Введение
Позитивный смысл надежды во все исторические эпохи проистекает из того соображения, что нельзя надеяться на худшее, хотя оно тоже возможно, но за него отвечает не надежда, а феномен страха.
Однако противоречивость надежды состоит в том, что, предполагая благое будущее, она может ориентироваться только на прошлые знания, то есть всего лишь на их экстраполяцию в будущее, которое может не соответствовать этим знаниям, и данный фактор большей частью приводит к крушению надежд на благо, разрушая человеческую жизнь. Поэтому, по возможности, каждый человек должен пытаться переводить надежду в цель, для достижения которой он уже сможет не просто желать в ожидании, а выработать план действий с применением, по крайней мере, известных ему способов, способствующих достижению цели. К сожалению, большинство людей малоактивны и предпочитают ждать манны небесной, ориентируясь только на надежду, и получая чаще всего разочарование, да и то - в лучшем случае.
Собственно говоря, объективная причина недееспособности надежды - это почти полное отсутствие информации, которая может помочь перевести образ желаемого в реальность.
Негативизм надежды так же состоит в ее слабости, поскольку надеющийся на кого-то или на что-то человек не имеет уверенности в осуществлении надежды из-за отсутствия знаний о сути событий, и может только предполагать ход событий, в связи с чем вероятность осуществления искомого, не слишком высока, и она зависит большей частью от опыта надеющегося, то есть надежда в своем настоящем ищет опору в прошлом, предполагая желанное будущее, но при этом совершается чисто объективно масса ошибок и глупостей, которые существенно замедляют процесс развития.
Вместе с тем сравнительно краткая жизнь человека, в которой он мало чего успевает сделать, потому что не улавливает ход времени вследствие медленного развития самосознания и, стало быть, адекватного массового усвоения информации, поступающей в результате его же собственной деятельности, дает ему в начале пути всего лишь надежду на благополучное будущее, а в конце жизненного пути также оставляет человеку не более чем надежду на жизнь после смерти.
Получается, что надежда едва ли не главный феномен в жизни человека, несмотря на свою эфемерность. Это несомненно указывает на мимолетность и малозначимость человеческой жизни, как таковой, перенося центр рассмотрения реалий с человека на его сознание, поскольку остается только надежда на то, что, хотя бы оно не пропадает бесследно.
То есть и тут сохраняется лишь бездоказательная надежда, но всё же именно она способна ободрить или, по крайней мере, утешить человека в его отнюдь не бесконечной жизни.
Но сначала обратимся к идеям некоторых мыслителей по поводу надежды за последние несколько тысячелетий.
1. Исторический экскурс.
В своих «Диалогах» (Филеб) знаменитый философ древней Эллады Платон утверждает, что надежда есть ожидание блага, которое для разумных людей достижимо, а для неразумных (дурных) несбыточно.
Вместе с тем Платон считает, что надежда не зависит от человека, полагая ее привязку к нему довольно сомнительной (Тимей): «…Они (божественные существа) приладили к нему еще один, смертный вид души, вложив в него опасные и зависящие от необходимости состояния: …удовольствие, страдание, дерзость и боязнь, гнев и надежду, которая не в меру легко внемлет обольщениям» [1. Платон. Собрание сочинений в 4 тт. Т. 3. М. Мысль,1994].
Действительно, разумный человек не станет надеяться на невероятное, сказочное, глупое, но, тем не менее, вероятностный, неопределенный характер надежды предполагает в любом случае сомнительность надежды, поскольку пассивное выжидание может привести к чему угодно, если не действовать, а действовать, согласно Платону, тут невозможно, так как не имеется способов достижения желаемого. Очевидно, это и имел в виду Платон, утверждая, что надежда не зависит от человека. Тут же Платон подметил негативное свойство надежды, сказывающегося в ее частой неверности и обмане.
Указав совершенно справедливо на некоторые свойства надежды, Платон, тем не менее, не прояснил, откуда, собственно, надежда взялась, поскольку ссылка на богов указывает именно на это, и не дал четкого определения надежде, так как ожидать благ можно не только надеясь, но и подставляя руки под их поток, что случается не так уж редко.
Не менее знаменитый философ античности Аристотель полагал, что надежда – это сон наяву [2. Книга V, 1].
С этим утверждением трудно спорить, поскольку надежда всего лишь образ, а не реальный объект.
Однако вместе с тем надежда появляется не произвольно, как какой-то сон, а выдвигается человеком как перспектива на сей момент – в виде желаемого, но пока недостижимого, и тем не менее возможного, что само по себе делает ее «указующим перстом» для человека, позволяя ему не останавливаться на достигнутом, а заглядывать в будущее, которое благодаря надежде становится возможным в предпочтительном варианте, что настраивает индивида на оптимистичный лад.
То есть, Аристотель, подобно Платону, отметил лишь одну из негативных характеристик надежды.
Стоики сопоставляли надежду со страхом и ничего особенно приятного ни в том, ни в другом не видели. В частности, Сенека в своих письмах к Луцилию утверждал следующее: «Как одна цепь связывает стража и пленного, так страх и надежда, столь несхожие между собой, приходят заодно: вслед за надеждой появляется страх. Я не удивляюсь этому: ведь оба они присущи душе неуверенной, тревожимой ожиданием будущего. А главная причина надежды и страха – наше неумение приноравливаться к настоящему, и привычка засылать наши помыслы далеко вперед. Звери бегут только при виде опасностей, а убежав от них, больше не испытывают страха. Нас же мучит и будущее, и прошедшее…» [3. Письмо V].
Реалисты-стоики предпочли проигнорировать позитивное значение надежды для человека в жизни, склоняясь больше к мужеству, стойкости и терпению, хотя, конечно, человек всё же не зверь, и в трудную минуту надежда может его ободрить, но зато стоики в лице Сенеки совершенно справедливо указали на особенность и важность настоящего, поскольку в быстротекущей реальности прошедшее уже не вернешь, а будущее еще отсутствует, да и оно, вопреки всем расчетам, может обернуться в настоящем отнюдь не желанным, вопреки всем надеждам.
Стоики, предпочитая мужество надежде, имели в виду слабость и неверность надежды, которая, в частности, не способна повлиять на смертельный исход некоторых болезней близких людей, а последняя надежда на посмертную жизнь на самом деле недостоверна, так как с того света никто не возвращался. Поэтому, что же кроме стойкости может удержать от падения в пропасть отчаяния из-за собственной беспомощности.
Таким образом, стоики, так же как Платон и Аристотель, отметили негативный характер надежды, с тем отличием, что они акцентировали свое внимание не на ней, а на мужестве и терпении.
Если стоики в своих определениях надежды оперируют ею в рамках реального мира, обозначая тем самым, что всё для живого человека кончается с его смертью, то христианство в своем понимании о том, что возможности познания кончаются за порогом смерти, наоборот, выводит надежду за пределы действительности в потустороннее, предполагая спасение в нем как последнюю надежду, которая вместе с тем всегда утешит в любых тяготах реальности, определяя надежду в лице Филарета в «Православном катехизисе» как: «успокоение сердца в Боге с уверенностью, что Он непрестанно заботится о нашем спасении и дарует нам обещанное блаженство» [4].
Вместе с тем христианство указывает, что надежда в жизни есть проявление участия в ней Бога, способствующего стремлению человека к идеальному, то есть к справедливости, любви, добру, свободе, становясь уже не сомнительным ожиданием и обманом, а добродетелью.
В частности, русский религиозный философ А. С. Хомяков указывает на веру и надежду как на святые дары: «В символе веры заключается исповедание учения церковного, но, чтобы было ведомо, что и надежда церкви от ее учения нераздельна, исповедуется также и надежда ее: ибо говорится «чаем», а не просто веруем, что будет» [5].
С другой стороны, христианство не отличаясь фатализмом, не считает, что в мире господствует предопределенность, и поэтому оно не могло не признать надежду в качестве обладания «будущим благом», которое тем самым достигается [6].
Кроме того, надежда, как предполагает христианство в его утверждении идеального, способствует очищению, исправлению и покаянию.
В протестантизме надежда на земное благополучие в упорном труде соответствует следующая сентенция Христа: «Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю». (Евангелие от Матфея. Гл. 5 п. 5). А Лютер, в частности, заявил, что раз Бог создал человека для стремления к духовному и для реализации этой цели наградил человека теми или иными способностями и талантами, то единственным реальным способом для проявления этого божеского дара может быть только труд [7].
Надеяться на решение своих проблем с помощью Бога свойственно не только христианству.
[justify][font="Times New Roman",