Клад отца Иоанна

перед нами и перед дружками, чтобы скрыть свой страх!» - подумал я и, поняв это, вместо того, чтобы отступить, наоборот, шагнул навстречу бандиту и решительно сказал:
- Убивать я тебя не буду! А вот ножку прострелить, пожалуй, придется! В целях самозащиты... все-таки четверо на одного... Тут уж меня даже и земной суд оправдает! - и я, опустив ствол пониже, положил палец на курок.
- Ты что, сдурел?! - Ржавый от неожиданности замер, как-то глупо ухмыляясь. Потом оглянулся на товарищей, как бы прося у них поддержки.
- Оставь его, Ржавый. Этот и впрямь выстрелит! Ты его еще не знаешь! Это же отморозок! - вмешался вдруг брат Феодор. - Он такой же монах, как и я, только для понта поклоны кладет. Он в лагерь-то только из-за девчонки приехал... соскучился... амурчики здесь покрутить решил, на нашей природе... Ему человека завалить - все равно, что бурьян срубить! У него папочка богатый, за что хошь чадо свое отмажет.
- Что ж теперь, в ножки ему кланяться?! - взвыл Ржавый.
Он был готов растерзать меня на части, и только блеск ствола сдерживал его порывы.
- Ладно, Ржа, оставь их! - угрюмо произнес Кривой. - Сейчас у него сила. Попробуем договориться с парнем по-хорошему.
Слон лежал уже на боку и с интересом следил за нашей перепалкой. Мне даже показалось, что он восхищен моей отвагой.
- Ну ты, кабанчик, что ты из себя Рэмбо-то  корчишь! - не унимался Ржавый. - Ведь, если мы все сразу на тебя кинемся, что тогда делать будешь-то, а? Всех ведь не уложишь! Не «калаш»  в руках-то!
- Ничего, пару раз пальнуть успею, уж будь уверен! В тире мне нет равных по перезарядке оружия! - и я позволил себе улыбнуться, чтобы хоть как-то расслабить напряжение, сковавшее все мои мышцы. - Да и бью почти без промаха... Ну, давайте, вперед! Кто первым хочет? Может, ты? - я снова поднял ствол на Ржавого. - Уж в тебя-то я ни за что не промахнусь, это вопрос чести! А кто будет вторым? Ты, брат Феодор? Или сам босс? Давайте, кидайте жребий!
- Нет, вы видели? - осклабился худой. - Каков герой, а? Да я тебя один придушу, как гниду! - зашипел он и снова двинулся на меня.
Я напрягся и принял решительную стойку стрелка. Друзья не поддержали бандита.
- Да остынь ты, Ржавый! - снова гулко произнес главарь. - Нечего зря дергаться. Договоримся по-хорошему.
Пашка стояла у меня за спиной. Ее пальчики дрожали на моих боках, а ее горячее дыхание чувствовалось у меня на шее. И я вспомнил, что вот так, примерно год назад, мы стояли посреди заброшенного поселка лесозаготовителей, окруженные сворой свирепых диких псов. Только теперь эти псы были двуногими, но от того еще злобнее и коварнее... Смогу ли я одолеть их? Тут же одним криком не победишь... Как долго я могу продержаться? Пот ручьями стекал по моему телу, слепил глаза. От напряга начинались судороги. Конечно, если они все же кинутся на меня, вряд ли я успею выстрелить больше одного раза... И что потом? Кара наверняка будет быстрой и ужасной. И особо пострадает тогда Пашка... Может, лучше было бы сложить оружие и отдаться на милость врагу? Поколотят, конечно, крепко (особо станет упираться Ржавый), но достанется тогда лишь мне одному. И они смилуются над нами, и все обойдется. Эх, но как же не хотелось уступать этим гадам! Тогда ведь они еще больше почувствуют свою силу и вседозволенность, раз никто и ничто не может их остановить. Где же справедливость?
- Помоги, святой Георгий! - прошептал я. - Не дай, чтобы эти нехристи поругали нас, маленьких рабов Господних! Чтоб не возвысились они над нашей верой православной. Хотя, если угодно Богу, то я готов принять любое мучение за правое дело. Лишь бы клад отца Иоанна не пропал, не затерялся по заграницам. Чтобы святыни вновь вернулись к людям!
- А ну стоять все! - неожиданно заорал я. - Не то всех перестреляю, как бешеных собак, иуды проклятые! Чтоб вы больше не разоряли храмов православных, не торговали святынями нашими, не глумились над верой христианской. Никто меня за это не осудит! Понятно? - и глаза мои загорелись праведным гневом.
Я даже сам испугался своего крика. Двуногие опешили. Слон вновь уткнулся в травку, Ржавый даже отскочил шага на три, Кривой Назар вынул руки из карманов и опять опасливо огляделся. Лишь брат Феодор проявил ледяную выдержку и хладнокровие. Он стоял и все ухмылялся, глядя на нас, точно заранее уже знал, чем закончится весь этот спектакль, разыгрываемый на глухой лесной поляне. На несколько секунд воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь невинным пением птичек, порхавших где-то в высоких кронах деревьев. Я вдруг вспомнил, что мне всегда нравился образ героя-одиночки, хотелось хоть разок побывать в роли супермена, такого, как обычно изображают на рекламных плакатах крутых боевиков. Помните: крепко сбитый парень с бронзовой от загара кожей левой рукой прижимает к себе изящную красотку, а в правой - держит какой-нибудь ствол, типа автоматической винтовки М-16 и отбивается от окружающих их невидимых врагов. И все это на фоне джунглей, гор или водопада...
Подобный плакат долго висел в моей комнате, пока прошлой зимой я не заменил его на календарь с изображением Георгия Победоносца. И вот сейчас я очутился в шкуре супер-героя. А что, было похоже! Вот я стою перед лицом врагов; за спиной - славная девчонка, которая все надежды возлагает только на меня; мои загорелые бицепсы напряглись до предела; в руках, конечно, хоть и не М-60  с лентою через грудь, даже и не «калаш» с подствольником, но все же какой-никакой, а ствол! И все это на фоне дремучего леса, пронизанного первыми лучами солнца. Такое вот «Утро в сосновом бору»... Я подумал: «Эх, будь, что будет - лучше погибнуть героем, чем уступить этим шакалам. Буду стоять до конца!»
- Ладно, парень, давай потолкуем по-хорошему! - спокойно сказал Кривой. - Что ты нам предлагаешь?
- Вы отпускаете нас, мы забираем клад и уходим! Вот и все! - ответил я. - А вам, пока мы не выйдем к людям, останется только уносить ноги и заметать следы. Но я уверен, вас теперь уж точно повяжут!
- Что ж, деловое предложение! - усмехнулся главарь. - Уважаю крутых парней! Но скажу тебе чисто по-человечески, сынок, у вас весьма скверные шансы на успех. Отпустить мы вас отпустим. Да вы и так уже свободны, ступайте, куда хотите. Только вот разве вам унести с собой весь клад? Здесь только одних досок два десятка! Да и знал бы ты, сокол, в какой дыре мы находимся! Тут кругом одни топи и болота, дебри непролазные. Отсюда имеется лишь одна дорога, и о ней знаем только мы одни. Вам не пройти и ста метров, как увязнете в бучиле! И все добро пойдет псу под хвост!
- Ничего, как-нибудь прорвемся, не впервой! - отозвался я. - И не в таких дебрях бывали и ничего, вылезли...
- Напрасно ты геройствуешь, сынок, здесь до ближайшего жилья - 40 километров! И то еще надо знать, в каком направлении двигаться. У вас нет никаких шансов. И сами сгниете, и клад угробите!
Я задумался. Возможно, старшой и блефует, Мещера - не Урал, тут больше суток не поплутаешь, куда-нибудь да выйдешь: к леснику, к деревне, к дороге... А там, кто его знает, может, он и не лжет. Ведь не могут же найти до сих пор их логово... Что ж, в чем-то Кривой и прав: сил у нас, действительно, едва хватит, чтобы унести отсюда ноги, а уж с грузом и впрямь далеко не уйдешь... И все же расставаться с кладом отца Иоанна было просто невыносимо.
- Хорошо, ваша взяла! В таком случае я возьму с собой лишь ларец с драгоценностями, а все остальное милиция возвратит! - сказал я.
- Ха, видали, каков гусь! Драгоценности ему подавай! - ухмыльнулся Ржавый. - Уноси лучше свои ноги, пока цел! - и он нервно закурил.
- Что ж, мудрое решение, - согласился со мной Назар Кривой. - Башковитый ты малец, это точно. Все на лету схватываешь. Тебе бы к нам в группу... Давно бы уже на Канарах загорали, а не кормили тут комарье!
- Мы с вами разные, как день и ночь, - ответил я и опустил оружие, чтобы дать рукам небольшую передышку.
- Лады. Уже утро. Как говорится: время - деньги! А мы тут все стоим и пререкаемся. Вон уже все зверье собралось поглядеть на эту комедию! Пора кончать с этим. Давай, малой, бери, что хочешь, и дуйте, куда глаза глядят! И, извини, дороги мы вам не покажем, сам понимаешь...
- Как это, дуйте!? - возмутился Ржавый. - Назар, да ты что, охренел, в натуре! Отдавать золото этой сопле?! Да я...
- Не дергайся, Ржа! - осадил его главный.
- Пускай валят с золотишком! - и усмехнулся, - до первой топи, все побыстрей ко дну пойдут...
Худой недовольно отшвырнул папироску:
- Вот зараза...
- Да ты не переживай! - похлопал его по плечу старшой. - Досочки-то, они гораздо дороже этих побрякушек! Господь велел делиться! Верно, брат Феодор?
- Истину глаголешь, сын мой! - безразлично отозвался «монашек» и спрятал четки в карман. Вид его стал таким, словно он наконец сбросил с плеч какой-то груз, мучивший его все это время. Мне показалось, что брат Феодор уже знал финал этой разборки и поэтому понял, что наступил последний акт представления.
- Паш! Отходи к лесу! - сказал я. - Я сейчас возьму ларец и все, уходим отсюда!
В эти минуты я вдруг почувствовал, что тут что-то не так: не может такого быть, чтобы эти громилы так легко отпустили нас, своих главных свидетелей и обвинителей. Не должны же они были уступить одному подростку, пусть хоть и вооруженному. Наверняка Кривой задумал какой-то коварный план и вряд ли он надеется на то, что мы вернемся сами обратно, поблуждав по непролазным болотам. Хоть я и почувствовал внутри горький привкус серьезной опасности, но все же решил идти до конца, невзирая ни на какие выкрутасы бандитов. Как в одной песне поется: «И кружил наши головы запах борьбы ...». Когда Пашка отошла за деревья, я, презирая всякую опасность, размашистыми прыжками бросился к толстенной сосне, возле которой лежали какие-то ветки, наподобие лежанки, за которыми высилась пирамида, накрытая брезентом. Там были не только сокровища отца Иоанна, но и все, что награбили бандиты за последние месяцы. Бандюки безучастно взирали на мои действия: Феодор стоял с закрытыми глазами и вдыхал ароматы утреннего леса, Кривой вообще отвернулся от меня и шарил в кармане куртки, Слон сидел на коряге, поглаживая свой лоб, и только Ржавый, как-то нервно подергиваясь, кидал в мою сторону косые взгляды. Я уже был в нескольких шагах от клада, как произошло нечто ужасное. Уж такого расклада я никак не ожидал и поэтому оказался совершенно беспомощным перед коварством бандитов. Если святой Феоктисте удалось улизнуть от свирепого Низара, то я, по своей греховности, угодил прямо в лапы Назара Кривого. Вы не представляете, ребята, какое это пренеприятнейшее чувство, когда ты вроде бежишь, твердо ступая на землю всей своей массой, и вдруг ощущаешь, что под ногами больше ничего нет! И ты, потеряв эту нашу самую главную опору, летишь всем своим существом в какую-то прорву, в страшную неизвестность. В раннем детстве такое случалось со мною во сне. Бывало, сорвешься в пропасть и летишь, летишь, ожидая, что вот сейчас будет удар и ты рассыплешься на мелкие кусочки. Но дна все нет, а ужас нарастает. И когда больше не было сил терпеть это, я вскрикивал и просыпался.
- Что случилось, сыночек?! - подбегала мама.
- Сон страшный, мам! - отвечал я, дрожа всем телом. - Я упал в пропасть!
- Не бойся, сынуль, это ты просто растешь! - весело отвечала мама и нежно гладила меня по голове.
Я быстро успокаивался, но не понимал, как же так можно