величия. Сопровождая парочку мы с Персивалем тащим за собой инструменты, лишние тряпки и прочие мелочи которые облегчат жизнь рыжему комочку меха, который жрица извлекает из металлического плена. Котлуша устраивается рядом наблюдая с какой бережностью его хозяйку укладывают на плащ Персиваля. Шёрстка, когда-то бывшая ярко-оранжевой вытерта и сиротливо светлеет на протёртых боках. Словно таинственные заговорщики мы собираемся вокруг, получая вторую попытку как следует рассмотреть внутреннее устройство машины, раскладывая вокруг инструменты и ощущая мерное, щадящее тепло голем-котла, подогревающего воду. Момент слабости Артемис, вечно задирающий свой усатый нос, вызывает искреннюю симпатию. И длится это пока она не вытягивает тельце, довольно скрежеща когтями о плотную ткань воинской накидки. Оставляя вокруг себя клубы нечёсаного ворса, она ложится на спину и снизу вверх поглядывает на Ахану, признаваясь — всё это представление было только поводом отойти подальше от остальных. Признаться, я удивлён. Не хитроумной уловкой, не коварством нашей спутницы, не подумайте, вовсе нет. Я был искренне обескуражен оказаться в числе доверенных лиц этой хвостатой язвы. Меняясь в лице, я стремительно понимаю чьи окаменелые ноги не могут занять заслуженное место рядом, а так же кто, превыше всех остальных, выбит из колеи этим фактом. С холодной решимостью мы все обратились во внимание.
Поверить в это практически невозможно, но пушистая возмутительница спокойствия не всегда была так хороша в истории, грамматике, речи, изобретательстве, изготовлении предметов, а также составлении планов и длинных списков собственных достоинств. Те бесхитростные дни сливаются в сознании серым облаком, переполненным разрозненными цветными вспышками, вынуждая скорее знать о них, нежели помнить. Тогда, воспоминания не казались важными или хоть сколько-нибудь необходимыми, а человеческий язык походил на своеобразный свод чужих эмоций. Хитроумная охотница жила вместе с другом и было в этом загадочном языке одно совершенно отдельное слово, которое делало человека ужасно грустным.
Однажды, его башню посетил человек похожий на кота, но ни человеком ни котом при этом не пахнущий. Назвавшийся Пять Орехов, он принёс целую прорву слов которые значили тем меньше, чем больше их становилось и ещё одно ожерелье в придачу — тот самый амулет который она носит не снимая. А потом табакси назвал то грустное слово, после чего друг удалился в лабораторию, изучать ожерелье. Он доработал вещицу для Неё. Дополнил. А после, дополняться смыслами начал весь прочий мир. Она начала думать, изучать и следить за ходом времени — его прошло предостаточно, прежде чем явились люди. Очень злые люди. И они миновали дверь. А это была Очень Умная Дверь!
Пока она рассказывает об этом, амулет действительно сидит как влитой на лохматой шее, ничуть не затрудняя движений, бордовый камень загадочно блестит — брат-близнец кристалла, покоящегося на лбу автоматона. Недавний ритуал, проведённый над великаном, обнажил затянувшиеся шрамы воспоминаний на шкурке великой изобретательницы. Тогда-то она и поняла как звучит то Грустное Слово. Каким смыслом оно обладает. Это — Кларисса. Видимо та была помощницей или ученицей волшебника и судя по немногочисленным упоминаниям, превратилась в животное из-за собственной гордыни и неосторожности. Всё сходится. Ритмично поколачивая плащ Персиваля хвостом, Артемис показывает юноше на многочисленные символы выцарапанные на механическом доспехе. Элрик, Её Человек, изучал самую различную магию. Далеко не все его эксперименты были обыденны или безопасны, поэтому и Кларисса действительно могла быть вовлечена в нечто демоническое, где повстречала сестру воителя в компании исчадий. Так или иначе, но Артемис думает, что злые люди пришли именно из-за неё — Клариссы.
Доверие к кудахчущей незнакомке стремительно тает. Нельзя привести мародёров в сокровищницу и рассчитывать на их благоразумие, интеллекта на подобный вывод мне хватает, хотя я и не был ученицей волшебника. Происходящее странным образом завязано на личности Пяти Орехов, его усы успели побывать во всех подозрительных делишках. Хватит ли ему ума и такта сохранять наши непрозрачно открытые и взаимно-заинтересованные дружеские отношения? Если так задуматься, клинок точно необходим Клариссе, а её хвостатому другу известно чего хотим мы. Мог ли он приукрасить могущество артефакта, дабы заинтересовать авантюрных незнакомцев, пытающихся решить свою демоническую проблему? А сама Кларисса? Без шуток про куриные мозги — достало бы ей одержимости обмануть табакси? Статус кво, эта шаткая, практически метафорическая доска перекинутая через бездну трещит по швам, а мы ещё даже как следует не вскарабкались на неё.
— Ну… если… если вы хотите… я… я знаю один способ… — еле слышимо шелестит голос Аханы.
— Пытки? Ох, Ахана, я даже не думала, что именно ты предложишь это! — мигом оживляется Тенебрис, переворачиваясь на все четыре лапы. Хитрые кошачьи глаза, мгновение назад бывшие блюдцами полными грусти, мгновенно начинают блестеть.
— Что?! Н-нет! Я… Это называется Воды Истины!
— Пытка Водой? Ох… как жестоко! Как коварно, Ахана!
Когда жрице наконец удаётся донести до нас свои мысли, в её голосе уже стоят слёзы. Вопреки жестокосердным восклицаниям подруги, вынашивающей планы мести и явно готовой хоть сейчас сварить наваристый куриный супец, прямо в Котлуше, Ахана предлагает способ расставить все точки над “и”. Воды Истины запретят лгать любому, добровольно согласившемуся участвовать в разговоре. Это может быть выходом, если Кларисса взаправду хочет помочь нам всем, а не себе одной. И даже если мы не получим ответов, нам дадут новую порцию отговорок, выводы из которых могут поселить в нас новую уверенность. Или подкрепить сомнения. Вот уже несколько месяцев мы путешествуем вместе, сообща сражаясь за выживание. Немыслимым образом дроу похитили целую свору необычных личностей и мне не меньше остальных известно насколько страшным бывает испытание правдой. Порой нам всем очень хочется утаить нечто, особенно когда крохотная тайна позволит выглядеть значительно лучше и привлекательнее, вот только… всеобщее выживание явно пересиливает чашу на которой оказывается единичное эго. Политика предельной честности кажется всё более необходимой, а значит Клариссе придётся согласиться с ней или проваливать.
Тем временем любознательный Стуул с невинной горячностью засыпал Ханаан вопросами, пока та мирно покачивала его на руках. Когда речь коснулась судьбы Дерендила Второго, эти движения потеряли плавность, отчего грибочек уже не плыл по неведомым морям, а скорее уворачивался от невидимых противников, следуя за руками чародейки. Дерендил Первый сидел погружённый в мрачные думы и как никогда походил на скалу в миниатюре. Отчаянный бросок за ускользающей жизнью увенчался успехом, но отчего результат оказался таким горьким? После воскрешения его разумный собрат перевоплотился в кваггота, читай зверя которых местные покупали, продавали и эксплуатировали без намёка на душевные муки. Сам околдованный эльфийский принц был эталоном изящества и грации, никакое массивное каменистое тело не могло скрыть их от окружающих, равно как погасить его силу воли, но что если?..
Сарит расхаживал из стороны в сторону, останавливаясь лишь затем, чтобы застыть над товарищем, пытаясь успокоить его. Произошедшее явно было дурным стечением обстоятельств, Подземье вообще щедро на подобные мрачные подарки. Не О Чем переживать, а если быть точным — есть о чём, но явно не об этом. Джимджар всё ещё стоял возле расщелины, опасливо выглядывая из-за угла. На окаменелом лице застыли изумление и страх, которым не было места в его повседневной жизни. Похожей припаркой для души врачует Дерендила и Ханаан.
Самоназванные учёные из Общества Великолепия называли состояние Принца безумием. Подобное отношение к заколдованному царевичу, застрявшему в чужом теле, вдали от родины, совершенно оправданно вызывало внутри неистовую злобу, отчего житейская истина сорвавшаяся с губ чародейки звучала особенно неожиданно. Всё это не имело никакого значения. Разве ему не нравилась его личность? Разве он сам не уверен в своих душе и характере, идеалах и убеждениях которые оберегают друзей, защищают страждущих и движутся в поисках способа разбить проклятие и вернуться в родные королевства? А коли так, какой смысл переживать? Пан или пропал, верно?
Лица спутников заметно светлеют от несокрушимой, беспроигрышной мудрости. Подземье это далеко не лучшее место для светлых эльфов, не близко оно и внимательной девушке. Вот только сама она не боится темноты. Никогда не боялась. Отпуская Стуула резвиться с товарищем, она достигает изваяния которое изображало подземного гнома. Линии были чудесны, качество исполнения и тонкость деталей снискали бы обожание со стороны множества ценителей, озолотив мастера и прогремев его именем на весь мир. До чего же горько было осознавать цену подобной красоты. Невыносимый вес правды стоящий за статуей Джимджара, увеличивал и без того немалую тяжесть камня.
Укладывая ладони на охладевшую голову спутника она поглядывает в направлении пещер где скрылась Ахана, раздумывая о том как было бы замечательно творить чудеса силой молитвы. Но хуже ведь тоже не станет. Закрывая глаза, девушка изо всех сил пытается достучаться до Мистры, умоляя проводить гнома через темноту забвения, даруя возможность жить и смеяться вновь. Именно она, Мать Всей Магии должна услышать её и может быть снизойти до этого безумного мира затерявшегося в глубинах каменных лабиринтов. Несколько минут спустя, Ханаан распахивает глаза. Отступая от изваяния, она чувствует как всё ещё напряжённо пульсируют кончики пальцев, принявшие холод каменной породы. На краткий миг, может быть на мгновение или даже парочку, на месте прикосновения ей видится слабое свечение. Семь ярких Точек.
Устраиваясь поудобнее в густых зарослях пещерных теней, чародейка ещё какое-то время раздумывает об исцелении Джимджара, прежде чем мысли возвращаются к злобе на кошку. Кларисса расхаживает между тоннелями накладывая какие-то чары, охранные или сигнализирующие. Жёлтые чешуйчатые лапки семенят по земле, оставляя в пыли примечательные
| Помогли сайту Праздники |