– Так вперед же! На мост! – призвал я Фёдора.
Дорога от аэропорта, называемая автострадой Бейшор, очень узенькая, виляющая единственной полосой (тоже мне, автострада называется!) сверкала столь яркой разметкой, будто ее нанесли специально к нашему прилёту, хотя ковров и почетных караулов в аэропорту я не разглядел.
Встречных машин попадалось мало, но все они сверкали нереальной чистотой. Если легковые, то, чаще других проносились большие японские «Аккорды» или «Камри», белые как у Фёдора, а если грузовички – то небольшие со смешными мордочками и разукрашенные в разные яркие цвета.
Сразу удивило, что водители не строили из себя гонщиков и суперменов, не ерзали по дороге, словно, шелудивые, без чего езда русским просто претит! Здесь же все катились степенно, чтобы приехать, куда и собирались, а не «оттянуться»!
– А далеко нам до Санта-Клары? – спросила уставшая Светлана.
– Совсем нет! – успокоил Фёдор. – Всего семьдесят километров! Но мы едем в другую сторону!
– Как? – крик отчаяния вырвался из моей жены. – Я больше всего на свете мечтала принять ванну!
– Ванна в США, миссис, – это большая роскошь! Нет! Это даже недостижимая для многих мечта! – опять обрадовал нас Фёдор. – Да и душ здесь не всем по карману! По крайней мере, не всякий день!
– Шутите, мистер? – уточнил я.
– Увы! Вода здесь столь дорогая, что даже богачи ее расходуют по капельке, да еще часто оставляют на второй раз! – обосновал предыдущее заявление Фёдор.
Светлана выразительно застонала:
– Боже мой, Сашка! Куда мы прилетели? В какую Сахару нас занесло? Фёдор, а почему мы удаляемся хотя бы от душа?
Фёдор оправдался:
– Так мне же мистер Гвоздёв приказал! Приказал – вперёд! Значит, в Сан-Франциско! Я и подумал, что вы намерены его осмотреть! Потом-то долго не соберетесь! А Санта-Клара от вас не убежит! Она совсем другая…
Светлана застонала от безысходности и крушения американской мечты.
– Ладно, Фёдор! Дави педали, пока не дали… – успокоил я его. – А заодно объясни нам, будь добёр, что ты понимаешь под словами «совсем другая»?
Я столь много был наслышан о прелестях Сан-Франциско, что давно уверился, будто этот город просто обязан сразить нас наповал. Но с первого раза этого ему не удалось!
Когда мы вкатились в город, он был залит туманом такого же подушечного вида, как облака под крылом надоевшего нам самолёта.
Кое-где, вырвавшись из нагромождения полуживых подушек, красовались холмы, впритык застроенные причудливыми домиками самых диковинных, но приятных на вид архитектурных форм.
Вдали, может даже в самом центре, торчал очень фигуристый небоскрёб «Трансамерика», видимый здесь отовсюду. Рядом с ним портили эстетику безликие коробки ещё нескольких небоскрёбов, чуть пониже ростом. У них, как я решил, оказалось единственное достоинство: мой взгляд скользнул по ним, не задерживаясь.
Удивил нас необычный трамвайчик, медленно съехавший с холма в густой туман. Широкий, весь открытый и продуваемый насквозь, видимо, сделанный из разукрашенной фанеры, он на крыше не имел обычного для трамваев токосъемника. Занятно, куда он делся! На всех боках вагона бесстрашно висели люди. На них не обращали внимания.
Интересным мне показалось, как здесь парковались легковые машины: поперек крутых улиц, сильно накренившись на бок (из-за крутизны улиц) и уткнувшись носами в закрытые ворота своих гаражей. Видимо, заезжать в них днём водители ленились.
Центр города, пожалуй, давным-давно оккупировали многочисленные китайские торговые точки с красочным зеленым рынком посредине. Всюду одни китайцы и дефилировали! Даже ярко разукрашенная детская площадка оказалась китайской, ведь на ней виднелись одни лишь иероглифы. Людей в городе, по нашим меркам, было крайне мало.
Надумай хоть кто-то спросить тогда нас об этом городе, что смогли бы мы рассказать о почти миллионном Сан-Франциско, всего-то прокатившись по его нескольким улицам в закрытом автомобиле? Почти всё слилось в какой-то неразъемный клубок невыразительных впечатлений. Но восхищения не было.
Может, еще и от усталости в памяти осталось лишь болезненное головокружение, раздражающее мелькание всего и вся, разноцветье улиц, то ныряющих вниз, то карабкающихся вверх! Запомнилось много зелени и цветов! Даже на крохотных балкончиках! Даже на подоконниках открытых окон! И досадная головная боль от верчения головой впридачу.
Мы что-то замечали сами, на что-то наше внимание обращал Фёдор, что-то мы уже знали из энциклопедии, о чём-то где-то слышали… Но для любых восторгов мы предельно утомились.
Даже теперь, через многие годы после первой встречи с Сан-Франциско, даже теперь, когда я его хорошо узнал, мне трудно охарактеризовать этот город коротко и емко, чтобы стали понятны его основные родовые черты.
И всё же попытаюсь, если кому-то интересно.
Можно смело утверждать, что Сан-Франциско – это город с самой большой в США концентрацией образованных людей. Внушительное качество, да? Не знаю, связано ли одно с другим, но одновременно в городе достигнута и наивысшая концентрация гомосексуалистов, к которым я испытываю… В общем, понятно что, но говорить о них в тоне, который более всего для них и подходит, здешний закон запрещает. Закон их даже воспевает! Здесь же якобы свобода для всех и от любых ограничений! От оценок я воздержусь!
Сан-Франциско – это город не заканчивающихся никогда землетрясений! Они происходят ежедневно, правда, слабенькие, всего-то на пару баллов. Ощущаются каждую минуту, но не пугают. А вот в году 1906-м, кажется, город буквально разнесло на кусочки. Потом он даже не был восстановлен, ибо восстанавливать оказалось нечего, а выстроен заново. И ведь красиво получилось.
Сан-Франциско – это город, где не бывает очень холодно, но не бывает и очень жарко. Весь год температура воздуха пляшет в диапазоне плюс десять и плюс двадцать по Цельсию. Но не стоит обольщаться! Здесь часты холодные туманы, которые даже летом заставляют лязгать зубами! Рекордная температура в 1932 году составила минус три градуса. А самая высокая – почти сорок жары, навалилась в июле 2000 года. И всё же то были редкие аномалии!
Блеск непредсказуемого в своих спектаклях Тихого океана заметен с многочисленных холмов города. На холмах можно спасаться при цунами. Они не столь уж редки, и нельзя забывать, что центр города всего на 9 м выше поверхности океана! Об остальном можно догадаться самостоятельно.
Кому-то, возможно, польстит, что в здании городского оперного театра «Памяти войны» в 1945 году проходила конференция объединенных Наций. На ней приняли Устав созданной тогда же ООН. А сегодня мне кажется, будто ООН настолько обветшала, так мало с нее проку, что пора бы ее сдать в музей. Хорошо бы, в музей самого Сан-Франциско, откуда она и начиналась!
И ещё! В конце 60-х годов город оказался центром самой разнузданной и позорной хипповой революции за всю историю человечества. Он надолго стал гремучей смесью из неестественно завывающей музыки, потока наркотиков, раскрепощённости животных страстей и творческой экспрессии предельно безответственной молодёжи, наехавшей сюда чуть ли ни со всего света. Возможно, кому-то это и нравилось, хотя мне трудно поверить, будто люди могли нормально жить среди абсолютной вакханалии…
«Странно, – думал тогда я, – неужели никто в городе из ответственных должностных лиц не чувствовал себя обязанным навести элементарный порядок?! Видимо, руки оказались коротки в сравнении с теми руками, которые это вдавливали в население!»
– Всё, мистер Фёдор! – окончательно сломалась Светлана. – Если в Санта-Кларе есть для нас хоть какое-то пристанище, то везите поскорее нас только туда! Только домой!
– Будет сделано, миссис! Через час вы окажетесь в своём доме. Всё что вам может понадобиться в первое время, включая продукты питания, для вас уже приготовлено, так что заезжать по пути никуда не придётся!
– Через час! Как же это заманчиво! – шёпотом произнесла жена и заснула на моём плече.
– А завтра я заеду за вами часов в десять! – предупредил Фёдор. – На всякий случай заеду! Может, вы куда-то пожелаете съездить, оглядеться! И ещё, чтобы никому не забыть, теперь же переведите свои часы на местное время – сейчас 17:26, а число всё то же, семнадцатое, как было и в Саратове. Продолжается всё та же пятница!
Глава 20. Дома ли мы?
– Санта-Клара, – предупредил нас Фёдор, – по американским понятиям, достаточно крупный город, но всё же он совсем не большой. В нём около ста тысяч жителей, но всё же они, можно это с гордостью отметить, представляют цвет американской научной элиты. Это спокойный, сдержанный во всём город! Он так не похож на крупные и очень шумные американские города. Думаю, что вашей жене и вам, мистер Гвоздёв, жить здесь будет по нраву.
Через десять минут машина плавно съехала с той дороги, которая на плакатах преподносилась как автострада. Мы медленно прокатилась по двум-трём улочкам Санта-Клары с одноэтажными сказочными домиками, пару раз куда-то свернули, проехались по большой дуге вдоль обсаженного деревьями пруда и, наконец, остановились рядом с аккуратным красивым домом за радующим глаз заборчиком.
Светлана всю дорогу спала у меня на плече, иногда подёргиваясь и вскрикивая от избытка впечатлений.
– Мистер Гвоздёв, вот вы и дома! – прошептал Фёдор.
Он тихонько, чтобы не разбудить Светлану, приоткрыл дверь машины, извлек из почтового ящика у калитки связку из двух ключей и вручил их мне. – Такую же пару ключей вы найдёте дома на столе. Один ключ в связке – от калитки. Живите и радуйтесь!
Я качнул головой, демонстрируя одновременно понимание, согласие и благодарность за заботу о нас. А Фёдор добавил удивившую меня информацию:
– Только сразу вас предупреждаю! Ничего в доме не надо перемещать! Ничего не надо перевешивать! Ничего не надо прибивать на стены! Потом привыкните сами к тому, что в США делать так запрещено. И вполне обоснованно. Здешние стены протыкаются даже пальцем!
Теперь я огляделся вокруг нас с большим интересом, чем делал это по пути сюда. Всё-таки, здесь нам предстояло жить!
Оказалось, мы совсем не случайно остановились в этом месте – вблизи огромного красивого пруда, протяженные берега которого выгнулись в форме огромного сердечка. Оказалось, мы прибыли к себе домой! Теперь этот пруд будет нашим! Какое чудесное местечко!
[justify]Узкая пешеходная дорожка, ограниченная с обеих сторон тоненькими бордюрчиками, извиваясь, охватывала собой весь пруд, насколько ее удавалось разглядеть из машины. К дорожке
