливо так смотрела на неё, будто спрашивала: “Куда ушёл папа?”
И тут со стены сорвались часы и грохнули об пол, рассыпались на части и остановились. К смерти хозяина. Смерть почуяли, - подумала она, вскочила с пола и бросилась к двери, вырвалась на улицу – в ночь, в которой не видно ничего и уже ничего не слышно, даже песен у озера.
Она вытерла ладонями глаза, но ничего не получилось – слёзы вновь покатились по щекам. Лёгкий ветерок раздувал на ней лёгкое платье. Таня, голенастая, опёрлась о деревянный поручень локтями и закрыла глаза холодной ладонью.

Мои рассказы и рисунки: http://art-assorty.ru/93-denis-blincov-rasskazy.html