Клад отца Иоанна

искать в первую очередь. И искали ведь и у нас. Все вокруг Никольского-то перелопатили и в подвалах шарили. Да и пол тут не раз меняли, и кровлю... Нигде ничего не попадалось... Разве что тайник какой имеется мудреный. А как сделали в церкви склад да завезли туда всякую гадость, так никто с тех пор в храм и не ходит. Там и сейчас так воняет, как на поле во время подкормки удобрениями. Долго в этом помещении находиться не разрешают, угореть или отравиться можно, во как!
Поэтому и стоит наш храм целешенек. Никто не хочет брать себе для хозяйства аммофосные бревна, доски или кирпичи... И восстановить не восстановишь, так вот и стоит горемычный, как памятник безбожным временам. Эх-хе... - вздохнул дядя Миша и перекрестился, потом добавил: - Я вот как думаю. Клад, скорее всего, скрыт где-нибудь в лесу, в земле, в надежном убежище... А знает о его нахождении, похоже, один Господь! А то, вон, некоторые наши уверяют, что клад этот в озере лежит, что близ Преображенского-то находится, ну, вы знаете... (Мы согласно кивнули). Но я в это не верю. В воде все быстро придет в негодность, как ни хорони... Да и прошлым летом какие-то мужики из города приезжали, шарили, говорят, по дну, да ничего не нашли, кроме ракушек да пиявок. Такие вот дела, ребятушки. И мой вам совет - лучше вы этот клад не ищите. Здесь его все равно нет. А начнешь искать - только зря потратишь и силы, и время. Лучше уж вы потихонечку восстанавливайте храм, а мы уж потом всем миром как-нибудь его украсим и обустроим. Надо же как-то расплачиваться за грехи наших отцов и дедов...
Мы поблагодарили дядю Мишу за его столь интересный и содержательный рассказ. Трава уже была собрана и уложена на подводе в виде большой и ладной копны. Косарь остался очень доволен нашей работой и сказал, чтобы послезавтра мы зашли к нему за молочком, которое он решил подарить нашему лагерю. Потом дядя Миша тронул кобылу и направил повозку к своему двору. Мы пошли рядом, чтобы посмотреть, где он живет, и заодно взглянуть на руины дома отца Николая. Косарь расспрашивал нас о ходе восстановительных работ, и мы охотно рассказывали ему о проделанном уже труде. Когда проходили мимо каких-то густых зарослей, дядя Миша, небрежно махнув в их сторону, сказал:
- Ну вот, это и есть батюшкин дом... Как видите, одна поросль и осталась.
Зрелище, действительно, было малоприятное. Среди густого бурьяна и высоких кустов ирги и акации едва-едва виднелись мшистые и закопченные жалкие останки кирпичной кладки. Какая-то пестрая птичка, соорудившая себе гнездо в этих зарослях, живо порхала над развалинами и весело щебетала, не обращая на нас никакого внимания. Да, пытаться искать что-то среди этого нагромождения камней и корней было просто бессмысленно. Мы с минуту постояли возле зеленого островка и, вздохнув, побежали догонять повозку.
Дядя Миша угостил нас квасом, и мы, попрощавшись с ним, поспешили обратно к магазину. Петька ехал на своей Зоське еще в начале улицы, поэтому мы избавились от лишних объяснений по поводу нашего отсутствия. Я купил всем по мороженому, а кобылку угостил маковым рогаликом. Мы уложили сумки на подводу и, усевшись рядом с ними, не спеша покатили по лугу, залитому знойным маревом полдня. Петька опять был без рубашки, и его шоколадное тело вновь впитывало в себя жар нещадных солнечных лучей. Я подумал, что пацан уже к концу июня наверняка превратится в негритенка, и тогда даже Зоська перестанет узнавать его!
- Петь, ты бы накинул чего, нельзя же так сильно обгорать! Вредно это, - упрекнула его Прасковья.
- А, ерунда! - отмахнулся возница. - Мой папка, знаешь, какой всегда черный ходит, и ничего! У нас в роду все загорелые были... Это вы, городские, жары боитесь. А нам привычно. Без солнца ведь ни одно растение нормально не растет...
- Уж больно ты умный! - хотел было я осадить зарвавшегося пацана, но не стал вступать в пререкания, а лишь только сильно икнул. Видать, холодный квас поудобнее устраивался в моем животе.
- А как вы думаете, где же все-таки может быть спрятан клад отца Иоанна? - спросил Петька, понукая Зоську хворостиной.
- Скорее всего, где-нибудь в лесу, в какой-нибудь просторной укромной землянке... - отозвался я. - А вот в Никольском некоторые считают, что клад лежит в нашем озере, где мы все купаемся по вечерам.
- А что, может он и там! - оживился Петька. - Я один раз нырнул на глубину и видел там какие-то кочки на дне, илом уже сильно затянутые... Вроде как сундуки стоят и сосуды разные...
- Ха! Сундуки! - хмыкнул я. - Слыхал, что батюшка вчера рассказывал? Там уж и без тебя ребята поработали, да только одних пиявок и нахватались. Нет, я уверен, что клад отец Иоанн в озере или болоте прятать ни за что бы не стал. Во-первых, в воде все добро пропадет; во-вторых, если все ящики и сундуки хорошенько конопатить, то на это ушла бы уйма времени, а он спешил, да и плыть на озеро, на глубину, лодки нужны. Клад может быть только в лесу!
- Ну тогда нам сокровищ этих никогда не найти! - вздохнул Петька. - Лесов-то у нас пропасть... Без карты там уж точно ничего не отыщешь... Ну а в той записке, что я нашел, о чем говорится, вы как думаете?
- Э, брат, тот клад, к сожалению, уже давным-давно найден и без нас. Если честно, в нем ничего ценного-то и не было. Как писал отец Иоанн, так и вышло. Чей-то похоронный набор в ларце хранился. Может, батюшка Николай держал про запас...
- Зачем же тогда такой мудреный стих для этого писать? - удивился Петр.
- Я так думаю, что этот мини-кладик был лишь наживкой для того, чтобы пустить рьяных кладоискателей по ложному следу, отвлечь их от поисков основного захоронения. А дома отца Николая, о котором в записке говорится, больше в природе не существует. Там тоже все перерыто, но ничего не найдено... Так что всем нам следует успокоиться и смириться с тем, что клад батюшки Иоанна - это «прекрасное далеко».
- Да, жаль, а то было бы неплохо все-таки найти сокровище, и тогда Преображенский храм можно было бы классно обставить...
- Ничего, обставим со временем. Главное - само сооружение восстановить и отделать. Как говорится: были бы кости, а мясо нарастет! - сказал я и покосился на ворон, печально круживших над пустыми глазницами колокольни Никольской церкви.
- А чего же энти, как их... «черные копатели» не роют здесь? Тут ведь никто ни за чем не смотрит! - сказал Петька, кивая на окрестности храма.
- А ты попробуй, покопай! Чуешь, чем пахнет? - усмехнулся я.
Пацан повел носом и сконфузился:
- Ну и вонища! Чем это так прет?
- То-то, а там, внутри, даже и стены все пропахли этим! Да тут раньше тоже искали, как и у нашего храма, но ничего не нашли, поэтому любителей лопатить вонючую землю почем зря заметно поубавилось...
Немного помолчав, Петька вновь оживился:
- А слыхали, в соседнем районе вчера ночью местную церковь грабанули? Сторожа связали и вынесли все ценное!
- Нет, не слышали! - удивились мы.
- У нас в селе уже с утра судачат об этом. Это ведь уже пятое ограбление в наших краях с начала мая. Говорят, это дело рук банды Назара Кривого. Он давно уже в розыске, да никак вот прихватить этого бандюгана не могут. У него всюду свои люди расставлены! Предупреждают, если что...
- А что воруют-то? - спросила Пашка.
- Да все более-менее ценное: иконы старинные, украшения... Говорят, потом все это за границу сбывают за большие деньги! В прошлом году в соседней области тоже такая банда орудовала. Награбили добра на несколько мильонов баксов! А потом легли на дно, затихли, все следы замели... И вот с весны подобное и в нашей области началось. Скорее всего, это везде банда Кривого действует, он матерый бандит. Он вроде даже, как «вор в законе». За разбой и кражи не раз на зоне щи хлебал, а вот теперь на церковное добро переключился.
- Да как же так можно, храмы-то разорять! - искренне возмутился я. - Как у них только руки-то поднимаются на святое!
- Поднимаются вот, - вздохнула Пашка, теребя полураспустившуюся таволгу. - Много сейчас стало таких личностей, которые и Бога не боятся, и людей не стыдятся!
- И как их только Господь терпит-то! - возмутился Петька.
- Мы, значит, восстанавливаем храмы, а эти христопродавцы их опять разоряют! Как это все понимать? - гневно говорил я. - Да за такое руки отрубать надо бы! Ведь в старые времена даже и статьи-то такой не было в уголовном кодексе, как, например, покушение на батюшку или на церковное имущество. Да разве они люди после этого? - я еще долго изливал душу.
Мои спутники слушали меня молча и только вздыхали, не зная, что и добавить к моим словам и как меня утешить. Настроение у нас совсем испортилось. Поэтому когда я выговорился, то остаток пути мы ехали уже молча и угрюмо. Зоська и та брела, понуро повесив голову. Но вот когда подвода въехала на гору, и мы увидели Преображенский храм, обрастающий строительными лесами, и толпу резвящейся возле него ребятни, то я подумал: «Э, нет, господа бандиты, не будет по-вашему. Восстановим мы и этот храм, и все другие, и ничего вы не сможете сделать! Руки коротки, чтобы обокрасть нашу веру православную. Ничто и никогда ее не погубит! Мы будем строить, украшать, расписывать храмы и бороться с вами, гнусными расхитителями святынь. И Господь нам поможет в этом: укрепит, защитит и даст сил и терпения, чтобы противостоять злу. А всех богопротивников ждет печальный конец и геенна огненная. Аминь». Я приободрился и спрыгнул с подводы. Крикнул «зернышкам», чтобы встретили нас и помогли перенести вещи. Пашка и Петька, видя, как я повеселел, тоже утешились и успокоились. У нас ведь было общее дело. Оно ждало нас, и мы не имели права впадать в гнев и уныние из-за коварных происков злых сил. Прибежавшие ребятишки доложили, что несмотря на все их старания, клад отца Иоанна им найти не удалось: они и стены простукивали, и землю щупами тыкали, и все окрестности тщательно осмотрели на предмет каких-нибудь подозрительных углублений, но все было тщетно. Я дал им отбой и вкратце описал итоги нашей разведки в Никольском. Ребятишки, конечно, огорчились, что сокровище отца Иоанна находится совсем в другом, никому еще не известном месте, но духом не пали и сказали, что Господь им обязательно рано или поздно откроет эту тайну. Мы с ними согласились и отправились готовиться к обеду...
Ночью я опять долго ворочался, меня мучило какое-то странное ощущение того, что клад все-таки находится где-то поблизости и мы обязательно его откроем. Потом эти радостные предчувствия сменились тревогой, так как я подумал, что, наверное, лучше пока сокровища не тревожить: в окрестностях рыщут преступники, а храм еще не восстановлен, и как бы нам не потерять эти богатства, едва их обнаружив.
От волнения я выбрался из палатки и прошелся по спящему лагерю. Проверил, как несет службу дневальный, и впервые пожалел о том, что «зернышки» жили совсем беспечно, даже не имея должной ограды... Хоть бандитам, конечно, брать у нас было нечего, да и вряд ли они сунутся сюда, все же на душе было как-то тревожно. Немного себя успокоив, я вновь отправился спать, но близ лазарета столкнулся с братом Феодором, который спешно шел в свою палатку и нервно перебирал на ходу четки.
- Не спится, брат Георгий? - спросил монах, усмехнувшись. - У кого много забот, тот чаще страдает...
- Это точно! - согласился я.
- Ты лучше помолись и сразу успокоишься! - посоветовал брат Феодор.
- А кому? И о чем? -