Часть Третья: Вынужденное взросление. Глава I

следы, похожие на веточки. Наблюдая за ритуалом и размышляя о грядущем чародейка гадает, не придётся ли ей злиться ещё и на курицу.

Когда Ахана в третий раз, ну вот точно-точно-преточно утверждает, что внутри доспеха не осталось и капли влаги, хвостатая интриганка забирается внутрь. Нагрудная пластина захлопывается, Персиваль забирает и отряхивает плащ, а мы с Аханой собираем инструменты. Поднимаясь с земли я буквально чувствую как недовольно гудят мои ноги, а дырка в животе начинает медленно глодать естество. Если бы я искал для неё имя, то назвал бы Акашей. Мы бредём обратно, спеша воссоединиться с остальным отрядом. Душевные излияния наполнили Тенебрис новыми силами — на протяжении всего пути она болтает не умолкая, рассказывая какие чудесные наручи нам оставила Матильда, какими полезными оказались особенные пуговицы, срезанные с плащей предательских тугоумных дроу, насколько ей хочется очень аккуратно вырезать око бехолдера для последующего изучения. В приступе неожиданной щедрости, изобретательница обещает поделиться с нами всем этим, включая работу по выковыриванию глаза, для которой ей нужна поддержка Персиваля.

Прерывает этот бурный поток размышлений, эхо подозрительного шума. Звуки, в которых мы уже безошибочно узнаём сражение, уводят нас в сторону через небольшой проход который раньше мы даже не заметили, так как двигались в другом направлении. Животные рёв и сопение нарастают. Напрягая ноющие стопы, я бесшумно бросаюсь вперёд, значительно опережая звонкий лязг доспехов.

Впереди разворачивается битва. Огромные существа, похожие на буйволов с широкими, выставленными вперёд рогами, жались друг к другу в попытке не подпустить змееподобных чудовищ. Десятки раз навьючивая таких за время сопровождения караванов и однажды едва не расставшись с жизнью под копытами одного из них, я слишком хорошо знал рофов, чтобы не узнать их, даже не смотря на некоторые отличия. Вторых существ я тоже узнал, и даже прикончил одного такого раньше, чем впервые увидел, кажется Сарит называл их гриками. Мерзкие ползучие твари совмещали в себе всё худшее — было у них и продолговатое, червеподобное тело и массивный двояковыгнутый клюв, какого у птиц не увидишь и целая россыпь щупалец вокруг того места, которое за неимением лучшего цензурного варианта, придётся обозначить как голову. Яростно извиваясь они обступали стадо, примеряясь к бокам наименее сильных и подвижных животных, пытающихся сжаться в сплошной рогато-шерстяной ком.

По мере нашего приближения, грики напирают всё сильнее, вынуждая вожака рофов издать громогласный рёв. Бросаясь на врагов он выигрывает сородичам время для отхода, но сам быстро валится на бок под хлёсткими выпадами хищных тварей. Исходя кровавой пеной, гордый зверь перестаёт дёргать ногами. Звуки жуткой трапезы отдельных чудовищ, первыми дорвавшихся до его туши, заглушаются грохотом удаляющегося табуна, но это и хорошо, ведь твари совершенно не чувствуют нашего приближения. Набрасываясь на раненых гриков мы повергаем в бегство большую их часть, успевая умертвить всего парочку. Сражением это даже язык не повернётся назвать.

Вблизи, павший роф кажется крупным даже по меркам своих собратьев. Вспоротое брюхо только-только начинало исходить на землю вишнёво-красным, выделяя чудовищное количество тепла и железистого запаха. Приближаясь к нему, Персиваль впечатлённо водит рукой по тяжёлым рогам, шикая на вездесущую Тенебрис, обрадовавшуюся было долгожданному ужину, состоящему не из сушёной рыбы и вяленого мяса. Застывая подле благородного зверя, пожертвовавшего собой ради спасения стада, парень кажется ещё более юным. Сосредоточенный взгляд и боевитая наружность уступают место ребяческому восторгу, вдохновлённому чужим примером. Латная перчатка касается широкого лба, взъерошивая короткую шерсть. Закрывая глаза, Персиваль произносит — “Я чувствую… его бой ещё не окончен”, ни для кого конкретно, словно случайно высказывая мысли вслух. Не отрывая ладони от существа, он оборачивается к нам и я разглядываю его искреннюю улыбку, пока юноша рассказывает о прежних временах. Тогда, такие как он, посвятившие жизнь служению цели более важной чем одна только человеческая жизнь, нередко устанавливали связь с героическими существами, чей дух был готов ответить на зов. Полностью концентрируясь на благоговейном восторге, Персиваль превращает прикосновение в ментальную связь. В тот же миг, силуэт массивного животного принимается дрожать. Запах смерти отступает. Тёплая волна прокатывается по округе заставляя шерсть зверя трепетать под ударами несуществующего ветра, взвиваясь золотистым вихрем. Мгновение. Удар сердца. Стоило лишь моргнуть и перед нами уже стоит полупрозрачный роф, в нетерпении бьющий по земле передним копытом. Шумно выдыхая воздух, бык поднимает перед собой клубы пыли, а после приближается и трётся о юношу своим широким, бесплотным боком.