Я неспешно шёл по лесу, вглядываясь в покрытую хвоей и листвой землю в поисках грибов. Корзинка постепенно наполнялась, солнце начинало припекать, и у меня появилось стойкое желание сделать привал, немного передохнуть и подкрепиться. Поискав глазами подходящее для отдыха место, я скоро обнаружил за деревьями небольшую полянку.
Выйдя на неё, я огляделся в поисках пенька или поваленного дерева, где бы можно было расположиться.
На другом конце поляны я, к своему удивлению, заметил небольшой, выкрашенный серой краской деревянный обелиск с маленькой звёздочкой на вершине. Перед ним виднелось углубление, заросшее травой, в котором угадывались очертания воронки.
На пирамидке виднелась выцветшая надпись, сделанная когда-то чёрной краской: «Ряд. Зорин А.И., 1942 год».
Я постоял перед могилой, которой собственно и не было: ни холмика, ни какого-то другого следа, кроме полузаросшей воронки. Казалось, эта пирамидка, стоящая у её изголовья, таким образом отмечала место гибели солдата.
Присев на пенёк и наскоро перекусив, я решил дойти до близлежащей деревни, которая, помнится, находилась километрах в пяти от этого леска. Мне почему-то захотелось купить цветы у кого-нибудь из сельчан и, вернувшись, поклониться павшему солдату.
Через час я уже подходил к околице небольшой деревеньки. Буквально сразу же, во дворе второго дома, я увидел копавшуюся в огороде пожилую женщину. За её спиной около стены дома была видна небольшая клумба с цветами.
– Простите меня! Здравствуйте. Не могли бы Вы мне помочь? – негромко окликнул я женщину.
Она устало разогнулась и из-под ладони посмотрела на меня.
–Заходи, милок, - махнула она рукой. – Какая нужда тебя привела?
Я открыл калитку и вошёл во двор.
– Я хотел бы купить у Вас несколько цветов для букета.
– Ишь, как ты далеко за цветами забрался. Небось девушке своей купить захотел? Вот только я что-то не пойму, кому же? В нашей деревне одни старики да старухи живут, молодаек, почитай, как лет пять уж ни одной не осталось.
– Нет, не девушке. Набрёл я в лесу, здесь неподалеку, на одинокую могилу погибшего солдата. Зорин его фамилия. Вот и захотелось мне цветы на могилу положить. Поклониться ему за геройский подвиг.
– А он цветы не очень жалует. Ему бы стопарик беленькой да маринованный огурчик на закуску. Вот это для него самое то.
– К-как же это… стопарик, огурчик? Он же погиб почти сорок лет тому назад. А Вы про водочку говорите.
– И-и-и, милок, – прищурилась старушка, – живёхонек он. Вон гляди, дом с чёрной крышей. Ну вон, где труба немного покосилась. Это как раз изба нашего «покойничка». Хочешь, сходи к нему, может, он расскажет, как ему, живому, памятник-то поставили. Только по дороге заскочи в сельпо, купи бутылочку. Иначе не разговоришь ты его.
Я зашел в сельпо, купил бутылку водки, банку каких-то огурцов и пошел к указанному мне дому на противоположном конце сельской улицы.
Подойдя к забору, я услышал стук топора и треск раскалываемых им поленьев. Уже немолодой, но еще крепкий мужчина сноровисто колол дрова и складывал их в поленницу за домом.
– Бог в помощь! – крикнул я и, когда мужчина остановился, добавил: – Вы Зорин?
Мужчина отложил в сторону топор, посмотрел на меня, подслеповато щурясь, достал из кармана пачку папирос, закурил и неспеша пошёл в мою сторону.
– Ну, я Зорин, – слегка глуховатым голосом произнес он, внимательно осматривая меня с головы до ног, потом, кивнув мне на калитку, сказал:
– Проходи, мил человек, гостем будешь.
Я торопливо, пока хозяин не передумал, прошмыгнул в калитку.
– Здравствуйте! Вы Зорин? А.И.?
– Да, Андрей Иваныч. А ты кем будешь?
– Я учитель истории, Сергей Георгиевич. Приехал сюда на летние каникулы к однокурснику. Вот с утра пошел за грибами (я кивнул на корзинку) и увидел старый обелиск, на котором было написано «ряд. Зорин А.И.» и год – 1942. Захотелось мне цветы положить на могилу павшего солдата. А мне сказали, что Вы живы. Простите за любопытство, как же так получилось, что могила есть, а человек жив?
Андрей Иванович молча досмолил папироску, аккуратно загасил окурок и спрятал его в карман.
Перехватив мой удивлённый взгляд, пояснил: с войны привычка не оставлять окурки где попало.
– Ну что? Пошли в хату, чайку вскипятим да погутарим, историк, раз пришел.
Мы зашли в дом. В небольшой комнате почти половину места занимала выбеленная русская печь, стол у окна, лавка вдоль стены, пара стульев. Небольшие, светлые, но уже потемневшие от старости занавески на окнах, на стене висела фотография молодой женщины, рядом с ней - фотография хозяина. В уголке еле тлела лампадка перед небольшой иконкой.
– Небось Нюрка, язва, соседка моя, сказала тебе пузырёк беленькой в сельпо взять? – Я молча кивнул. – Вот не верят бабы, что я после смерти моей Катеньки – он взглянул на фотографию на стене – не пью. Думают, что мужик горе должен водкой заливать. Я могу выпить, но, если я свои печальные мысли буду в рюмке топить, – сопьюсь. Так что спрячь, учитель, свою водку подальше, наливай чай. Беседовать будем.
Скоро на столе дымились две кружки крепкого, ароматного чая. Видимо, хозяин в заварку добавлял какие-то травы, потому что чай был необычный, но очень вкусный.
– Ну что тебе рассказать? – старый солдат отхлебнул кипяток и надкусил пряник. –Бои в сорок втором здесь шли ожесточенные. Наша задача была простой – не выпустить из окружения тех немцев, которые были напротив нас. Не буду долго рассказывать. Да и вспоминать это тяжело. Много наших погибло, – Зорин потянулся к пачке «Беломора» и закурил очередную папиросу.
– Меня с пулемётом определили в засаду, чтобы я мог огнем отсечь немецкую пехоту от танков. Я занял позицию, а потом, сам не знаю почему, вытащил свои документы и закопал их под большой сосной, надеясь, что после боя смогу их забрать. Когда началось наступление немцев, заговорил и мой пулемёт. Выпустив ленту по противнику, я рванул к ближайшему укрытию – небольшому кустарнику, замеченному ещё до начала атаки, но не успел добраться: меня накрыло взрывом и сознание померкло. Что было потом, не знаю. Через некоторое время я всё-таки пришел в себя и понял, что меня засыпало землей. Сильно болела голова, подташнивало, при попытке встать потерял равновесие и упал. Наскоро ощупав себя и не обнаружив никаких других повреждений, я осмотрелся. Пулемет превратился в груду металла. Бой шел где-то в стороне. Надо было пробираться к своим, но я никак не мог определиться, а где же свои?
Тогда я просто пополз с короткими остановками, чтобы перевести дух. Пару раз пробовал подняться на ноги, но головокружение вынуждало меня продолжать ползти. И вот таким образом я добрался до этой деревни. Сколько времени прошло после взрыва, не знаю. Около этой хаты и нашла меня Катенька. - Он снова посмотрел на портрет на стене. - Выходила она меня. Долго пришлось отходить от контузии.
– А документы? Как же без документов-то? – спросил я.
– А вот про документы я забыл. Забыл, что их спрятал, забыл, где именно. Помнил только, кто я, как зовут да откуда родом. Даже возраст свой помнил неточно.
Потом только узнал, что во время боя взрывом снаряда повалило ту сосну, и под её корнями нашлись мои документы. Обгорели они, но имя-фамилию разобрать можно было. А вот ни меня, ни тела моего не было. Нигде. Соорудили этот деревянный обелиск и написали, что рядовой Зорин А.И. погиб в 1942-м.
Я так и остался у Катерины. Ведь ни документов у меня не было, ничего. Думал добраться до фронта, но без бумаг я больше похож был на дезертира, а не на советского солдата. Меня ведь и шлёпнуть могли. Правда, смерть мне не страшна была, обидно было бы, если б погиб от своих же. Вот так до конца войны я и прожил здесь. Потом, конечно же, отправился в райцентр, дошёл до самого большого милицейского начальника. Ну и выложил ему всё как на духу. Повезло мне, что он человеком оказался. Внимательно выслушал, записал всё, что я мог вспомнить о себе. Получив ответы на свои запросы обо мне, вызвал обратно и говорит:
– Ну, Андрей Иванович, Вы, оказывается, пали смертью храбрых в боях за Родину. А из Вашего родного города пришло подтверждение, что родились Вы 22 ноября 1922 года, зовут Вас действительно Зорин Андрей Иванович, призваны Вы были районным военкоматом в первые дни войны и до своей «гибели» храбро воевали, как и положено комсомольцу. Выпишем мы Вам паспорт, а дальше Вы уж сами. Воскресайте.
Вернулся я домой и в первую очередь расписался со своей Катюшей. Стали постепенно налаживать быт, порушенный войной. В райцентре устроился работать грузчиком на базу, да все-таки старая контузия давала о себе знать. Пришлось уволиться. Устроился в колхоз сторожем, так и прожили вместе четверть века. Вот только деток нам бог не дал. А аккурат на мое 55-летие умерла моя любимая жена, и остался я здесь бобылём.
– А на могиле своей Вы были?
– К своему обелиску я всё-таки сходил, посмотрел. Катюша предлагала снести, а я подумал, что если живого человека «похоронили», то жить ему долго. Вроде есть примета такая. – Он улыбнулся сквозь дым папиросы
