- Стоять, суки! Руки за голову! Это спецоперация. Вы окружены.
- Тихо, тихо! Все уже сдались. Операция успешно завершена. Давай, лежим, не двигаемся. Все хорошо. Сейчас доктор придёёт. Он тебя подлечит, подлатает. Кто тебя так сынок? Ольга гладила его по голове, пытаясь успокоить.
- Вы все за это ответите…
- Крови много потерял. Надо срочно его раздеть. Давайте ребятки. Осторожненько.
Мы стали его раздевать, переворачивая с боку на бок. На нем была форма старшего лейтенанта, почти не ношенная, но превращённая в лохмотья. Оделся он явно по случаю служебной необходимости. Размотав с руки шарф, мы вдвоем с Антоном с трудом разомкнули ему пальцы и вытащили пистолет. Благодаря навыкам, полученным мною в армии, я без труда поставил предохранитель и снял обойму. Она была пуста. В стволе патрона тоже не было. Понюхав пистолет, я понял, что стреляли из него совсем недавно. Окончательно раздев полицейского, мы обнаружили, что его изрядно порвали. Мне, почему-то, сразу вспомнилась «рыжая бестия», жертвой которой я едва не стал.
- Так, давайте, мальчики, свободны! Ты, Алексей, останься, поможешь мне его приподнять.
Ольга с тазиком воды и тряпками уже обтирала раненого. Пришла субтильная Катерина с местной аптечкой в руках в виде коробки из-под обуви, в которой лежали бинты и разные пузырьки. Опустилась на колени и стала перевязывать полицейского.
- Ой, сдохнет он у нас! Чего делать-то будем? В больницу бы ему, - заголосила Катерина. Его, видать, волки подрали. А если бешенство?
- Не паникуй! Промывай, давай, забинтовывай и за шприцами поди. Антибиотики колоть придётся. Я так вижу, отца Демьяна надо звать! Может, обойдётся.
- К Есении надо идти, пусть вызывает!
- Иди уже! Алексей, подними его повыше, надо спину посмотреть.
Общими усилиями мы кое-как перевязали пациента и уложили на лежанку.
- Поди к ребятам. Скажи, пусть фонари ещё принесут. Света мало. Его подшивать, наверно, придется.
Я побежал в наше жилище. Там уже «вовсю пытали» трясущегося от пережитого Степана.
- Так это что же, волчары уже на поле нападать начали? Такого ещё не бывало. Может, ты мясо до этого в нартах своих возил, вот они и учуяли? – Санька, отчаянно жестикулируя руками, «допрашивал» Степана.
- Хорошо, я не сдернул. Искали бы меня до лета, – появившийся Игорь лохматил руками голову и причитал вслух, – надо же, отвело! А я, дурак, ещё не доволен был, что меня в «холодную» отправили. Жаль, спиртику нет. Ему бы сейчас в самый раз. Глянь, как его «колбасит».
- Человек, почитай за неделю, дважды чуть не стал кормом для серых сволочей.
Сергей долил чаю в стакан, который Степан держал двумя руками.
- Как всё было-то? Чего говорит?
Мой полувопрос шёпотом возымел действие разорвавшейся бомбы.
- Как чувствовал, что зря тебя сюда привёз. Мне теперя назад ходу нету. Эта «рыжая бестия» тебя стережет. Поди, к ней на встречу!
Степан метался по комнате, расплескивая на пол чай.
- Ментёнок етот, по твою душу сюды пожаловал. Говорил, рапорт к нему на тебя из Москвы пришёл. Из-за тебя всё! Жили - не тужили. Ты припёрса и вся жисть нашняя наперекосяк!
Мужики бросились его успокаивать, но Степан не унимался.
- Чего ты тут забыл? Статейку «накропать» в своёй паршивой газетёнке. Обосрать всех и вся в нашем Задрючинске? Давай пиши, валяй, позорь!
Мне стало не по себе.
- Извините, конечно! Но я никого обгаживать не собирался. Была мысль статью написать, но за эту неделю многое изменилось. Вы мне можете хоть что-то объяснить? Что произошло, и при каких делах здесь я?
- Да ты то, хоть, не кипятись! Стёпа, он на взводе весь. Не всякому довелось такое испытать. Они с тезкой твоим, Алексеем Игнатьевичем, к нам ехали. Должны были с утра приехать, а участковый этот его в соседнюю деревню принудил ехать, там у кого-то курей украли. Это, между прочим, крюк в пятнадцать верст. Потому и задержались. После обеда поехали. Как поле переехали и стали к Низменице подъезжать, глядят, а там волки то ли кабана, то ли лося завалили. Вокурат почти на самой тропе. Степке куда деваться. Либо обратно ехать , или мимо волков. Участковый давай, говорит, мимо проскакивай. Я, мол, пальну пару раз. Волки и разбегутся. Ага, разбежались! Он в них пальнул, а они их и обложили. Там через брод речку надо по лежнёвке переезжать. Тут их волки и приняли. Степка поумней, он с таратайки своей слезать не стал. А ментёнок, с дуру, спрыгнул, чтобы побыстрей через реку проскочить. Ну и проскочил, через волчьи зубы. Как отбился, богу весть, только запрыгнул в сани уже весь изодранный. Еле ноги унесли. Пока сюда ехали, кровью истек весь.
- Да, там Ольга сказала фонарей еще принести. Говорит, зашивать этого Алексея будут.
Ребята собрали свои фонари, в некоторых поменяли батарейки и отдали мне, чтобы я унес их в залу. Там уже принесли горячую воду и бинты. Катерина зашивала раны обычными нитками, предварительно пропитанными йодом. Иглу они умудрились «откалить» на зажигалке и изогнуть, чтобы удобней было шить. Меня заставили помыть руки с мылом в тазике с горячей водой и помогать переворачивать страдальца с боку на бок. Процесс почти завершился, как в зале подул небольшой ветерок. Мне подумалось, что кто-то приоткрыл окно, чтобы освежить зал морозным сквознячком. Женщины, оказывающие помощь раненому, расступились. Только Катерина дошивала последние раны. Над участковым, находящимся в полуобмороке, склонился седовласый старик. Меня отстранили от своих обязанностей, и я встал рядом с остальными, чуть поодаль. Катерина тоже отошла. Дед присел в позу буддийских монахов и распростер свои руки над телом пациента. Закрыв глаза, он стал водить руками над телом. Было ощущение, что от рук исходил свет, хотя, как я ни приглядывался, не мог обнаружить никаких признаков волшебной энергии. Чем больше я смотрел, тем больше впадал в состояние транса. Будто меня подключили к неведомому прибору, который тянет из меня жизненную силу. Постепенно я погружался в голубой туман, и все происходящее вокруг меня, перестало существовать. В теле появилась легкость. Потекли смутные образы моего детства, где я задорно смеялся. Бежал купаться и с аппетитом ел морковку, украденную в чьем-то огороде. Постепенно туман стал сгущаться, превращаясь в голубое молоко, а затем и вовсе я стал барахтаться в голубой глине. Воздуха мне уже не хватало, и я, как рыба на берегу, стал задыхаться. Вдруг резкий запах аммиака ударил меня в мозг. Глина разом превратилась в труху. Я же, глубоко вздохнув, ощутил радость от того, что еще жив.
Открыв глаза, обнаружил, что лежу на полу и Ольга опять сует мне в нос нашатырь. Старик исчез, как сновидение в раннее утро. Может, мне это всё показалось? Но нет. Вот лежит раненый и, причём, уже разговаривает о чём-то с Катериной. Нет, старик точно был. В бордовой тоге, под которой выглядывала оранжевая рубашка, какие носят тибетские монахи. Седые волосы стянуты в тугой пучок на макушке, руки с натруженными боевой закалкой пальцами, от которых исходил свет. Был или нет? Почему я опять валяюсь на полу, как после парилки в местной бане?
- Что случилось? Почему я в «отключке» опять?
- Ничего Алёша, всё нормально. Оказывается, не зря тебя ЕБэ держал. Ты, Алексей,- эгрегор[1]. Через таких, как ты, Земля богом дышит.
- А где этот, с бородой?
- Дед Мороз, что ли?
- Нет, нет, тот, что с пучком на голове и бордовом прикиде.
- Ах, этот. Так это отец Демьян был.
- А где он, мне с ним бы потолковать.
- Ушёл он. Полечил всех и ушёл.
- Куда? Я даже не видел, как он пришёл, а уже исчез.
- Так с ним всегда и бывает. Приходит, когда надо, из неоткуда, и уходит, когда захочет в никуда.
- Куда здесь можно уйти, лес кругом?
- Хватит об этом. Придёт время, может и поймёшь. Не поймешь, значит не судьба.
С этими словами Ольга подала жест всем удалиться, и за ними вышла сама.
Мы, с моим тезкой, остались один на один. Подойдя к нему, я увидел, что лицо его порозовело, и, несмотря на боль, он сохранял спокойствие.
- Оружие верни! Это ты, стало быть, из Москвы? Ищут тебя.
- Кто может меня искать? У меня никого нет. Я никому не нужен, и никто не знал, что я здесь.
- Ищет тебя жена. Она на работе вашей бучу устроила. Начальник твой в полицию заявил. Следователь из вашего РОВД был у вас на квартире, и Зинаида Макаровна Кощеева рассказала, что ты ее расспрашивал про эту обитель. Потому я здесь. Правда, не ожидал, что волки так распоясались в округе. Надо бы облаву объявлять.
- А мне говорили, что участкового здесь уже третий год нет. Бывший уполномоченный, говорят, в монахи подался.
- Так я здесь всего полмесяца, как приступил к обязанностям участкового уполномоченного. Я в ОМОНЕ служил. После ранения списали за косяки. Вот и оказался здесь в участковых. У меня здесь раньше дед жил, в Верхних Мороках. Бывал я в детстве здесь часто. Вот и решил, чем в городе без работы прозябать, лучше в участковых быть. Ну, это ладно. Говорят, ты меня от смерти спас? Спасибо, не забуду!
- Я? Ты что! Я в «отключке» по большей части был. Уж если кто и спас тебя, так это отец Демьян. Так, кажется, зовут того дедка, который над тобой колдовал. Ладно, ты отдыхай! Пойду я. Приятно было познакомиться.
- Бывай. Ты домой поспешай. Мало ли что там приключилось. Зря искать не будут.
Зайдя в мужскую половину, я сразу почувствовал, что отношение ко мне переменилось. Ребятки были не многословны, сторонились моего присутствия. Разговоры стали вполголоса. Даже Игорь виновато прятал глаза. Степан внешне успокоился, но нервозность всё равно пробивалась сквозь скупые фразы.
Я понял, что лимит моего пребывания в обители исчерпан. Как бы вскользь поинтересовался:
- Степан, ты надолго в обители пробудешь?
[justify]- Что мне тут, мёдом намазано? Завтра чуть