вперёд обе руки. Бутылка, отскочив от них, упала рядом на диван.
‒ Что ты, брат, совсем мышей не ловишь. Чему вас там в мабуте учили? – засмеялся Длинный. Он снова запрыгнул на диван, щелчком выбил из пачки «Беломора» папиросу и подхватил её пухлыми губами.
Несколько глотков ледяной воды разлились по моему телу божественным нектаром, словно я неделю скитался по пустыне. Я почувствовал бодрость и силы, чтобы продолжать дискуссию.
‒ А как это с тобой случилось? – я похлопал по подлокотнику коляски Длинного, чтобы было понятно, о чём вопрос. Действительно, только сейчас я обнаружил, что ничего не знаю о происхождении его инвалидности. Если про мой случай он хотя бы знал, что это была мина, то его случай был мне совсем неизвестен. Но даже не это меня интересовало больше всего. С помощью этого вопроса я хотел подобраться к другому: «объясни мне, почему так получилось, если всё это твоя игра? Неужели ты этого хотел?».
‒ Я не очень люблю вспоминать эту историю, но если тебе так интересно…‒ Длинный пыхтел папиросой, которую не вынимал из уголка рта. – Нашу колонну чехи обложили, когда мы по мосту через горное ущелье ехали. Шансов не было никаких. Всё по классической схеме, первую и последнюю машину из граников подорвали, все остальные оказались заблокированы. Было два Урала, Шишига, две бээмпэхи и бэрдээм. Я был на броне бэрдээма. Лупили безбожно, всех пацанов вокруг меня сдуло. Мост узкий, навесной, так что с машины никуда не денешься. Тут я подумал, что если прыгнуть вниз, есть хоть какой-то шанс. Высота была метров двадцать, этого бы хватило, чтобы в лепёшку разбиться. Но там внизу речушка горная была, узкая, как муравьиная струя. У меня был один шанс из тысячи попасть в этот поток. Он бы хоть как то смягчил удар, да и вода всяко лучше, чем острые камни. На раздумье было не больше трёх секунд. Пацанов вокруг поубивало, а граники уже прицельно стали бить. Ну я броник скинул и сиганул прямо с брони солдатиком. Дальше чё было не помню, сколько был в отключке тоже не помню. Когда очнулся, понял, что меня течением вниз тащит. Сопротивляться, или к берегу плыть было бесполезно, оставалось только держаться на плову и хватать ртом воздух. Не знаю, сколько километров я так проплыл, но говорят, что все тридцать вёрст с гаком. Короче удалось мне зацепиться за какую-то корягу, когда русло снова сузилось. Ещё несколько часов я в обнимку с этой корягой пробыл. Сил больше не на что не было, да и вода ледяная. Зима же была. В общем чувствую, такое приятное блаженство наступает, ну как будто засыпаешь дома на мягкой перине. Я уже забываться стал, когда голоса услышал. Оказывается, на той стороне аул был, и меня оттуда заметили. В общем, мужики перебрались через речку и меня выудили. Так что повезло мне в один день аж два раза. – На последней фразе Длинный улыбнулся в первый раз за весь рассказ.
«Повезло? А ты с формулировкой не погорячился?» ‒ этот вопрос я не стал задавать вслух, но Длинный наверное мог прочитать его в моих глазах.
‒ А что с ногами? – спросил я уже вслух.
‒ Многочисленные переломы, да ещё и переохлаждение, я ведь больше четырёх часов в холодной воде пробултыхался. На третий день угроза гангрены появилась, поэтому решили ампутировать…‒ Длинный прикурил ещё одну папиросу.
Мне не хотелось ставить его в неловкое положение вопросом, который крутился у меня на языке, но что-то мне подсказывало, что Длинный снова вывернется. Сделав несколько больших глотков воды, я всё же решился:
‒ И всё-таки в тот раз ты проиграл…почему? Ведь это твоя игра! – Как я ни старался, вопрос получился с издёвкой.
‒ С чего ты взял, что я тогда проиграл? Знаешь, сколько человек двигалось в той колонне? – Длинный выдержал паузу, во время которой у меня почему то зазвенело в ушах. – Сорок восемь, включая двух офицеров. Разведвзвод, сапёры и сопровождение. – Он чеканил слова, словно маршал отдающий распоряжения. – А сколько осталось в живых знаешь?
Указательный палец, поднятый вертикально, оказался прямо на уровне моих глаз.
‒ Один… ‒ Снова повисла пауза, во время которой Длинный продолжал сверлить меня колючим взглядом. – Я оказался единственным выжившим из всех…и ты считаешь это проигрышем?
Здесь любой мой аргумент выглядел бы глупо, и я просто промолчал и согласно кивнул головой. Длинный же продолжал, и теперь моё внимание сосредоточилось на плавном движении его пухлых губ.
‒ Выжил я как раз благодаря тому, что вовремя переключился. Когда ты становишься игроком, то можешь наблюдать ситуацию со стороны. Ты знаешь, сколько у тебя есть времени на принятие решения, пусть это даже доли секунд; ты можешь видеть варианты развития событий и выбирать из них наиболее правильный. Это совсем не то, когда ты находишься внутри. Представь себе: кругом грохот, стрельба, мат; твой товарищ лежит рядом на броне с перебитой артерией из которой во все стороны хлещет кровь. Все остальные попадали вниз после первой же очереди. Пули как горох стучат вокруг тебя по броне. Сможешь ли ты здраво мыслить в такой ситуации? В лучшем случае инстинкт самосохранения подскажет тебе, что нужно слазить с брони и оставаться на этом узком мосту. Твои мозги парализованные паникой и страхом вряд ли сообразят, что каждая лишняя секунда, проведённая на мосту под прицельным огнём это гарантированная смерть. Никто не принял решение прыгнуть вниз. Они все остались лежать там на мосту.
Моё воображение подстёгнутое лёгким наркотиком живописно нарисовало картину кровавой расправы на мосту. Мой нос уловил запах пороха, страха и смерти, а во рту появился металлический привкус крови.
‒ Извини, я был не прав! Это победа! – я похлопал Длинного по плечу, но его как будто не устраивали снисходительные нотки в моём голосе.
‒ Ты же не это имел в виду. Ты сейчас думаешь: можно ли считать такой результат победой? – Длинный провёл рукой по своим культям. - Может быть, лучше было остаться там на мосту?
Я замотал головой, но Длинный продолжал.
‒ Уверен, что ты думаешь именно так. Знаешь, что я тебе скажу, братишка. У меня никогда даже мыслей таких не было, кроме, может быть, небольшого сожаления. Я сохранил самое ценное, что имел. Тогда я сохранил жизнь своего любимого солдатика. Пусть он немного покоцаный, зато он есть.
‒ Да-а, если бы не было этого солдатика, то не было бы и тебя, - кисло ухмыльнулся я.
‒ Я бы никуда не делся, просто пришлось бы взять другого солдатика…
Эти слова Длинного снова вогнали меня в ступор. Они показались мне сущим бредом, и я даже хотел пропустить их мимо ушей, но вдруг снова услышал свой голос, который сегодня действовал помимо моей воли.
‒ Его просто некому будет взять, ведь не станет главного…все эти методы, волшебные слова, лазейки, солдатики это порождение твоего мозга и они умрут вместе с ним.
‒ Понимаешь, я чувствую, что есть что-то выше, чем просто серая масса в моей черепной коробке. Это «что-то» управляет всем, в том числе и моими мозгами. Оно в нужный момент может включать их на полную мощность, или наоборот отключать, когда они не нужны. Я чувствую, что это «что-то» не просто моё тело. Оно не ограничивается плотью. Это нечто большее. – Длинный похлопал себя по груди открытой ладонью. – Если не будет всего этого, то я всё равно останусь, потому что я не это…
В моей голове сильно пульсировало, будто там закипала густая каша. Я схватил бутылку и снова сделал несколько больших глотков, словно вода могла остудить мои мозги.
‒ Знаешь, Длинный, тебе точно нельзя курить…‒ сказал я, медленно качая головой.
Длинный замолчал. Его взгляд давил на мои зрачки, которые вот-вот должны были провалиться в черепную коробку. Вдруг он громко хрюкнул носом, и захохотал. Я тут же подхватил его смех. Теперь всё встало на свои места. Он просто гнал пургу, издевался надо мной, а я дурак и уши развесил. Он тыкал мне кулаком в плечо, приговаривая:
‒ Как тебе вынос мозга? Я же тебя предупреждал!
‒ Да уж…а я думал ты это серьёзно…мне даже страшно за тебя стало. – отвечал я, продолжая смеяться.
‒ Ты не ошибся! Я это серьёзно…‒ Длинный в момент перестал смеяться.
‒ Опять начинаешь? – робко хихикал я, надеясь, что это вторая часть розыгрыша.
‒ Нет, это правда серьёзно! Я действительно так считаю…Жалко, что ты меня не понимаешь. – глаза Длинного ещё слезящиеся от смеха снова заарканили мой взгляд.
‒ Слушай, Длинный, я перестал понимать, когда ты прикалываешься, а когда говоришь серьёзно. – Я услышал жалобные нотки в своём же голосе.
‒ Ты думаешь, я могу шутить такими вещами?
‒ Просто я не понимаю…
‒ Во-от – перебил Длинный снова наклонившись ко мне. – Ты просто не понимаешь. Когда не понимаешь можно, или не согласиться, или поверить. И выбирать тебе. – Длинный замолчал и наклонил голову на бок, прожигая меня взглядом. Он чего-то ждал.
‒ Я бы хотел поверить, но как? – я глупо ухмыльнулся.
‒ «Как?» это неправильный вопрос. Правильный вопрос – «зачем?». Если ты ответишь на этот вопрос, тебе останется только одно – поверить. Если хочешь, я тебе помогу. Ты же сам просил научить тебя, как находить общий язык с людьми. Если хочешь научиться чему-то от меня, тебе нужно верить в то, что я говорю, пусть это даже кажется тебе нелепицей. Когда тётя Тоня сказала мне эту фразу «кыс-кыс», я не думал что это за ерунда и почему она должна работать. Я просто произнёс эту белеберду, потому что мне нечего было терять. Ты, наверное, поступил точно так же. Убедился, что работает?
‒ Работает! – я утвердительно кивнул.
‒ Вот видишь? Тебе всего один раз нужно было перешагнуть через недоверие, и ты сразу получил результат. Всё потому, что ты сразу же стал действовать. Ты не сомневался, не искал доказательств, а просто пошёл и сделал. Такие вещи очень трудно описать словами. Но это не значит, что их нет.
Вдруг Длинный потянулся, раскинув руки в стороны. – Может поедим? Я чё то проголодался. Ты как?
Я с радостью согласился.
Второй раз за эти сутки я был голоден, как волк. В этой жизни со мной такого ещё не было. Я заново вспоминал чувство голода, чувство жажды. Во мне проснулась жажда жизни. Я со свистом всасывал в себя дымящуюся лапшу, это царское блюдо, приготовленное великим кулинаром Длинным за каких-нибудь пять минут. Он был тоже полностью поглощён процессом еды, и я мог слышать только его чавканье рядом. В этот момент я почувствовал себя счастливым. Как приятно было находиться в тёплом светлом помещении, когда снаружи глубокая ночь, дикий холод и валит снег. Как прекрасно ощущать, что рядом с тобой сидит твой друг, человек полностью созвучный тебе, с которым вы совпадаете, как две половинки случайно разорванной денежной купюры.
Я доел всё до последней макаронины и допил из пластикового контейнера остатки тёплой жижи, вкуснее которой не было на свете.
‒ Это ещё не всё, ‒ сказал Длинный, закончив есть. Он добрался до холодильника, из которого достал
