Произведение «Евразийский вектор: цивилизационная идентичность современной России» автора Мириам Хагалас - Литературный сайт Fabulae (страница 1 из 3)

В дальнейшем понятие "русская идентичность" будет рассматриваться как концептуальная рамка, опирающаяся на устоявшиеся социально-философские категории, такие как "коллективная идентичность" и "цивилизационная идентичность". Эти концепции объединяет то, что они используются для обозначения идентичности на уровне нации, этноса, культуры, социума и государства.

Часть первая.
Восток, Запад и Россия.

История взаимодействия и попыток найти общий язык между культурами Запада, Востока и России часто предстает как цепь недоразумений. Возникает закономерный вопрос: насколько хорошо мы понимаем самих себя? И если понимаем, то насколько глубоко?
Проблема в том, что гуманитарные дисциплины нередко подвержены влиянию массового сознания, стереотипов, мифов, а также идеологических и властных установок. Если гуманитарная наука не справляется со своей задачей или справляется плохо, то, используя искаженные образы, представители одной культуры оказываются неспособными к продуктивному диалогу с другой. Они становятся заложниками мифов, где доминирует противопоставление "мы" и "они". Эта неспособность усугубляется тем, что неадекватные представления и мифы с уровня психологии, менталитета или массового сознания могут проникать в политику, идеологию и государственные установки.
Самосознание и коллективная идентичность формируются в процессе истории и культуры. Культура опирается на множество представлений и мифов, распространяющихся на протяжении всей истории человечества.
Нельзя забывать о чувстве превосходства, свойственном европейской культуре. Европейское мировоззрение часто несёт в себе черты завоевателя, колонизатора и проповедника. Эта особенность мышления сформирована историей империй и подкреплена соответствующей идеологией.
В качестве примера можно привести исследование "Ориентализм" американского ученого Э.В. Саида. Проанализировав различные источники, Саид приходит к выводу, что ориентализм – это не просто научное направление, изучающее Восток, а политическая доктрина, навязанная Востоку из-за его слабости перед Западом.
Саид утверждает, что западная гуманитарная мысль опирается на ориенталистский проект, рожденный стремлением европейцев к власти над Востоком и миром в целом. Когда мышление подвергается идеологической обработке, это ведет не к диалогу, а к монологу. Имперский комплекс становится барьером на пути к взаимопониманию между культурами. В его основе – стремление к доминированию в мировой истории, навязывание другим культурам выгодного, но искаженного образа. Саид считал, что ориентализм был создан для формирования удобного для Запада образа Востока. Это актуальная проблема, затрагивающая многие народы, включая русский.
Восток нередко представляется западному сознанию как своего рода утопия, близкая к дионисийской стихии, хотя и рассматриваемая как отклонение от нормы. Это отклонение, чтобы не разрушить культуру, ограничивается ритуальными рамками, как это было в Древней Греции. Несмотря на привлекательность образа Востока как Эдема, преобладает настороженное отношение к нему. Древние греки осознавали существование иного, враждебного мира, представляющего собой исторический вызов. Восток воспринимался как опасное, безликое пространство, способное к поглощению.
В Средние века, с проникновением ислама в Европу, этот образ Востока как демонической орды варваров, сеющей ужас и разрушение, укрепился. Отголоски этого восприятия можно найти в поэзии А. Блока. Страх перед исламом был вполне обоснован, учитывая завоевания исламских армий в VII-IX веках. Это восприятие Востока повлияло и на научную сферу, сформировав негативный образ восточного человека и пророка Мухаммеда.
Негативный архетип Востока периодически актуализировался в искусстве. Однако созданный в XIX веке образ Востока должен был уступить место реальному Востоку, сопротивляющемуся западному влиянию. Тем не менее, имперские амбиции, свойственные Британии и Франции, никуда не исчезли. Лидерство США после Второй мировой войны свидетельствует о возрождении имперского комплекса на Западе.
Сформированное в эпоху колониализма отношение к Востоку сохраняется, трансформируясь в ментальный фактор. На смену французской и английской империям пришла американская. Стремление Америки к мировому лидерству указывает на возрождение имперского комплекса, параллельно с аналогичными процессами в России. История империй сводится к империям подавления, осуществляющим экспансию и стремящимся контролировать другие народы и территории.
Концепция истории, представленная в работах Л. Гумилева, является важным шагом в понимании Востока и преодолении устоявшихся мифов. Она предлагает новый взгляд на историю России, которая ранее рассматривалась в контексте европеизации, начавшейся с реформ Петра I.
Хотя основной фокус Л. Гумилева направлен на российскую историю, он подчеркивает, что ее развитие тесно связано с взаимодействием различных этносов и культур. Поэтому Восток занимает важное место в его исследованиях, поскольку он оказывает значительное влияние на ход российской истории. В этом проявляется преемственность идей евразийства, которые акцентировали восточные корни России. Гумилев критически оценивает состояние географической науки XIII века, характеризуя ее как смесь мифов, легенд и преднамеренной лжи, основанную не на опыте, а на фантазиях, поддерживаемых народным легковерием. Европеизация России рассматривается как частный случай вестернизации, которая, в свою очередь, является очередным этапом глобализации. Однако этот процесс был использован для утверждения западного господства в мировой истории, что привело к его идеологической обработке. Гумилев отмечает, что предубеждения против неевропейских народов существовали в Западной Европе давно.
Азиатские степи воспринимались как обитель дикости и варварства. Эти взгляды укрепились благодаря авторам XVIII века, создавшим универсальные концепции истории, философии и морали, при этом обладавшим поверхностными знаниями об Азии. Россия также воспринималась как часть Востока, то есть как пространство дикости. Гумилев подчеркивает, что причисление русских к дикарям, угрожающим европейской культуре, основывалось на факте пребывания России в составе Монгольской империи и Золотой Орды. Эта концепция, по его мнению, была логичной, но не соответствовала действительности.
Эта устойчивая идея, бытовавшая не только среди западных мыслителей, но и у известных русских историков XIX века, воспринявших западный взгляд на Восток, утверждала, что русские земли поглотили силу монголов, остановив их продвижение в Европу. Даже А. Пушкин разделял это мнение, представляя, что Россия спасла Запад от порабощения. Л. Гумилев приводит слова Пушкина о высоком предназначении России, чьи просторы остановили варваров. В письме к П. Чаадаеву Пушкин писал о татарском нашествии как о "печальном и великом зрелище", считая Россию спасительницей западной цивилизации. Блок также придерживался этой точки зрения. Однако Л. Гумилев, уважая мнение исторического сообщества и выдающихся деятелей культуры, задается вопросом, действительно ли Европа была под угрозой монгольского завоевания?
Сопротивляясь этой укоренившейся идее, Гумилев сомневается, зачем русским людям XIII–XIV веков было защищать западных феодалов и рыцарей, которые сами наступали на Русь, притесняя "схизматиков". Гумилев утверждает, что о монгольском завоевании Руси не было и речи, а возрождение Руси после киевского периода зависело от ориентации Александра Невского на Восток. Это противоречит ориентализму и традициям отечественной историографии, находящейся под влиянием западной мысли. Гумилев подчеркивает, что выбор Александра Невского был единственно верным, иначе Русь постигла бы участь Византии, захваченной крестоносцами. Он указывает на превосходство рыцарских армий над раздробленными русскими дружинами и неизбежность войны, объявленной папой против православия.

Для понимания ситуации Руси в XIII веке необходимо учитывать концепцию пассионарности Гумилева, определяющую запас энергии этноса. Энергетический потенциал этноса не вечен и истощается со временем, определяя фазы подъема и упадка в его истории. В XIII веке Русь столкнулась с серьезным вызовом, будучи окруженной этносами, переживавшими период максимальной пассионарной активности. Западная Европа, высвободив энергию в крестовых походах, перенаправила ее на экспансию, что проявилось в деятельности Ливонского ордена, стремившегося к окатоличиванию русских земель. Одновременно монголы, также находясь на пике пассионарного подъема, создали империю Чингисхана, расширяя свое влияние.
В отличие от них, Русь, по мнению Л. Гумилева, переживала фазу обскурации, когда пассионарный импульс, породивший Киевскую Русь, ослабевал. Это ставило под угрозу ее независимость, грозя поглощением западноевропейским или монгольским миром. Таким образом, ослабленная Русь оказалась в эпицентре столкновения двух мощных пассионарных сил. Перед Русью стоял выбор между ориентацией на Запад или на империю Чингисхана. Александр Невский сделал выбор, который, согласно концепции Гумилева, был оптимальным.
Оценка деятельности Александра Невского не является новой. Еще в 1925 году историк-эмигрант Г. Вернадский, представитель евразийства, подчеркивал, что для Руси опасность исходила не только от степи, но и от латинской Европы в лице крестоносцев, нацеленных на Псков и Новгород после захвата Византии. Перед Русью в те времена стояла дилемма: ориентироваться на Западную Европу или подчиниться империи Чингисхана. Александр Невский сделал свой выбор, который Л. Гумилев считал правильным. Гумилев не был первопроходцем в такой оценке действий Александра Невского.
Выбор Руси в пользу взаимодействия со степью был продиктован обстоятельствами и, как показала история, оказался единственно верным, хотя споры об этом подходе Александра Невского продолжаются. Западное влияние, по мнению Г. Вернадского, несло угрозу православию, поскольку католицизм не проявлял терпимости к "еретикам", стремясь обратить их в "истинную" веру. Монголы же, напротив, отличались веротерпимостью, что способствовало сохранению православной церкви и, как следствие, русской культуры.
История Руси подтверждает это: подчинившись монголам, русские сохранили свою веру. Впоследствии, когда Монгольская империя ослабла, Русь, опираясь на свою веру, смогла восстановить силы и создать единое государство на рубеже XIII–XIV веков.
Религия играет ключевую роль в сохранении исторической преемственности и выживании цивилизаций. Даже если цивилизация оказывается на