Вёл переговоры только Длинный, а я был при нём молчаливым антуражем, дополнительной декорацией, предназначавшейся для усиления эффекта, который мы производили своим появлением. Длинный нигде не повторялся. С каждым новым человеком, в новой ситуации и обстановке он вёл себя по- разному. Оказывается, у него не было единой заготовки, заученного текста, какими пользуются обычные торгаши. Ему было интересно адоптироваться, находить общий язык с каждым новым собеседником. А мне было интересно наблюдать за Длинным. Это всё что я на тот момент мог делать.
Лишь одна фраза повторялась Длинным при каждом разговоре. Он произносил её в разное время своего монолога, но чаще всего ближе к его завершению. Эта фраза была ключевой, она выводила разговор на финишную прямую и переключала собеседников на конкретные практические действия. Звучала она в основном так:
«Мы хотим попросить помощи у людей, которые понимают нашу проблему, которые поверят нам и не пожалеют поделиться малой каплей своих средств, с теми, кто в них действительно нуждается».
Это было идеальное сочетание слов, формула, выведенная Длинным, которая позволяла нам получать максимум отдачи от каждой встречи. Может быть, и без этой формулы наши просьбы находили бы отклик, но я знаю, что такого эффекта уж точно не было бы, как и без мантры «кыс-кыс-кыс», которую я неустанно повторял про себя.
За две недели кропотливой работы мы побывали более чем в тридцати местах и заработали для фонда около четырёхсот тысяч рублей. Сорок тысяч, оговоренные десять процентов, мы поделили между собой. Поначалу мы с Антоном настаивали, чтобы Длинный забирал себе большую часть, но он пресёк эти разговоры одной фразой: «Сказал, делим всё поровну, и разговор окончен».
В моём кармане за каких то две недели оказалась сумма в тринадцать тысяч. Таких денег за это время я не смог бы заработать, если бы даже был полностью здоровым человеком с приличным образованием. И всё это происходило благодаря одному человеку – моему другу, который был скромным только в одном случае, - когда нужно было делить деньги и славу.
В последние два наших визита на кирпичный завод и пиццерию мне довелось лично вести переговоры. Я упросил об этом Длинного, потому что начинал чувствовать свою ущербность. Несмотря на то, что в эти разы всё происходило неуверенно и скомкано, результат в обоих случаях был положительным. Я понял, что это случилось только благодаря формуле Длинного, которую я заучил как мантру.
Успешное двухнедельное турне мы решили отпраздновать втроём в небольшом кафе с названием «Русь». Мы весело болтали, запивая пивом шашлыки, под аккомпанемент кавказского исполнителя, поющего в основном репертуар «Ласкового мая».
‒ Я хочу выпить за своего друга! – Я с трудом удерживал на весу огромный бокал, наполненный пивом. – За моего талантливого друга.
‒ За нашего…‒ попытался поправить меня Антон.
‒ Не перебивай, ‒ я метнул на него ревнивый взгляд. – Ты даже не представляешь насколько он талантливый. Да он, наверное, и сам не знает. Ему бы сейчас большим бизнесом рулить, а он тут с таким отребьем как мы ошивается.
‒ Ну это ты зря! – улыбался Длинный звякая своей кружкой об мою. – Я парни ничем не лучше вас. Антоха себе цену знает, а вот ты Саня себя просто недооцениваешь.
‒ Это точно! – Антон так сильно кивнул головой, что, казалось, она у него сейчас отвалится, и упадёт в кружку с пивом.
‒ Нет, Длинный, здесь ты меня не убедишь. В том, как ты общаешься с людьми, как ты говоришь, как ты умеешь убеждать, тебе нет равных. Так говорить я уж точно не буду никогда.
Длинный поморщился, словно услышал сущую нелепицу.
‒ Никогда не говори «никогда», Саня. Тебе мешает только одно, твоя неуверенность, которой, кстати, стало гораздо меньше, с момента нашего с тобой знакомства. Говорить, разговаривать это простейшая функция, которую осваивает каждый человек. Некоторые вон на трёх-четырёх языках уверенно болтают. Важно не то, как ты говоришь, важно о чём. Наших последних клиентов между прочим ты обработал и довольно успешно.
‒ Это я у тебя учусь…‒ я растерянно улыбнулся. – Но всё-таки, я считаю, что с этим талантом нужно родиться…
‒ Посмотри на тёлок за соседним столиком, ‒ вдруг перебил меня Длинный.
Я повернул голову и увидел, двух молодых девчонок, которые наклонившись, друг к другу через стол о чём-то задушевно болтали. Мой взгляд прилип к скрещенным под столом двум парам стройных ножек в чулках и волна неутолимого желания, словно разряд тока пробежала от головы до копчика.
‒ Ты не туда пялишься, ‒ оборвал мои грёзы Длинный. – Послушай, о чём они говорят.
‒ Ничего не слышно! – Действительно, голос кавказского певца не давал разобрать, о чём говорят девчонки, были слышны только интонации и обрывочные фразы, словно две птички пели на перебой.
‒ А тут и слышать не надо! Я вижу, что разговор там ни о чём. Это пустое сотрясание воздуха. Так собаки тявкают, или курицы кудахчут. Кроме эмоций там нет ничего. А в тебе, Саня, я вижу содержание. Ты не пустышка и даже то немногое, что ты говоришь, всегда чего-то весит. Твои несколько слов важнее, чем трели этих куриц. – Во время этой фразы Длинный почему то зыркнул на Антона. ‒ Главное, чтобы ты не зажимался, но это со временем пройдёт, поверь мне, дружище. – Он снова поднял свой бокал.
6
Длинный не любил Антона. Сначала я думал, что мне это кажется, но со временем убедился, что это так. В разговоре он часто пытался поддеть командира, и весь его вид при общении с ним выдавал его раздражение, которое трудно чем-то прикрыть. Поначалу я относился к Антону нейтрально и даже испытывал к нему тёплые чувства, ведь благодаря ему я попал в Ассоциацию и познакомился с Длинным. Со временем, благодаря влиянию Длинного, я тоже стал относиться к нему с неприязнью и опаской. Нет, мы никогда не проговаривали своего отношения к Антону вслух. Ни Длинный ни я в разговорах между собой не разу не говорили о нём в негативном ключе. Нам уже много о чём не нужно было говорить вслух. Мы чувствовали друг друга на уровне интуиции, как сиамские близнецы, как волчата из одного помёта.
За следующие две недели работы, мы принесли фонду триста пятнадцать тысяч рублей за вычетом наших тридцати пяти тысяч, взятых себе как проценты. Теперь можно было говорить, что мы обошли все более менее значимые организации в этом городе. Конечно, мы пропускали мимо внимания сапожные мастерские, булочные и маленькие ларьки. Длинный говорил, что от них много не поимеешь, только наездишься.
Итак, за один месяц мы пропахали весь город, прошли его по кругу и заработали довольно прилично, чтобы искать что-то мелкое в дебрях. Из пятидесяти восьми организаций, нам не отказали ни в одной. Вопрос стоял только в размере пожертвований. Теперь провалом считалось только та ситуация, когда у руководителей почти не было налички, и они отдавали небольшие деньги, коими теперь у нас считались суммы менее пяти тысяч. Рекорд в нижней планке побил директор автосервиса, который наскрёб нам по карманам триста пятьдесят рублей. Но и в этом случае выражение нашей благодарности и рукопожатия были такими же горячими как везде. Что касается самой большой суммы, то её мы получили на хладокомбинате, где энергичный директор, очень крупный мужчина, устроил экстренное совещание, на котором собрал деньги со всех подчинённых. Тогда мы унесли в клюве тридцать восемь тысяч рублей.
Переговоры теперь мы вели по очереди. Я упрашивал Длинного, чтобы он предоставил эту функцию полностью мне, на что он деланно обиделся, сказав, что я эгоист и хочу лишить его работы и удовольствия.
Но всё хорошее заканчивается. Закончились все красные точки, отмеченные нами на карте в первый день работы. Сражение было выиграно вчистую, и теперь возникал вопрос: «А что же дальше?».
‒ Ну и что дальше? – Я только что проглотил пятьдесят грамм ледяной водки и хрустнул крепким солёным огурцом. Мы снова сидели втроём всё в том же кафе «Русь», с тем же приподнятым настроением, в котором пребывали весь этот месяц.
‒ Как что? – Антон чуть не подавился куском жареного мяса. – Работаем дальше в этом же духе.
‒ В этом же не получится, ‒ вздохнул Длинный. – Золотая жила иссякла, все доходные места мы обошли. Город то не резиновый.
‒ Ну и что? Нужно ещё искать. Этих по второму кругу будем обходить. Да и что у нас свет клином на этом городе сошёлся? Поедем вон в Ё-бург. – Раскрасневшееся лицо Антона излучало жар, как инфракрасный обогреватель. Он не хотел мириться с мыслью, что всё идёт на спад, к завершению. Ему хотелось ещё, как маленькому ребёнку, опустошившему коробку шоколадных конфет, но продолжающему шарить жадным взглядом по комнате, в поисках ещё одной такой же.
‒ В Ё-бурге есть свои ассоциации. Не хотелось бы пересекаться с этими ребятами. Тебе дети лейтенанта Шмидта о чём-нибудь говорят? Ты «Золотого телёнка» читал? – Улыбался Длинный высокомерно глядя на Антона.
‒ Да ладно тебе нагнетать – тот раздражённо махнул рукой. – Да и здесь ещё можно много мест найти и по второму кругу…
‒ По какому кругу? Ты чё, хочешь каждые две недели к людям заявляться? А тебе не кажется, что это будет похоже на рэкет? У всех этих парней всё это ещё свежо в голове. Я не хочу, чтобы меня вместе с этой коляской с лестницы спустили! – Длинный закипел очень резко, неожиданно для меня, а в особенности для Антона, но выпустив пар, продолжил уже спокойнее.
‒ А на счёт того, чтобы ещё кого-то найти…Антон, здесь мы сделали всё, что могли. Если найдёшь ещё кого-то, пожалуйста, вперёд…
‒ Ну и что ты предлагаешь? – Антон уставился в тарелку с недоеденным мясом.
‒ Так этим вопросом Саня и начал наш разговор, ‒ улыбнулся Длинный. – Что я предлагаю? На этом фронте перерыв минимум на один месяц.
‒ И что прикажешь делать этот месяц? – Антон чиркал зажигалкой, которая не хотела давать огня.
‒ То, что мы и до этого делали. Наслаждаться жизнью. Мы с Саньком уже три футбола пропустили, в бане уже забыли когда были, да и полно ещё развлечений в этом городе. Тем более деньги теперь есть…‒ Длинный, обхватив меня рукой, крепко сжал моё плечо. – Весна вон пришла, а мы и не заметили. Радуйся жизни, Тоша, она ведь такая короткая!
Действительно, яркие тёплые лучи молодого солнца проникали в маленькую щель между плотными шторами и падали прямо в центр нашего стола. Антон понуро курил, и дым от его сигареты, как змея за лиану, зацеплялся за солнечный луч и долго неподвижно висел в нём.
‒ А тебе нужно подумать, куда деньги распределять. Мы же для этого их собирали. Как надумаешь, зови нас. Будем
