‒ Восемь два в нашу пользу, ‒ уверенно сказал он.
Короткое интервью закончилось и журналисты поблагодарив нас спустились вниз.
‒ Завтра мы проснёмся знаменитыми! – Длинный похлопал меня по плечу.
Он болел жарко, темпераментно. Его звонкий голос всегда выделялся на фоне общего гула.
«Давай, давай пацаны…пошли вперёд! Мещеряков мазила…На Козлова пасуй…закройте пятого, ну чё вы телитесь…»
Когда наша команда забивала гол, он неистово орал и подпрыгивал на своём сидении так, что резонанс расходился на весь ряд. Пропущенные голы вызывали у Длинного не меньше эмоций, и в этот момент зал прорезали несколько матерных выражений. Я постепенно заражался темпераментом друга и с каждым матчем мой голос становился всё сильнее и громче.
Однажды, в перерыве между таймами, когда мы раскупорили жестяные банки с холодным пивом и сделали по первому смачному глотку, я спросил у Длинного:
‒ А помнишь ту нашу первую встречу там в «Строяке»? Ты тогда ещё наехал на Кирю и Вано, за то, что они такие ярые болельщики…
‒ Ну, помню…и чё?
‒ Я смотрю, что тебя не меньше их игра затягивает. Что бы ты им сейчас сказал?
‒ Да тоже самое…
‒ Почему? – я сделал удивлённый вид, хотя предвидел этот ответ Длинного и знал, что он как всегда выкрутится.
‒ Ты слышал о чём я тогда с ними говорил? Они болеют за что-то неосязаемое, нереальное. Сидят перед телевизором и страдают за какой-то клуб, в котором больше легионеров, чем наших игроков. Они болеют за марку, за бренд, понимаешь?
‒ Какая разница за что? Они болеют точно так же, как и мы с тобой…
‒ Нет не так же. Смотри, Саня, здесь всё настоящее. Этот зал – Длинный похлопал по пластиковой спинке сидения – эта команда, ‒ он показал на пока ещё пустое поле внизу, ‒ все эти люди…‒ Он сделал небрежный жест в зал.
‒ Пусть всё это простое, маленькое и не имеет такого громкого имени, но оно настоящее. Они настоящие и мы тоже. Мы можем влиять на них своими криками эмоциями, мы с ними в одной связке, и они чувствуют нас. – Он снова показывал на невидимую команду на поле. – А Киря и Вано, они болеют за пустоту, обсуждают её, тратят на это время.
‒ Ну это не совсем пустота…‒ возразил я.
‒ Пустотой я считаю всё то, на что ты не можешь конкретно повлиять. Всё то, что кажут по телику, все эти новости, события, все эти склоки больших людей и звёзд – это для меня пустота. Она меня никак не касается, и я с ней нигде не пересекаюсь. Я не собираюсь тратить ни одну секунду своего времени на эту пустоту. Вон уже парни вышли! – Он вдруг резко переключился и влился в общий хор болельщиков, кричащих речёвку.
2
Со временем у нас сложилось две категории мероприятий. Одни, такие как бары, театры, биллиардные и прочие тусовки мы посещали стихийно. Вторая категория мероприятий относилась к плановым. Так во вторник и в субботу мы ходили в баню, каждый четверг мы посещали собрания «Ассоциации», так же в определённые числа месяца мы ходили на игры нашей команды по минифутболу.
В моей жизни теперь не осталось места для одиночества, уныния и скуки. Жили мы теперь в гараже у Длинного. Мои родители не были против. Для них я словно женился, или просто переехал в другое место, как самостоятельный полноценный человек. Недуг отца беспокоил его всё больше и мать наверное была рада избавиться хоть от одной обузы.
В Ассоциации с некоторых пор мы стали самыми популярными и самыми уважаемыми после Антона людьми. Нет, наверное правильнее сказать, что мы были самыми, а Антон шёл сразу же после нас.
Нас любили не только за внешний вид двух бодрых всегда улыбчивых колясочников, одетых в одинаковые олимпийки, похожих на миникоманду, или отряд потому что везде были неразлучны; не за весёлые байки и анекдоты, которые бесконечно рожал Длинный и которых наверное было миллион в его загашнике. Любовь участников «Ассоциации» была вполне заслужена той практической пользой, которую мы стали ей приносить.
Однажды Антон вызвал нас к себе. Отдельного кабинета у него не было, и когда он хотел устроить приём тет-а-тет, то просто поднимал вверх ладонь, если кто-нибудь посторонний пытался подойти к столу накрытому красным кумачом. Этот его знак означал, что его сейчас не нужно беспокоить. Завсегдатаи быстро понимали, когда у Антона идёт приём, по ограниченному числу обычно из двух-трёх человек, сидящих за столом. В обычное время, к столу было просто так не подойти, из-за кучкующихся вокруг него людей.
Антон поставил на стол три гранёных стакана и расплескал в них водки из початой бутылки. Это было стандартное начало серьёзного разговора.
‒ Тоша, а что-нибудь кроме водки у тебя есть? Коньячок, например, а то меня в последнее время что-то воротит…‒ Длинный шутливо поморщился.
‒ Откуда, Славка! Мы элитные напитки не употребляем, как некоторые знаменитости, которых уже по телику показывают. – Антон звякнул своим стаканом об мой и об стакан Длинного, который пока ещё стоял на столе. Длинный всё-таки подхватил свой стакан и мы хором выпили, а потом так же хором понюхали запястья рук и тут же устремили их к единственной закуске, лежащей на столе. Шоколадка мгновенно сломалась на несколько частей и исчезла в наших руках, сбросив на стол свои блестящие одежды.
‒ У меня к Вам предложение, пацаны! – Антон по очереди заглянул нам в глаза. Его щёки и нос начали приобретать розовый румянец.
‒ Вы сейчас парни известные, полгорода вас знает. Там где можно и где нельзя засветились, вон даже по ящику вас показали. Может мы вашу известность, или как его там называют…имидж, используем для благих целей? Ассоциации поможем, да и сами заработаем. – При этих словах Антон почему то оглянулся по сторонам.
‒ И как интересно, ты собираешься использовать наш имидж? – Длинный катал по столу пустой стакан, чётки болтались на запястье его руки.
Антон опёрся на локти, наклонился к центру стола и начал говорить тихо и вкрадчиво.
‒ Кто сейчас в городе знает, что такое Ассоциация? Это просто слово, которое никому ничего не говорит. А за этим словом все эти парни, которых жизнь не особо-то балует. – Антон согнул руку в локте, показывая большим пальцем себе за спину. Все они незаменимы в военных условиях. А здесь на гражданке они никто, мусор. Они и постоять то за себя по большому счёту не умеют. Поэтому мы и сбиваемся в кучи. Здесь ведь мы не только с депрессией боремся и с афганским синдромом, хотя этого в нас во всех выше крыши. Здесь мы ещё пытаемся помочь. Кому деньги на операцию, кому за кредит поручимся, за кого перед начальством похадатайствуем, а кому и ссуду дадим на ремонт, или дачный участок. Денег всегда не хватает, а рекламщик из меня никакой….- Антон кисло улыбнулся, выдержал паузу и снова по очереди одарил нас взглядом маленьких горящих глазок.
‒ Я вот как вчера вас в телике увидел, меня словно молния ударила. Я подумал, что люди будут лучше, лояльнее относиться к Ассоциации, если они будут видеть её воочию. Нашей организации нужны яркие представители с которыми бы она ассоциировалась.
‒ То есть ты предлагаешь, чтобы Ассоциация ассоциировалась с нами? – хмыкнул Длинный. – Звучит как тавтология.
‒ По хрену, как это звучит. – Антон трясущейся от возбуждения рукой налил по второй. Звякнув стаканами, мы снова выпили, Антон и Длинный тут же закурили, а я вынужден был долго нюхать рукав своей олимпийки.
‒ Вы молодые, вас знают, с вами приятнее будет вести диалог. Тем более…Антон замешкался, не зная как деликатнее выразить свою мысль. ‒…никому не нужно будет объяснять, что вы в то же время являетесь жертвами войны. Ваш внешний вид будет говорить всё, о тех, кого вы представляете.
‒ Я себя жертвой не считаю – категорично буркнул Длинный, туша сигарету в пепельнице.
‒ Я тоже! – эхом отозвался я.
‒ Да это всё образно, парни! Ну какие же вы жертвы. Честно говоря, вы не больше инвалиды, чем большая часть этого города, да чё там города, страны. Нам нужен яркий образ, так сказать, знамя, и лучших людей для этой роли, чем вы, я себе даже не представляю.
‒ Что ты нам предлагаешь? Бегать с шапкой и просить деньги на помощь Ассоциации? ‒ спросил Длинный.
‒ Ну зачем ты так, Слава, ‒ поморщился Антон. Неужели ты думаешь, что я настолько вас, не уважаю, чтобы предложить вам такое? Никаких шапок…мы не попрошайки, а представители солидной организации (во всяком случае, так мы должны про неё говорить). Купим вам новые «комки», ты свою медаль нацепишь, и будете уа-ще красаучиками – он попытался спарадировать грузинский акцент.
‒ Тоха, давай ближе к делу! – костяшки чёток Длинного защёлкали словно счёты. – Что эти красавчики должны делать?
‒ Ничего сложного, предосудительного и криминального. Мы будем собирать деньги в фонд Ассоциации.
- А у Ассоциации есть свой фонд? – Длинный наклонил голову на бок.
‒ Пока нет, но если вы согласитесь, то прямо сейчас и учредим. – Антон пожал плечами, словно речь шла о пустяковом деле.
‒ Погоди, Тоха, фонд дело серьёзное. Там бумаги нужны заверенные, бухгалтерия всякая, ревизии. Его же нужно юридически регистрировать. – По скорости, с которой Длинный перебирал костяшками чёток, я понял, что дело его заинтересовало.
‒ Никакого официоза! – Антон категорично стукнул ребром ладони по столу. – Я уже в эти игры наигрался. Была у меня фирма своя, от которой эти ублюдочные инспекции за год оставили рожки да ножки. Одни за другими ходили, пожарники, налоговая, менты…один круг сделают и на второй заходят. Так и ходили, пока я не плюнул и не прикрыл лавочку. Не-ет, ребята, второй раз на грабли наступать не будем. Всё будет неофициально.
‒ Кто же тебе даст неофициально? – грустно хмыкнул Длинный.
‒ Вот здесь, парни, нужно включать творческое мышление. – Антон поднял указательный палец вверх. ‒ Всё будет зависеть от того кто будет просить, а главное как!
‒ Ещё один вопрос забыл: у кого? – щёлкнул импровизированными счётами Длинный.
‒ У кого? У директоров, у владельцев предприятий, магазинов, лавочек, у тех, кто непосредственно находится у кассы. Это, что касается последнего вопроса. На первые два мы должны ответить с вами вместе. – Теперь Антон впился глазами в Длинного. В этих переговорах он был ключевым звеном.
‒ В целом предложение заманчивое, ‒ почти не шевеля губами мурлыкал Длинный. – Тем более что-что, а просить мы умеем. Правда, Саня? – он пихнул меня локтём в бок. Я радостно кивнул, воодушевлённый тем, что хоть каким-то образом участвую в этом деловом разговоре.
‒ Нужно только сразу прояснить некоторые моменты! – Теперь уже Длинный опёрся на локти, нависая над столом, и в упор глядя на Антона. – На каких условиях мы будем работать?
‒ Пока ещё не ясно, о чём
